Полина Дашкова - Соотношение сил
Илья достал папиросы, чиркнул спичкой. Рядом звонкий голос произнес:
– Извините, пожалуйста! Вы – товарищ Проскуров?
Девочка лет шестнадцати, придерживая рукой белую беретку, смотрела на Ивана снизу вверх восторженными глазами. Рядом стояли еще две девочки и два мальчика, и все смотрели раскрыв рты.
– Ну, я Проскуров, – мрачно откликнулся Иван.
– А-а! Вот! Я же говорю, он! – Девочка в беретке подпрыгнула и хлопнула в ладоши.
– Товарищ Проскуров, у нас кружок юных летчиков носит ваше имя! – сообщил долговязый мальчик в кургузом, не по росту, пальто и кирзовых сапогах.
– Дорогой товарищ Герой Советского Союза! Мы все вами восхищаемся! – заверещала толстушка в мальчишеской спортивной куртке поверх цветастого платья и протянула Ивану открытку. – Разрешите попросить у вас автограф!
– Ребята, да вы что? – смутился Иван. – У меня и карандаша с собой нет.
Илья вытащил самописку, отвинтил колпачок. Долговязый мальчик пригнулся, подставил спину. Иван покачал головой, вздохнул, взял самописку и открытку.
– Минуточку! Это же Валентина Серова!
– Товарищ Проскуров, я вообще не представляла, что встречу вас, ну, пожалуйста, товарищ Проскуров. – Толстушка умоляюще сложила руки. – Ваш снимок из «Огонька» у меня дома, а Серову я сегодня в «Союзпечати» купила, я через кальку автограф ваш обведу, а потом под копирку, на ваш снимок, аккуратненько…
– Давай, Иван Иосифович, расписывайся, не обижай комсомольцев, – подбодрил Илья.
– Товарищ, а вы тоже летчик? – Девочка в беретке вопросительно уставилась на него.
– Почти. – Илья покачался на одной ноге, подкинул и поймал зонтик. – Я канатоходец в цирке.
– Сереьзно?! – Глаза девочки округлились. – В цирке, на Цветном бульваре?
– Товарищ шутит. – Иван хмыкнул, вернул толстушке фотографию артистки Серовой с размашистым автографом на обратной стороне.
Подростки поблагодарили и помчались к трамвайной остановке.
– Всенародная слава. – Илья похлопал Проскурова по плечу. – Нет, Иван, не тронет он тебя. С должности, может, и снимет, но не тронет.
– Мг-м, не тронет… – Иван достал из внутреннего кармана плаща конверт: – Держи, спрячь. У меня обыски могут начаться в любую минуту, дома и на службе.
Илья быстрым движением сунул конверт во внутренний карман плаща. Не стал спрашивать, что это. Сразу понял: письмо, подлинник. Они пошли дальше по Никитскому бульвару. После долгого молчания Илья усышал:
– Ты не спросил, откуда информация о Брахте.
– Да уж понятно, не из анализа научных публикаций. Только на черта ты ввел это в сводку?
– Для тебя, чтобы ты был в курсе.
– Думал, побоюсь встречаться с тобой? – Илья шлепнул его плечу. – Дурак ты, Ваня. Ну, так откуда информация?
– Илья, давай посидим, скамейки вроде сухие.
Они сели, закурили.
– Есть у меня там один канал, – пробормотал Проскуров, – хотя, если честно, я не уверен.
– Источник в германском МИДе, – тихо отчеканил Илья.
– Откуда знаешь? – Иван быстро, тревожно взглянул на него.
– Из твоих сводок. – Илья откинулся на спинку скамейки. – Не первый день работаю. Источник сам вышел на связь, верно?
