Елена Чалова - Ребенок моего мужа (сборник)
– Танечка, я тут подумала, мы с вами совсем забросили наши занятия. Давайте вы мне все это расскажете на английском языке.
В целях совершенствования Таниного английского няня и хозяйка разговаривали часть дня исключительно на этом языке – по крайней мере, старались.
Девушка послушно перешла на английский и некоторое время честно сражалась с лексикой и грамматикой, пытаясь передать свои душевные муки. Через несколько минут она сказала, удивленно округлив глаза:
– Знаете, по-английски это все как-то… не страшно…
– Ну и слава богу, – рассудительно сказала Катерина.
– Нет, правда. Как будто я рассказываю не про себя, а пересказываю вам отрывок из какого-нибудь романа. И получается какая-то чепуха.
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
– Ну и ладно, – махнула рукой Таня. – Раз страдания не получились, придется заняться делами.
Она принесла Настенькины вещи – ворох разноцветных, словно кукольных одежек. Хозяйка и няня раскладывали вещи на кучки: это пойдет на следующий год на лето, это на зиму, а из того девочка выросла окончательно… В четыре руки дело шло быстро, и вскоре Таня удовлетворенно оглядела аккуратные стопочки и сказала:
– Нужны новые колготки, и рубашки с длинными рукавами, и еще одни рейтузы – на смену.
– И зимние сапоги, – добавила Катерина.
Но Таня замахала на нее руками:
– И не думайте. Только ножки портить этой импортной обувью. Что они понимают в нашем климате? Я принесу вам валеночки – нам из деревни привезли, когда мальчишки были маленькие. Они с калошками – мягкие, легкие и не промокнут. – И, отмахнувшись от благодарностей хозяйки, указала на стопку вещей, которые были признаны маленькими. – Убрать на будущее или отдать кому-нибудь?
– Лучше отдать, – торопливо сказала Катерина. В душе, как и многие женщины, она была суеверна относительно будущих детей – нельзя загадывать.
Татьяна понимающе кивнула:
– Я отдам Анне Петровне. У нее, правда, мальчик, но тут в основном штанишки, колготы да рубашки, так что это не важно.
– Они бедно живут? – спросила Катерина, вспомнив темноволосого улыбчивого мальчика с ямочками на щеках.
– Да уж. – Таня собирала вещи в пластиковую сумку и рассказывала вполне обыденным тоном страшную в общем-то историю: – Мать у него умерла полгода назад, а отца и не было. Бабушка – Анна Петровна – растит его одна. У нее никого нет. То есть где-то существуют какие-то дальние родственники, но это, похоже, дела не меняет. Они живут на ее пенсию, пособие, да еще она подрабатывает секретарем на домашнем телефоне, но это очень небольшие деньги. Бабулька молодец – хваткая.
– А что же случилось с его матерью?
– Не знаю. Кажется, она болела… Я особо не расспрашивала. Правда, Анна Петровна сама любит поговорить, но как-то ничего конкретного она не рассказывала.
– А как мы отдадим вещи? Вы знаете, где они живут?
– Дом знаю, а квартиру нет. Да я просто возьму завтра сумку с собой, когда пойду гулять, – они каждый день приходят к пруду.
Катерина немного помолчала, а потом спросила:
– Послушайте, а может, ей и денег дать? Все-таки ребенку нужны соки, питание… Как вы думаете, возьмет она?
– Не знаю. Вещи возьмет, ведь все так делают – отдают знакомым, когда дети подрастают. А деньги – это другое. Вы лучше сами.
На том и порешили.
Но на следующий день пошел дождь, и прогулки отменились. Катерина ездила с мужем на официальное мероприятие – ужасно устала. Она не любила эти деловые обеды: мужчины говорят о делах, и тогда жены молчат или пытаются вести светские разговоры. Все это, как правило, было скучно и утомительно. Правда, в этот раз получилось немного повеселее. А все благодаря Иришке, которая позвонила утром, горя желанием увидеть Катерину на обеде:
– Не вздумай сачкануть. Я знаю, что ты не любительница светских раутов, но сегодня ты просто должна быть. Понимаешь? Пообещай мне.
– Обещаю, раз это так важно, но что хоть случилось-то? Ты поссорилась с Артуром?
– Э-э… Нет, собственно, пока нет. Но мне может понадобиться твоя моральная поддержка.
Больше Катерина так ничего от нее и не добилась.
Иногда Катерина удивлялась, как они – две столь непохожие женщины – могли стать подругами. Но должно быть, тут как в любви – взаимная привязанность либо есть, либо нет. Впрочем, вначале они решили, что у них мало общего: Катерина приехала из провинции, где нравы не отличались московской раскрепощенностью, и одевалась скромно, даже консервативно. Ирочку воспитывала мать-одиночка, всю жизнь посвятившая научной работе, но Ирочка же, наоборот, была в курсе последних новинок, перепробовала все модные цвета и приколы, включая тату и пирсинг – над бровью у нее сверкала крохотная бриллиантовая капелька, а бедро украшал цветок нарцисса, выполненный в нежно-сиреневых и зеленых тонах.
