Шамиль Идиатуллин - Город Брежнев
Хотелось комедию, но комедий не было – какое-то французское кино с Ришаром и Депардье кончилось вчера в «Батыре», уступив индийскому «Вода, вода». Танька индийские фильмы вообще не очень любила, а про этот еще и Наташка, посмотревшая «Спутник кинозрителя», рассказывала так: «Там толпа негров два часа ведро воды за пять километров несет». Откуда в Индии негры, Наташка не объяснила, а Танька узнавать не собиралась. Еще в «Батыре» шли какие-то производственные фильмы с названиями типа «Магистраль», в «России» – что-то наше про войну и румынское про розу. С «Автозаводцем» повезло, там крутили две старенькие картины с Челентано. Танька ни одной не смотрела, но много слышала. Их и предложу, подумала она. Откажется так откажется. Тогда про войну будем смотреть. А если совсем откажется… ну, тогда еще что-нибудь придумаю. Обязана придумать. Пока не поздно. К тому же каникулы сегодня кончаются.
Она разгладила бумажку с записанным временем сеансов и набрала номер Вафиных, потом еще разок. Может, гуляет, подумала она неуверенно. В десять утра-то? Скорее, дрыхнет и ленится к телефону подойти.
Таня послонялась по комнатам, пощелкала переключателем телика – по первой «Очевидное-невероятное», что-то про физику, по второй – «АБВГДейка», – вздохнула и пошла чистить картошку. Почистила, отварила, проверила телик, в котором уже ныла настроечная таблица, перерыв до четырех, – при этом каждые десять минут бегала к телефону, чтобы набрать номер и выслушать длинные гудки. Потом села обзванивать одноклассников и дружков Артура – тех, чьи телефоны знала.
Отозвались только Саня и Леша – явно спросонья, вот ведь умеют люди до полудня спать. Толку с них не было. Остальные телефоны не отвечали. Все понятно, в принципе: родители на работе, пацаны шляются. Но Таню почему-то совсем забрало беспокойство. Она взяла из стола заначенную на торжественный случай трешку, оделась и даже обулась, с порога прошагала на ребрах стоп к телефону, сделала еще один звонок и вышла из дому. Может, Артур просто во дворе гуляет. Правда, он сразу поймет, что я специально к нему приперлась, а говорят ведь, что девочкам стыдно набиваться. Но я не набиваюсь, я к нему извиниться приехала, как он ко мне приехал. Когда я прогнала. Он, может, не прогонит. В любом случае так, в лицо, труднее будет, чем по телефону. Хотя он дурак, Артур-то, он и в лицо может, если шлея под хвостом еще играет.
Остановка была пустой. Таня потопталась несколько минут, не выдержала и метнулась к будке телефона-автомата. Трубка выстуживала висок до затылка, гудок метался в черепе, как в ледяной пещере. Так и не берут. Зато автобус подошел.
В автобусе тоже было пусто, но хотя бы не очень холодно – утренняя смена надышала. Правда, мокрая пелена на большинстве окон уже снова окольцевалась узорами инея. Автобус так и ехал почти порожним, лишь пара деловитых теток зашла, а на очередной остановке по ступенькам лихо влетел пацан в телогрейке, бегло осмотрелся, на миг зацепившись взглядом за Таню, и ловко, не боясь наледи, выпрыгнул обратно спиной вперед. Снаружи загалдели. Таня рассеянно отметила, что на остановке, не в бетонном укрытии, а рядом, стоит куча одинаковых мальчишек в телогрейках и светлых шапочках с козырьками и помпонами. Болтают, крутятся, но в автобус не садятся. То ли маршрут не их – хотя здесь только «третий» и «двадцать третий» ходят, – то ли ждут кого-то. Например, вожатого или комсорга – может, экскурсия у них в последний день каникул. Куда, правда, таких на экскурсию-то возить – на пивзавод разве что или в Нижнекамскую колонию.
На следующей остановке вошла бабка, которая тут же высунулась в дверь и неразборчиво гаркнула. Снаружи заржали. Там стояла примерно такая же толпа, что и у тридцатого. Просто день культурного просвещения какой-то, подумала Таня, вставая и продвигаясь к дверям так, чтобы не задеть суровую бабку, которая заходила на посадку, максимально растопырившись.
На Артуровой остановке не было ни единого человека, по пути тоже всего пара человек попалась. Таня вытащила блокнотик с адресом, удостоверилась, что все правильно нашла – сорок шесть – ноль один, двенадцатый подъезд, – со второй попытки угадала этаж, подышала в обтянутую дерматином дверь, набираясь смелости, и ткнула в коричневую кнопку звонка. Послушала, ткнула еще разок, подольше. Звонок орал, точно пожарная сирена, и поднял бы даже перекормленного медведя.
Она оторвала палец от кнопки и беспомощно огляделась. Соседям звонить неудобно. Да ну к черту, скажу, что в школе срочно ищут, решилась она и обзвонила соседние двери. Никто не откликнулся.
