Александр Чудаков - Ложится мгла на старые ступени
10 июня, 600 утра. Позавчера вернул в главу «Псы» несколько эпизодов – и Л. говорила по телефону, что зря выбросил <…>.
12 июня. Сбросал вчерне главку «Разговоры с черной собакою», но так расстроился, вспомнив бедную мою погибшую Жуку, что бросил – не знаю уж, когда смогу.
14 июня. Вчера сбрасывал и складывал главы. Думал – будет 33, хорошее число, но уже намечается 40 и, похоже, это не предел. Роман-эпопея, как говорит Л.!..
15 июня. Л/ведение окончательно маргинализируется. Похоже, скоро я останусь один, кого заботит идея «Мир писателя», кто хочет писать работы, этот мир исследующие. Впрочем, и раньше – после стариков, да еще Сережи Бочарова, отчасти Юры Манна (и, конечно, Л. – но это почти «я»), я был один, так живо эта идея никого не волновала, спокойно занимались частностями. Идти против всех трудно, но придется.
17 июня. Перебирал накопившееся «нрзб» – целая папка, материалу на несколько самостоятельных глав – но, видимо, придется ограничиться намеченными сорока, иначе все это грозит превратиться в бесконечный процесс.
В конце семестра А. Ч. прожил несколько дней на острове Чечжудо, «отделенном от южной оконечности Корейского полуострова стокилометровым проливом, считающимся местной жемчужиной и главным курортным местом.
Океан прекрасен – те же длинные волны, что и в Петропавловске-Камчатском, на Гавайских островах и в Лос-Анжелесе. И то: тот же Тихий океан! По берегам скалы из вулканического туфа высотой примерно 50–70 м., совершенно вертикальные…
…Плыть можно, но только боком к волне – время от времени бьет в морду белым гребешком волны; волны до 3-х метров – об этом сообщил какой-то служитель, пришедший специально и сказавший, что по этой причине сегодня купаться нельзя…Океан в такую погоду прекрасен.
Сюда взял обложку главы «Приобретенные признаки наследуются» – про биологию 50-х гг., лысенковщину и прочие мерзости – все всколыхнулось, от ненависти к этому негодяю не могу даже писать.
7 июля, дача. 1-го прилетел в Москву <…>.
2–3 читал Жене Тоддесу и Л. главы из романа «Кооперативный конь Мальчик», «Город детства», «Вдовий угол». Очень одобрили. Женя сказал, что как только возникает инерция литературности, материал всё перешибает. Л. сказала, что тот редкий случай, когда хочется слушать еще и еще и жалко, когда кончается. <…>
На даче живем с Женечкой и мамой. Встаю в 7. Дрова, газон, торф и проч. и проч.
23 июля. За три недели не написал ни строки: или работа на участке, вода, дрова и проч., – или Женечка: чтение с ней, изучение английского, рассказывание сериала «Маленький лорд Фаунтлерой на необитаемом острове» – собственного сочинения. Тренирую ее дважды в день в брассе – большие успехи, толчок хорош, есть скольжение, выдох в воду. Ошибки в работе рук.
<…> Дал наконец маме почитать главы из романа <…>.
Вполне поняла, что это не мемуары: «Ты все смешал» (т. е. обобщил). «Хорошо, талантливо. Юмор – я часто смеялась. И – хороший стиль. Чеховский. Ясный. Я люблю ясный стиль. Когда у меня плохое настроение, я беру Тургенева, Чехова. Говорят: у Толстого сложный стиль А мне кажется – у него все очень просто излагается… Значит, ты сейчас работаешь над этим? Хочу почитать еще, что ты написал».
24 июля. Мама после главы «Кооперативный конь Мальчик, или Черепаха Наполеона»:
– Ты меня повеселил.
И действительно смеялась во время чтения, хотя многие эпизоды ей известны.
– Все так, как было. Но у тебя получается интереснее, чем было. Как-то увлекательнее, что ли. Вроде что-то немного другое. <Эффект литературы!>
30 июля. Дал маме «Натуральное хозяйство ХХ века» и другие главы. <…> (Отзывы записал на плёнку:)
– Вообще мне твое творчество очень нравится.
– Что именно?
– Всё, всё. И смешно так. Конечно, оппоненты найдутся, критиковать будут, но …
– А этот эпизод, когда папа принес графин с водкой, правильно я описал?
– Правильно.
– Кстати, ты помнишь, сколько мне было лет тогда? Шесть?
– Пять или шесть. Как бы не пять или четыре… Наташки или не было или она была очень маленькая[44]. <…>
– Кто вот так вот жил, тому будет интересно… Вот Цветаевой сестра жила в Кокчетаве. И я знала учительницу старую, которая была с ней соседкой. <…> Учительница рассказывала, как она, ничего не умея, сажала и картошку и рубила…
5 августа. <…> Выучил Женечку плавать брассом – думаю, на уровне 3-го разряда (по технике; выносливости, конечно, еще нет); есть и толчок, и скольжение. Классический брасс образца Мельбурнской олимпиады 1956 года! Вот удивится какой-нибудь тренер!
<…> Ничего не пишу – можно сказать, июль отдан внучке.
21 августа. <…> Вчера привез камень, плитку, бордюрный камень. Трудности были чрезвычайны.
26 августа. Осуществил давнюю мечту – сложил каменную стенку, как в летнем дворце китайских императоров в Пекине. Делали втроем <…>.
30, собственно, уже 31 августа. 2.30 ночи, Сеул. Прилетел сегодня вместе со всеми преподавателями в Корее. <…> Разложил рукописи романа, завтра начну. В Москве не написал ни строки.
5 сент., Сеул. Приступил к занятиям. Корейское начальство не только не выполнило свои обещания улучшить мне расписание, но сделало его еще хуже, оставив мне всего один свободный день! Напишешь тут какую-нибудь прозу.
Меж тем есть о чем писать: просмотрел за эти дни все папки «Нрзб» – материал громаден и нов. Правду говорил Женя Тоддес – редкий случай, чем больше – тем лучше.
Осваиваю компьютер – перепечатываю главу «Гибель Титаника». Эйфории, как обещали все, от общения с этой машиною не испытываю.
13 сентября. Жара, духота, смог. <…> Звонил в Москву. Л. прилетела из Лондона. Общалась там с Юрой Щегловым, который сказал, что только в Л. и во мне видит людей, по-настоящему увлеченных наукой. Западные профессора, уйдя на пенсию, дарят свою библиотеку университету и удят рыбку.
23 сентября. Вчера – занятия с переводчиками, сегодня – с третьим курсом. И тем и другим увлекся – вообще все больше втягиваюсь в преподавание лингвистики – вспомнил молодость. На третьем курсе в учебнике вопрос: какие профессии вы испробовали в своей жизни? Сан Джон работал официантом в студенческом кафе, Миша служил на аэродроме, одна девица преподавала англ. язык. Потом они спросили: а вы? Пришлось рассказать: землекоп, столяр, плотник, садовод, тренер по плаванию. <…> Перепечатываю на компьютере «Гибель Титаника». Готовя к перепечатке первые пять глав, перечел их. Есть некоторая робость. Сколько материала оставлено за бортом – из опасения, что будет неинтересно, скучно, длинно. Вот недостаток позднего дебюта: нет молодой наглости, сознания того, что раз мне интересно, то будет интересно всем! Набоков не боялся целые страницы заполнять перипетиями ловли и консервации бабочек – сведениями достаточно специальными. <…>
12 декабря. Продлил контракт – до февраля 2000 года (впервые увидел эту цифру на документе, ко мне относящемся). Закончил «Пельмени Ильича» – одну из самых больших глав романа (много всего). Ушел на нее месяц. Осталось написать <…> из II части – 4 главы, из III (не написано ни одной) 10 глав. Т. е. по теперешнему плану – на 14 мес. работы, т. е. уложусь в следующий свой корейский год только в том случае, если некоторые главы пойдут быстрее, что сомнительно – есть сложные («Прекрасное есть революция», «Диалоги 70-х», письма Серова).
17 декабря. Закончился 2-й мой семестр в Корее. Под конец расписался, устал. Кажется, удаётся вывести на принтер всю I часть —18 глав. Сверяю компьютерную перепечатку – и снова правлю. Этак конца не будет. Говорил с Л. по телефону – считает, что моя проза благодаря некоторой односторонности (= единству) моей личности может стать явлением, дед может стать новым героем вместо Пл. Каратаева и т. п. Что не нужен сюжет – глыбы лягут собственной тяжестью, без цемента. И – никакой ориентировки на современный литературный процесс! Никакого с ним контакта!
1999
7 января, Москва. Сегодня были с Л. на приеме у патриарха по поводу Рождества <…>.
13 января. Л. о моем романе (все привезенное еще не читала, а только: «Пельмени Ильича», «Вольф Мессинг» и что-то еще); списываю с бумажек – писал за нею.
– Главное достоинство – ты не озабочен созданием положительного героя – и вообще героя. Незаинтересованность в нем, он не хочет себя утвердить. Почему такой бешеный успех имеют твои мемуары? Потому что в них та же незаинтересованность собой! Ты хочешь показать Шкловского, Виноградова – а герой[45] обрисовывается сам собою, между прочим! У NN в мемуарах на первом месте он, N, он хочет прежде всего дать свои мысли – и это скучно, не нужно. А у тебя – твои герои. И то же у тебя в романе: герой не думает о себе, он не утверждается, не описывается, он выскальзывает из рук – но в результате живой, полнокровный. Биография молодого человека 40–60-х годов 20 века всем известна, а мир, в который он погружен, всем интересен. Его биография должна проходить через роман как волосяная нить, пунктир. <…>
