Антон Евтушенко - Покидая Вавилон
– Спасибо!
– Не вопрос!
– Может, помочь? – затревожился Кирилл, поглядывая на тяжеловесную поклажу Гришина.
– Э-ээ, нет. Сэ-пэ-сэ, дальше я уж как-нибудь сам, – с чрезмерной азартностью сообщил Гришин и на прощание философски изрёк: – Пиплы, жизнь прекрасна потому что мы верим в любовь. И пока вы живы, занимайтесь любовью, а не войной!
Слова потонули в вое сирен. Сразу несколько припаркованных в переулке машин захлёбнулись нестройным хором. Сигнализации брякали невпопад, но почти одновременно, словно ночь соткала гигантского спрута, и он теперь неуклюже скользил по мокрым крышам авто, будто по мокрой гальке, лоснящейся в пене прибрежных волн. Выхоложенные стужей, четырёхколёсные надсадно рвали глотки. Щупальца спрута добирались до нестройного рядка машин под оранжевым глазом фонаря и только здесь разборчиво обратились в согбенные фигуры молодых людей. Их лица скрывают маски, а головы, покрытые капюшонами штормовок, беспрестанно смотрят вперёд перед собой. В руке у каждого зажат прут арматуры или обрез стального уголка, отточенный до остроты лезвия. Короткими, но меткими тычками они вспарывают мёрзлые покрышки и, не замедляя движения, перелетают к очередной жертве. Их цель – длинная хитрая лисья морда, заляпанного грязью, словно кровью, "кенворта". Американскому тягачу колёса берегут. Ретивые молодчики окружают грузовик, будто загнанного в ловушку зверя, крошат стёкла, врываются в кабину. Поливая грязь струёй солярового выхлопа, тягач эпилептически дёргается, срываясь с места. Всё происходит столь стремительно, что люди у палаток не сразу осознают происходящее. Мутно-зелёный, как плод недоспелого грецкого ореха, тягач рвёт в сторону палаточного лагеря.
– Бегите! – наконец закричал кто-то и крик, словно инъекция антидота, выводит всех из онемения.
Тягач вилял с боку на бок, будто пьяный колхозник, подпрыгивал на бетонных уступах бордюров, вздымая кверху зелёную морду, и снова уваливался вниз, сильно смахивая на глиссирующий по волне парусник. Очередной гребень волны и "кенворт" подмял первую палатку, бойко намотал её на ступицу колеса. Отвратительно захрустели алюминиевые дуги, загрохотала сминаемая металлическая посуда. По удачной случайности внутри не оказалось людей. Дизель взревел и налетел с ходу на вторую. Люди словно тараканы, расползались в разные стороны от заливающихся электрическим светом фар. В расход пошла третья, четвёртая палатка. Машина планомерно равняла с землёй палаточный лагерь. Невообразимый хаос творился вокруг.
Следуя не сколько логике, сколько журналистским рефлексам, Виноградов вложил в руки Доменико оранжевую жилетку и тот, весь белый как мел, без лишних вопросов всё понял: тут же нацепил её на себя. Кирилл судорожно вытащил из кармана совершенно бесполезный здесь мобильник, вышел в режим видеокамеры. Щелкнул на запись и принялся снимать.
– Быстро, в штаб, – срывающимся голосом крикнул он. Пятясь, Кирилл отступал к фасаду профсоюза, не выпуская из рук телефона.
Валя замешкался, лихорадочно что-то соображая.
– Ну, быстрее! Чего ждёшь? – рявкнул на него Кирилл.
– Нет! Мне надо доставить сумку, – с трудом выдавил из себя Гришин и неуверенно двинулся в противоположную от Виноградова сторону.
– Ты ополоумел! Вернись же! – прокричал ему вслед Кирилл, но тот, словно зомбированный, не обратил на увещевания Виноградова никакого внимания.
Грозно ощерившись хромированной решёткой радиатора, грузовик продолжал подминать под себя длинные вереницы палаток. На место событий запоздало подтягивались стражи правопорядка, обёрнутые в угольно-чёрный кевлар, словно цыплята табака в фольгу. Выстроившись частоколом по периметру лагеря, они не решались вступить на поле брани в неравную схватку со взбушевавшим большегрузом. В этот самый момент случилось непоправимое. Гришин ринулся наперерез тяжеловесу с болтавшейся на боку сумкой. Запутавшись в верёвочных растяжках немногих уцелевших палаток, он споткнулся, нелепо заплясал, подавшись вперёд и теряя равновесие, словно мусульманин в намаз, рухнул лицом вниз. Лямки натянулись как струны, влекомые вниз потерявшим равновесием человеком, и сумка со шлепком припечатала Гришина сверху.
Многотонный броневик, не разбирая дороги, протаранил остатки нейлоновых лоскутов, полощущих знамёнами на чудом уцелевших флагштоках – шестах от палаток. Ещё мгновение и Гришин почти скрылся под днищем "кенворта". Зубастый бампер подцепил клыком сумку, лихо вспоров ей брюхо, и шелестящим каскадом брызнули раздираемые ударом книжки. Обложки захлопали крыльями и в воздухе замелькали страницы, выпущенные на свободу.
