Яна Розова - Безмятежное зло
– И он согласился платить?
– Мы оба…
По сути, на этом Феня могла бы завершить знакомство с Бескаравайным. Какая разница, что связывало этих мужчин, если у Дмитрия есть алиби? К тому же, стало ясно, почему Лада не хотела отдавать ноутбук – она скрывала возможный мотив убийства своего мужа. Свой собственный мотив!
Но в том-то и дело, что Феня была неприлично любопытной и обожала находить подтверждение своим предположениям о чужой жизни.
Оставалось только разговорить собеседника. Вспомнив простое правило «Хочешь что-то узнать – рассказывай сам», Феня разоткровенничалась, живописуя трагедию в горах: как она увидела убийцу, как увидела Вадима, что происходило дальше.
Бескаравайный слушал, глотая слезы, иногда закидывая голову, чтобы не позволить тяжелым каплям покатиться по щекам. Постепенно успокаивался, посматривая на Феню, и даже кивал в такт ее словам, а вскоре и заговорил…
На обратном пути в Гродин Феня поздравляла себя с победой. Пусть она не приблизилась к убийце, зато – нашла ответ на собственный вопрос: почему Кокарев, оставив пожилую любовницу, завел молодую жену. Ответ оказался прост: за своими нестандартными, вызывающими пересуды отношениями с женщинами, он скрывал долгую истинную страсть к мужчине. Причем, почти двадцать лет!
Феня восхищалась хитроумием Вадима – Одиссей курит в сторонке! Он афишировал свой роман с женщиной старше его на много лет, подсовывая лакомый кусок всем любителям сплетен. Ему мыли кости, его обсуждали на каждом углу, он стал притчей во языцех – зато свою истинную любовь сохранил в тайне! А когда Мария Ивановна решила прервать их отношения, Кокарев сумел снова возбудить горячий общественный интерес к своей личной жизни, женившись на своей студентке. Новая ширма скрыла старый секрет.
И все эти годы почти каждые выходные Вадим уезжал «в горы», но не добирался до Домбая, а встречал на дороге возле поворота на поселок Энергетиков любимого мужчину и отправлялся с ним в уединенные природные уголки ради нескольких часов свидания.
Иногда ему приходилось доказывать свое увлечение лыжами – тогда он ездил в горы с женой, притворялся, что наслаждается процессом, умело маскируя свое желание бросить весь этот балаган, чтобы остаться навеки в поселке Энергетиков.
Недаром Мария Ивановна описывала их любовь, как чувство исключительно духовное. Изображать в постели страсть к женщине Вадиму было непросто, а вот все остальное у него получалось просто замечательно.
Вся эта история в духе «Горбатой горы» показалась Фене не слишком яркой и драматичной – все, как и у всех, только однополярное. Кокарев и Бескаравайный учились в одном классе. Летом после девятого года обучения они со сверстниками отправились в туристический поход. Что уж там было на душе у обоих до того момента, как Димка и Вадик оказались ночью вдвоем в одной палатке, Феня могла только предполагать, но стоило им остаться наедине, как оба поняли, чего им хочется. Так начались эти отношения.
О внешней стороне жизни Вадика Дима знал все. Любовники имели привычку обсуждать женщин Кокарева. О Марье Ивановне они говорили по-доброму – Кокарев, в определенном смысле, любил и уважал ее. Дима клялся, что они ни за что не позволили бы ей узнать правду именно потому, что такая правда ранила бы ее.
А вот Ладу Бескаравайный невзлюбил. Сначала Феня решила, что он ревнует, ведь Лада была красоткой, Вадим проводил с ней дни и ночи, так что можно было бы и заревновать. Седина в бороду, так сказать, бес – в ребро. Но Феня ошиблась. Бескаравайный считал ее недостойной составлять даже липовую пару его прекрасному другу. Вадим рассказывал о Ладе, как о девушке жадноватой, с дурным вкусом и не слишком хорошо воспитанной. Она требовала, чтобы свою любовь Вадим подтверждал дорогими подарками, а иначе Лада организовывала ему жутчайшие обструкции – с дикими скандалами и недельными бойкотами. В таких условиях Вадим не мог работать, а ему надо было вовремя сдавать статьи в журналы, готовиться к лекциям, читать рефераты своих студентов. В итоге он откупался от жены какими-нибудь побрякушками.
С каждым месяцем претензии Лады росли, словно кусты амброзии на солнечной полянке. После украшений потребовалась шуба, потом – поездка за границу, а недавно она возжелала машину.
Кокарев сожалел, что связался именно с Ладой, ведь мог выбрать кого-то более человечного. Отношения между супругами с каждым днем портились…
По дороге назад Феня снова читала Кинга, а прибыв в свою любимую квартирку, позвонила Валерке и рассказала ему о своих открытиях.
Парня в горы тяни
Валерка ворчал на Феню за самодеятельность:
– Надо было мне сказать, что ты едешь к новому свидетелю!
– Ага, – согласилась Феня. – Но теперь поздно об этом говорить.
– А о чем теперь говорить не поздно? – Подозрительно спросил Валерка.
– Давай, с Марией Ивановной встретимся. Интересно, как она с Хвостовым пообщалась?
Тушкан поднял бровь: идея была неплохая – Мария Ивановна могла бы подсказать, к какой версии склоняется официальное следствие.
Через полчаса Феня и Валерка уже стояли у квартиры Марии Ивановны. Феня нажала на кнопку дверного звонка. Трели разнеслись по квартире, но ничьих ушей, видимо, не достигли. Феня набрала номер мобильного телефона Марии Ивановны. Телефон подал голос из-за двери.
Коллеги переглянулись.
Детектив набрал номер Олега Кокарева. Парень отозвался, сказал, что не ночевал дома, но сейчас приедет.
Валерка нехотя позвонил Хвостову. Сотрудники полиции прибыли через полчаса, и до их приезда детективы скучали под дверью. Почти следом за полицией явился и Олег.
…Он отпер дверь, но внутрь квартиры его не пустили. Сначала вошли полицейские, за ними – Валерка. Феня попала в спальню Марии Ивановны следом за Кокаревым-младшим. Из-за такой очередности Феня позже всех увидела тело Марии Ивановны, но зато первой – лицо ее сына. Увидев мать, он сначала ахнул, а потом – громко выдохнул и отошел в сторону, словно бы происшествие к нему отношения не имело. Фене показалось – чувства его обуяли самые противоречивые: может, ужас и облегчение, а может – злорадство и раскаяние. Еще возникла версия, что Фене все это мерещится, так как в коридоре было темновато.
Мария Ивановна лежала на своей кровати – спокойная и мертвая, что подтвердил и врач из скорой, которого вызвали полицейские.
– Самоубийство? – Спросил Хвостов, как и прежде напоминавший земноводное, только что вылезшее из замшелого пруда.
– Возможно. Отравление.
Врач указал на постель за телом бедной Марии Ивановны, на шелковом покрывале подсыхали остатки рвотных масс.
Тело унесли.
Олег вышел на балкон и закурил. Феня юркнула следом за ним, для приличия тоже прикурила сигарету. Она никак не могла сообразить: с чего начать разговор, но Олег сам его начал:
– А правда, что Ладка сказала, будто я Вадика прирезал?
– Я не в курсе, – ответила Феня.
Она надеялась узнать что-нибудь интересное, но сейчас ощущала только стойкую тошноту при виде маленького личика парня и его наглых глаз.
«Крыска! – Определила про себя Феня. – Он просто Крыска!».
Крыска же продолжал вещать:
– Мне один мент сказал, что она наняла твоего приятеля специально, чтобы меня в тюрьму упечь. Но ты имей ввиду: у меня на время смерти матери есть алиби! А Ладка… она же мою мать ненавидела, да и Вадик ей уже надоел. Она и сама…
– Всего доброго, – Феня потушила сигарету в банке из-под пива. – Что же вы так убиваетесь о матери? Не стоит, поберегите себя!
Она вернулась в комнату, и Хвостов тут же выставил ее и детектива из квартиры.
– Вы уже идите, идите, – подгонял Феню с Валеркой Хвостов. – Не надо мешать экспертам. Натопчете тут еще…
С обидой взаперти
Феня вышла на лестничную клетку, слыша за собой шаги Валерки и его голос. Детектив говорил по телефону с Илюшей, старшим из сыновей. Илья был первейшим отцовским помощником в семейных делах, он брал на себя множество разных хлопотных дел: отвозил младших в школу и на тренировки, кормил их разогретыми в микроволновке блюдами, даже стирал в машине вещи. Время от времени сын докладывал отцу о событиях братской жизни, иногда ябедничал, если младшие его не слушались, чаще просил денег – заплатить за спорт или школьные обеды, на кино, погулять с друзьями или просто на шоколадки себе и Даньке со Степкой. На этот раз Илюшка рассказал, что он собрал старые носки братьев, изношенные до дыр, и выбросил их, а Степа обиделся.
– Это были преданные вещи? – Повторил за сыном Валерка восхищенно и объяснил Фене: – Степка обиделся, потому что Илья недостаточно уважительно отнесся к вещам, которые преданно ему служили! Нет слов…
Феня улыбнулась детективу, отразив в улыбке растерянность – мир племянников был ей малопонятен.
Проходя мимо соседней с квартирой Марии Ивановны дверью, Феня заметила, что глазок вдруг посветлел, будто кто-то с той стороны долго в него смотрел, а теперь отпрянул.