Наверное, это хороший знак, неуверенно подумала Таня: вряд ли весь этаж разом вымер, просто время сейчас не для домашних заседаний: взрослые на работе, дети гуляют. Я это себе уже говорила, поняла она, вышла из ступора и спустилась во двор. Обойду окрестности, потом сгоняю к карьеру – может, опять с горки катается. Если даже нет, хоть как-то время убью, все лучше, чем дома сидеть. Замерзну, правда, а на ходу согреться не получится, подошвы скользкие, ну да что делать.
Во дворе так никого и не появилось, только маленькая девочка выгуливала грязноватую болонку – видимо, совсем старую. Таня мельком одобрительно позавидовала девочке: она сама давно смирилась с тем, что родители не разрешат завести собаку: «овчарки жрут много, а болонки бестолковые, их вон все повыбрасывали». Девочка вон не выбросила, молодец.
Во дворе соседней длинной девятиэтажки было совсем пусто. Таня дошла до последнего подъезда и задумалась, куда дальше – обойти его и поискать в следующем дворе, ближе к детсадику, или выходить к остановке. Из-за дома, который она собиралась обходить, донесся невнятный шум и топот, и оттуда на огромной скорости вылетел мальчишка класса из седьмого-восьмого, яростно работавший руками-ногами, с красным лицом, еле видным за клубами пара. Незнакомый, конечно. Чего это он, как на поезд опаздывает, подумала Таня, глядя ему вслед, и машинально отступила к подъезду, потому что шум набух и из-за угла с топотом выбежали пацаны в телогрейках и тех самых шапках с козырьками и помпонами, толпа человек в шесть. Они бежали молча, сосредоточенно глядя перед собой. Большинство сжимало в руках обрезки хоккейных клюшек или бурых арматурных прутьев. На Таню взглянул лишь один, бежавший последним, – мотнул головой, сбил шаг, поскользнулся, грохнулся на покрытый ледовой коркой бетон и проехал пару метров ватным боком.
Толпа убежала, почти не обратив на это внимания, только последний крикнул на ходу, не оборачиваясь: «На точке!» Таня, ойкнув, несколько секунд наблюдала за тем, как упавший пацан, сморщившись, медленно встает, отряхивает телогрейку и просторную драповую штанину и неспешно ковыляет в ту сторону, с которой выбежал. Потом спохватилась, опустила голову и быстро пошла к дорожке, чтобы обойти эти неприятные погони и выйти к остановке с другой стороны. И чуть не налетела на пацана – он, несмотря на хромоту, уже преградил ей дорогу и теперь переминался, поглядывая то на нее, то по сторонам.
Таня поспешно шагнула назад и сама чуть не грохнулась. Не убегу ведь, подумала она отчаянно.
– Слышь, ты местная? – спросил пацан ласково и чуть задыхаясь.
Он был мелкий, не выше Тани, а лицо даже помельче, наверное: узкое, с ввалившимися серыми глазами, плоским носом и потрескавшимися губами. Еще и прыщавый. Но бегал он куда быстрее Тани и был явно сильнее. И голые красные от мороза кисти были не только в цыпках, но и в набитых мозолях, хоть и не таких элегантных, как у Артура.
Главное – не торопиться, думать и показывать, что спокойна, напомнила себе Таня. Бояться было еще нечего, но она почему-то очень испугалась. И нельзя давать цепляться к словам, точно, и надо поддерживать разговор и ничего не обещать, чтобы не психовал и не мог сказать, что дерзко смотрела и сама захотела, и что там они еще говорят, как девчонки рассказывали? А, точно, это если не конченый совсем. Но этот вроде не конченый, разговаривает вон и не угрожает.
– Мне сказали здесь ждать, – сказал она спокойно. – А тут всё, что ли, больше не появитесь?
– В смысле? – спросил пацан. – Кто тебе сказал, кто появится? Ты откуда такая?
И чего я, дура, так и не запомнила, в каких шапках какой комплекс ходит и кто с кем дружит, тоскливо подумала Таня. Ладно, что делать-то. Надо отвечать что-нибудь. Это не Артур, он не уйдет, и его не пошлешь. С другой стороны – ну да. Совсем не Артур. Некрасивый, мелкий и куревом воняет. Чего его бояться. И все равно страшно было до обоссаки.
– Юрон сказал тут быть, ты чего, – сказала она, стараясь не коситься на подъезды в надежде, что кто-нибудь выйдет.
– Какой Юрон? – спросил пацан. – Болек, что ли?
Таня неопределенно кивнула, а зря – парень продолжил:
– Какой Болек, блин, он в больничке опять. Комплекс какой?
Он сунул правую руку в левый рукав, покрутил плечом и извлек из рукава блестящую желтую дубинку, к которой толстой цепочкой была прихвачена точно такая же дубинка. Ловко перехватил и крутнул так, что одна из дубинок свистнула в воздухе и со стуком приклеилась ко второй.