Ира не пропускала ни одной модной тусовки. Ее даже пару раз показывали по телевизору – среди толпы ярких и красочных представителей богемы на презентации какого-то шикарного бутика или нового музыкального проекта вдруг мелькало кукольно-красивое личико с огромными голубыми глазами и прической а-ля Мэрилин Монро.
Как она умудрялась при маминой зарплате научного работника и своей стипендии одеваться стильно и броско, никто не задумывался. А Ирочка не спешила рассказывать. Она, к удивлению однокурсников, оказалась золотой медалисткой и без труда попала на отделение политологии, твердо решив сделать предметом своего изучения становление партийной системы в России. Ибо, как ни странно, будущее свое девушка видела именно на родной кафедре в качестве минимум доктора наук.
В общем, народ тихо млел, видя такой синтез противоположных качеств в одном флаконе.
Познакомились девушки случайно. Вернее, они шапочно общались, посещая общие лекции, но как-то в университетском буфете, грея озябшие руки – из широких окон немилосердно дуло, – Ира спросила, зачем Катерине карта Москвы (та сидела, уткнувшись носом в эту самую карту).
– Я хожу гулять. Но Москву знаю не очень хорошо, поэтому заранее выбираю маршрут… Хотя не всегда. Иногда лучше специально заблудиться… Особенно в старых переулочках. Там так… словно и не Москва это – липы, дворики. А однажды я забрела в подвалы под Варваркой – там так страшно.
– Там есть подвалы?
– Ну да. Видимо, они идут под Гостиный Двор. Скорее всего, раньше там были склады, а теперь даже не знаю что. Похоже на декорацию к фильму о Средневековье – толстые своды над головой и свет такой призрачный…
– Здорово! Возьмешь меня с собой?
– Тебя? – несказанно удивилась Катерина.
– Ну да. Я там ни разу не была. А я за это покажу тебе, где есть самый настоящий лютеранский костел. Там чудесно играют на органе. Идет?
– Хорошо… А когда пойдем?
– Да давай смотаемся с физкультуры – и пойдем.
Так начались их совместные прогулки. Пока девичьи ножки мерили не слишком ровные московские улочки, они много разговаривали. И в конце концов крепко подружились. Вдруг оказалось, что Катерина прекрасно умеет слушать и вовсе не является таким уж синим чулком, как показалась Иришке на первый взгляд. А Катерина выяснила, что бесшабашная девица подрабатывает учительницей английского в семье состоятельного соседа – учит папу-бизнесмена и сына-оболтуса. Да много чего еще выяснилось. А самое главное – вдруг оказалось, что они обе очень хотят встретить своего единственного, самого лучшего, самого замечательного… А вы не хотели? Все мы ждали и мечтали, вглядываясь в окружающие нас мужские лица – может, это он?
Потом в жизни Катерины появился Александр, и она сразу решила – это ее мужчина, ее половинка.
– Нет, я не понимаю, как ты можешь быть так в этом уверена? – кипятилась подруга. – Вы знакомы всего месяц – это просто смешно! Я встречалась с Артемом – ну, помнишь, художник – год… Год! Я только тогда узнала, что он женат и у него семья в Новосибирске. А вдруг у него тоже… не знаю… двое детей в Пензе.
– Почему в Пензе?
– Да по кочану! Это просто для примера. Ну, скажи, что в нем особенного?
– Не знаю… – На лице Катерины появилась мечтательная улыбка. – Все особенное… Глаза, губы… Руки… И он такой, какой должен быть.
Подруга только руками всплеснула.
Но должно быть, они и впрямь были созданы друг для друга, потому что в один прекрасный день именно Иришке Катерина позвонила, чтобы рассказать потрясающую новость – они помирились с Александром после двух лет разлуки и непонимания.
– Мы уезжаем завтра, представляешь?
– Куда?
– Ко мне.
– Зачем?
– Ну как зачем? Он хочет, чтобы мои родители его увидели и не беспокоились. И еще он сказал… он надеется, что они не будут против нашего брака.
– Да ты что? Он сделал тебе предложение?
– Да. Так смешно получилось. Мы лежали… ну, в смысле сидели…
– Я поняла, в каком смысле вы сидели, дальше давай, а то сейчас звонок будет.
– Короче, мы разговаривали. О том, что было бы здорово поехать в Питер. А потом он говорит: «Когда мы поженимся, я обязательно отвезу тебя в Париж. И тогда у нас с тобой будет свой Париж – тот, где были мы двое. А потом мы поедем туда с детьми, и тогда он будет другим – уже для всех нас». Знаешь, он вообще-то не очень любит говорить о чувствах, поэтому я так растерялась. Представляешь, «с детьми»… А он вдруг сел, схватил меня за плечи и спрашивает: «Мы ведь поженимся? Почему ты молчишь?» А я от растерянности ничего сказать не могу. Тогда он просто словно испугался: «Ты разве меня не любишь?»
