Тамара Кандала - Шассе-Круазе
Томки, ни секунды не раздумывая, ловко подхватила малыша на руки и прижала к груди, поглаживая и угугукая. Ребенок сразу затих. Подруги уставились на него молча. В следующую минуту он уже улыбался. Лора неуверенно протянула руку и погладила его бархатистую щечку, дитя растянуло рот еще шире. И тут стало понятно, что с ним не все в порядке – на крохотном детском личике застыло странное выражение, и в следующее мгновение они, одновременно, поняли, что у них на руках ребенок с явно выраженным синдромом Дауна.
– Господи! – охнула Томки. – Это же один из наших!
– В каком смысле, – из «ваших»? – удивилась Лора.
– Потом… – отмахнулась Томки и поспешила с ребенком на руках из парка.
Глава 5
Барбара
Барбара вязала, уютно устроившись в глубоком кожаном кресле, и всерьез выясняла отношения с котом по имени Отрыг. Тот, примостившись на пуфике рядом, не сводил круглых совиных глаз с ее неугомонных рук, виртуозно управляющихся со спицами, и время от времени тяжело вздыхал.
– Ну вот сколько раз тебя просить не орать под дверью в ванную комнату, когда я там закрываюсь! Ну не пользуюсь я твоим корытцем, я на свой горшок хожу, – всерьез объясняла Барбара своему любимцу.
«Кто вас там знает! – думал кот. – А зачем тогда запираться? Нас же тут всего двое», – хитро прищурился он, но предпочел промолчать.
– Сколько лет уж мы вместе живем, а ты мне не доверяешь! Знаешь же, что я люблю тебя больше всех на свете. У нас же, кроме друг друга, никого больше и нет, – сказала Барбара со значением.
Кот понял, о чем она, вернее, о КОМ. И был с нею не согласен. Он видел, как Лора любила мать, нежно ухаживала, когда той нездоровилось. Да и про него никогда не забывала, то мясца сырого втихаря даст, то игрушку подбросит. Не говоря уж о том, что это именно она нашла его под корягой, куда запрятала малыша гулящая мамаша, перед тем как сгинуть навсегда. Лора же и имечком его наградила – котенка рвало первые недели от любой пищи. И не только рвало, так что хорошо, что Отрыг, а не что-нибудь понеприличней. Барбара ласково звала его Отей.
Но Лора же молодая, продолжал размышлять кот, у нее своя жизнь, не сидеть же ей с двумя старперами, как мысленно определяло умное животное себя и хозяйку. Да и в ванной комнате она никогда не запиралась, и не доверяющий никому на свете котяра всегда мог проскользнуть следом и проверить, не покушаются ли на его корытце с наполнителем для туалета.
– Приболеть, что ли, мне, чтоб она прибежала! А то я уж так соскучилась – все по телефону да по телефону. Да и не наговоришься вдоволь, вечно ей некогда, – продолжала ворчать Барбара, безостановочно двигая руками.
Именно в этот момент телефон и зазвонил. После обычных приветствий и расспросов о здоровье Лора неожиданно выпалила:
– Скажи, мам, в нашем роду, у тебя или у папы, не было сумасшедших?
Барбара молчала словно каменная, не понимая, как реагировать на такой вызывающе идиотский вопрос. Ну конечно, дочь таким образом намекает на эту могилу, которую она так удачно выкупила у соседки-вдовицы по кладбищенскому участку – та вновь собралась замуж и умирать, похоже, вообще раздумала. Правда, на этот раз Барбаре не удалось расслышать никакой иронии в тоне дочери. Это значило только одно, Лора уверена, что у матери «шарики заходят за ролики», как говорили про стариков в ее время.
– Не думай, у меня голова еще на месте, – ответила наконец Барбара обиженным тоном.
– Да нет, мама, я не о тебе, не обижайся раньше времени. Я вообще. Известны ли случаи острых психических расстройств? Паранойи? Шизофрении? Кто-нибудь из известных тебе родственников закончил свои дни в сумасшедшем доме? – В голосе Лоры не было слышно никакой подначки.
– А зачем тебе? – настороженно спросила мать.
– Нужно, – отрезала Лора. – Если ты не вспомнишь, мне придется обратиться к семейным архивам.
Господи! Вот оно! Барбара боялась этого больше всего на свете. Этого нельзя было допустить ни в коем случае.
– Ну! – торопила ее Лора. – Могу я услышать что-нибудь членораздельное? Я же знаю, у тебя прекрасная память на такие факты.
– Мне нужно подумать, – взяла себя в руки Барбара. – А все-таки, зачем тебе это? – повторила она вопрос.