Когти страха, ржавевшие в душе Вали, инстинктивно сжались. Дьявольское, инфернальное небо, взлохмаченное низкими седыми тучами, до которых только протяни руку и увязнешь, на миг застыло перед его глазами. Огромная чёрная крыша Дома профсоюзов, затесавшаяся в картинке мироздания, угрожающе сутулилась углом и норовила проткнуть пучившуюся тучу. Время замедлило ход, может, и вовсе остановилось, но только Валя совершенно отчётливо успел вспомнить школьный отрывок из бессмертного толстовского сочинения. «Да всё пустое, всё обман, всё, кроме этого неба… – успел подумать Валентин, прежде чем ребристый протектор смахнул небо с его влажных глаз».
Кирилл одеревенел. Картину происходящего он смотрел через крохотный дисплей мобильного, беспрестанно пишущего ролик. Справа и слева больно резануло нестерпимым светом, затем последовала очередь хлопков.
– Светошумовые, – крикнул кто-то.
Сглотнув слезу, Кирилл собрал волю в кулак и ринулся сквозь толпу, огибая по крутой дуге здание профсоюзов. Доменико, успевший облачиться в жилет, неотступно следовал за ним, семеня следом и щурясь сквозь россыпь бегущих тел, целясь на пляшущее впереди оранжевое пятно.
Добравшись в считанные секунды до входа, они влетели внутрь. Дозор усилили до шести человек. Из толпы их по-прежнему выделяли пресловутые серебристые куртки и нарукавные повязки. Те лишь мельком скользнули взглядом по жилетам и тут же потеряли к представителям СМИ всякий интерес.
Словно растревоженный улей, штаб гудел всеми оттенками звуков. На лестничном марше, ведущем на второй этаж, разразился неприятный пассаж – кто-то рассыпал стопку документов и теперь о белые листы, испещрённые мелким убористым шрифтом, обтирала ноги снующая вверх и вниз толпа. Щуплый подросток с выбеленным вихром и растянутым до колен свитером сгребал в охапку страницы, едва успевая увёртываться от тонких шпилек и тяжёлых каблуков. Никто не обращал на него ни малейшего внимания. Кирилл застыл, перед глазами замелькали кадры недавней трагедии – веер рассыпающихся листков и погребённое под слоем металла тело Гришина. Сколько они были знакомы? – мелькнула мысль. Кажется, совсем немного для крепкой дружбы и даже для просто приятельских отношений. Так, и не приятели вовсе: мимолётный знакомый, разве что. Разговорились уже на площади, обмолвились парой фраз, как вдруг неожиданно выяснилось, что оба – земляки. И сразу нашлись тысячи общих тем и знакомых. Позже Кирилл представил Гришину Соню и тот оказался настоящим кавалером: на следующий день явился с охапкой свежих фиалок. Подумать только! Фиалки в преддверии зимы. Кирилл смалодушничал и тут же смутился собственных чувств: ревность кольнула острой иголкой. Впрочем, совсем беспочвенно. Едва узнав историю ребят, зачем они здесь и как оказались на майдане, Валя стал помогать едой, медикаментами, бытовыми мелочами, – делал это бескорыстно, списывая на гуманитарную помощь неведомых западных спонсоров.
– Эй! Под ноги смотрите, ну! – рявкнул на толпу Кирилл и бросился помогать подростку, распихивая локтями особо непонятливых.
– Спасибо, – смутился тот, принимая из рук Кирилла бумаги.
Виноградов распрямился и резко зашагал вверх по лестничному маршу.
– Кирилл, скажите, – часто задышал Доменико, отдуваясь и нагоняя Виноградова. – Почему вы не остались рядом с Валентином? Нужна помощь…
Кирилл резко развернулся и навалился телом на иностранца, прижав его к стене.
– Послушай, ты! Ничего не изменить, понял! Он сто раз мёртв! Его только что переехало пополам 25 тонн металла.
– Но…
– А сейчас я пытаюсь сделать так, чтобы и с тобой не случилось чего похожего! – Он ослабил хватку и, словно опомнившись, сделал шаг назад.
– Что там произошло? Это война? – тихо спросил Доменико.
– Титушки… – придушенно сказал Кирилл.
– Как вы сказали? У меня иногда есть трудности перевода…
– Отребье, – пояснил Кирилл и медленно поплёлся наверх. – Провокаторы! Крепыши, которые за деньги ломают, крушат, наводят беспорядки.
– Зачем? – искренне удивился Доменико.
– Ты правда этого не понимаешь? – Кирилл снова остановился в попытке заглянуть в глаза иностранцу.
Зашипела рация и из динамиков сквозь пелену радиопомех донёсся хрипловатый голос Сони:
