Анатолий Михайлов - У нас в саду жулики (сборник)

Виталику еще в октябре уже было все ясно. Когда в Баркашова стреляли. И всего за пятьдесят тысяч долларов!

– Ну, разве, – возмущается, – это киллеры?! Выстрелили Баркашову в жопу и навылет. А потом подъезжает машина. Думаешь, просто так? Да настоящий киллер разве бы так стрелял?

Настоящий киллер, по мнению Виталика, стрелял бы уж, по крайней мере, не в жопу, а хотя бы в бедро. Да и не за такую сраную сумму.

– Ну, уж хотя бы тысяч за двести, верно?

– А я бы, – говорю, – не согласился даже и за триста.

– Так что, – говорит, – Баркашов у Ельцина свой человек.

Сейчас, правда, песенка Ельцина уже спета. Но он свое дело сделал. И передает эстафету Явлинскому. Зря, что ли, он еще в девяносто первом застрелил Пуго.

Я не совсем Виталика понял.

– Явлинский застрелил Пуго?

– А ты что, не знал? Ты, – говорит, – одно из двух: или дурачок, или недоразвитый.

И опять надулся. Как-то я его снова огорчил.

– Вообще-то я, – говорю, – догадывался. Но все-таки интересно, откуда у Явлинского пистолет?

– При чем здесь, – говорит, – пистолет. Ты лучше, вон, почитай, что пишут газеты… Почитай, почитай.

И кивает на румяную бабульку. А у нее в одной руке «Штурмовик Черномырдин», а в другой – «И снится Явлинскому Пуго». И еще за пазухой «Лимонка». А на ящике из-под пива – развернутый «Русский порядок».

Ну, прямо разбегаются глаза.

И бабулька меня даже перекрестила.

– Храни тебя, – говорит, – сынок, Господь!

Так что пришлось поднапрячься.

И чувствую, что нет. Все равно не осилить.

– Ну, что, – смеется, – никак? Тяжело, – говорит, – в учении. Зато легко в бою.

– Какие-то, – улыбаюсь, – пятьсот кудрей…

И снова давай мне все объяснять.

– Вот, – говорит, – послушай. Явлинский брал Пуго и убил. А Стерлигов брал Крючкова и не убил. А теперь, – говорит, – подумай.

И мы с ним опять стоим и думаем. Совсем как и тогда. Когда он мне показывал на Брайтоне доллар.

– А знаешь, – говорит, – почему у Невзорова передача называлась шестьсот секунд, а не десять минут?

– Ну, давай, – улыбаюсь, – помножим…

Но Виталик меня перебил.

– Эх, ты, – говорит, – а еще, называется, писатель!

И оказалось, шестьсот шестьдесят шесть. Такое дьявольское число. Все равно что тринадцать.

– Вот, – говорит, – смотри. Жириновского выбрали двенадцатого. А утром тринадцатого объявили, что он прошел в депутаты тринадцатым номером.

– Ну, а теперь-то, – спрашивает, – понял?

– Теперь-то, – улыбаюсь, – конечно. Чего ж тут, – говорю, – не понять.

– Ну, ладно, – говорит, – еще увидимся.

Ему уже надо бежать.

– Пора, – улыбается, – и повзрослеть.

И убежал. Запрыгнул на подножку троллейбуса и уканал.

Что лучше?

На Невском, если считать прохожих, то на каждую десятку приходится один еврей и приблизительно девять пьяных.

Зато на Брайтоне на каждую десятку прохожих приходится двенадцать евреев и примерно одиннадцать повернутых.

Игорь губерман

К нам в Петербург приехал Игорь Губерман, и все принесли ему на автограф «Иерусалимские Гарики». И только один я пришел с «Российскими». И все на меня набросились: где дают?

И когда мне их Игорь подписывал, то я даже успел пошутить.

– У нас, – говорю, – не хватает Гариков.

Мозги набекрень

Когда-то я придумал такую шутку. И даже очень ею гордился. Что еврей-папа начинил меня мозгами, а русская мама эти мозги мне вправила. И получилось, что у меня мозги набекрень.

Но теперь я уже поумнел и категорически с этим не согласен: мозги набекрень совсем не у меня, да и вправляют их совсем по-другому.

А если сорвана резьба, то это стихийное бедствие. И тут уж никакая национальность не поможет.

Примечания

1

Стихотворение В. Лукьянова.