– Со мной происходят какие-то странные вещи, мне надо убедиться, что во мне нет какого-либо генетического сбоя, наследственного или благоприобретенного. Такое часто проявляется именно в моем возрасте.
На этот вопрос ответить дочери Барбара не могла, даже если бы хотела.
– Какие странные вещи? Ты можешь уточнить?
– Ну-у… скажем, галлюцинации, на абсолютно трезвую голову.
– И что ты видишь?
Лора подумала: надо было дать по возможности нейтральный ответ:
– Части тела.
– Что? – испугалась Барбара. – Какого тела? Чьего? Мертвого?
О, Боже! Мать всегда умела поставить ее в тупик своими вопросами. Лора напрягла свое воображение:
– Ну почему сразу мертвого? Живого!
– Ты видишь части живого тела? И какие именно? Мужские или женские? И если это мужские, откуда ты точно знаешь, что они живые? Они двигаются? Меняют форму? Размер?
Лора опять задумалась, ну как объяснить матери явление Глаза, чтобы не свести с ума еще и ее.
– Видишь ли, – тянула с ответом Лора, – это не важно. Они меняются. Но не в том смысле, на который ты намекаешь.
– Я ни на что не намекаю! Это ты мне звонишь, чтобы рассказать, что тебя окружают живые органы непонятно чьих тел! У меня от твоих рассказов волосы стынут в жилах!
– Мама, волосы стынуть в жилах не могут – их там нет.
– Не важно. Важно то, что ты считаешь, что это я не в своем уме, только потому, что у меня хватило здравого рассудка заключить эту выгодную сделку на кладбище! Кто знает, может, кусочек лишней земли и твоему «органу» пригодится? – ехидно заметила Барбара.
– Мама! – взмолилась Лора. – Я всего лишь хотела узнать, не было ли в нашем роду психически неуравновешенных.
– Ты – первая, – отчеканила Барбара и отключилась.
Положив трубку на столик, она закрыла лицо руками и тихо заплакала. Отрыгу это совсем не понравилось. Он вскочил к ней на колени, сбросив вязальные снасти, приподнялся на задние лапы и, протиснув морду между ладонями, принялся вылизывать мокрое от слез лицо.
Лоре же было совсем не до шуток, она действительно опасалась за свой рассудок. Как бы она себя ни уговаривала, как бы ни пыталась объяснить странное явление эндокринным сбоем или взбунтовавшимся подсознанием, которое слишком часто подавляли, ее все сильнее охватывало беспокойство.
Хуже всего было то, что она не могла абсолютно ни с кем поделиться случившимся. Лора представила на мгновение, как она, привыкшая следить за своей респектабельностью и даже выражением лица, расскажет об этой «странности» на службе – типа, спасибо, у меня все нормально, только в моей квартире завелся живой глаз, и я теперь с ним живу… И немедленно увидела картинку – толпа рыдающих служащих банка вместе с оказавшимися свидетелями этого признания клиентами, ломится к выходу, брызжа кровью из ушей…
У самой же Лоры, кроме формулы Тертуллиана «Верую, ибо нелепо», ничего в запасе не было.
Глаз прижился окончательно и вел себя, как ни в чем не бывало. Как если бы был, например, собакой или кошкой, заведенной хозяйкой дома по собственной воле. Проще всего было вообще не определять это явление – как возникло, так и рассосется. Но именно рассасываться оно как раз и не желало.
Более того, день ото дня становилось все реальней. Сейчас вот повис между ней и телевизором, как бы защищая ее от глупой картинки на экране. И Лора решила пощекотать себе нервы – объясниться с ЭТИМ по полной. Причем на абсолютно трезвую голову.
– Ну и как долго ты намерен здесь околачиваться? – вопрос был поставлен прямо в лоб. Вернее, в глаз.
– Столько, сколько тебе будет нужно, – получила такой же прямой ответ.
– Мне?! – удивилась Лора. – Это я тебя породила?
– Не совсем. Я существую независимо от тебя. Но в тесной связке.
– Ты мое второе Я? – предположила она банальное психотерапевтическое.
– Я – твоя проекция вовне.
– Вне чего?
– Вне того, где ты существуешь.
«Не очень внятно, – подумала Лора, – но лучше, чем ничего».
– Я могу тебя уничтожить? – перешла Лора к следующему этапу.
– Нет. Но ты можешь от меня избавиться, если по-настоящему решишь, что я тебе не нужна.
– Ты – женского рода?! – удивилась Лора.
– Да. Я тебе уже говорила.
– У тебя есть имя?
– Конечно. Беа.
Лора вздрогнула, имя породило в ней смутное бесформенное ощущение, некую потустороннюю память, тоску, щемящее чувство несбывшегося, что-то, что она при всем желании не смогла бы сформулировать.