– Вышла. – Проскуров кашлянул. – Но, понимаешь, слишком уж странно она это сделала. На приеме в нашем посольстве подошла к к военному атташе, представилась, мило поболтала, а потом он обнаружил в кармане пиджака записку. Назначила встречу, подписалась кодовым именем. Судя по всему, раньше она работала с ИНО. В их картотеку не влезешь, спросить там не у кого, да и рискованно.
«Еще бы! Сейчас спросить об агенте в НКВД почти то же, что сдать его прямо в лапы гестапо, – усмехнулся про себя Илья, – а ты все-таки держишься, Герой Совесткого Союза, не раскисаешь, соображаешь отлично. Германские источники ИНО так или иначе проходили через меня. Других способов проверки у тебя нет».
– Пока все в порядке, мои ребята анализируют информацию, – продолжал Иван, – вроде дезу не гонит. Но одно дело – текущая информация и совсем другое – подключить ее к урановой теме.
– Так ты уже подключил, – заметил Илья.
– В том-то и дело, что нет! – Иван чуть повысил голос. – Никаких запросов о Брахте я в Берлин не отправлял. Она сама сообщила, причем не только о том, что Брахт уволился из института и бойкотирует режим, но еще и о резонаторе.
– В каком контексте?
– Дала список ученых, самых известных, кто участвует, кто нет, с небольшими комментариями. О Брахте примерно так: радиофизик, занят темой, которую большинство ученых в настоящее время считают неперспективной, но если его работа окажется успешной, публикация произведет фурор.
«Фон Лауэ включила для маскировки, – размышлял Илья, – значит, послание доктора сработало. Отлично. Только почему ответ пришел таким странным образом? Падре не удается выбраться в Москву? Но Ося не мог знать, что через военную разведку это дойдет до нас. К тому же после ухода Флюгера, после того, как НКВД едва не угробил Эльфа, он с нашими спецслужбами дела иметь не желает, работает только со мной и с доктором…»
Илья выбросил погасший окурок в урну и спросил:
– Как она выглядит?
– Красотка, блондинка лет тридцати, глаза голубые. Одевается стильно. Что-то есть от Марлен Дитрих. Работает в пресс-службе Риббентропа. От денег отказалась.
– Предлагали? – Илья скрыл усмешку.
Пока действовал запрет на агентуру в Германии, платить агентам было не из чего. Ни Разведупр, ни ИНО НКВД собственных, неподотчетных валютных фондов не имели.
– Разговор о гонораре был, так сказать, предварительный, – в голосе Ивана прозвучало смущение, будто чувствовал лично себя виноватым в неплатежеспособности Разведупра, – как только запрет будет снят, деньги появятся.
– Твои ребята именно так и ей объяснили? – спросил Илья с шутовской серьезностью.
– Издеваешься? – Проскуров скривился. – Никто ничего не объяснял, просто при первом намеке на вознаграждение она сразу сняла тему. Заявила, что раньше работала бесплатно и своих привычек менять не намерена. Очень надменная, самоуверенная дамочка. Вот это и настораживает. Сейчас, когда мы с Германией практически союзники, получается двойной риск.
– Получается такой риск, что деньгами вряд ли компенсируешь, – тихо заметил Илья, – платные агенты приходят и уходят. Их легко перекупить. Инициативщики надежней.
– Да, я тоже об этом думал, – кивнул Проскуров, – провокатор Гейдриха точно стал бы требовать денег, торговаться для правдоподобия. Но знаешь, есть еще один момент. Она неплохо говорит по-русски. По опыту известно, настоящие инициативщики редко владеют языком, а вот провокаторы Гейдриха обязательно.
– Выучила все-таки. – Илья улыбнулся. – Молодец.
Проскуров застыл. Илья легонько хлопнул его по плечу:
– Кодовое имя Эльф. Номер А-91. Считай, ты ее уже проверил.
Глава двадцать шестая
На территории Института биологии Общества кайзера Вильгельма цвели вишневые деревья. Цветочные облака, ароматные, бело-розовые, скрывали от посторонних глаз бревенчатый барак, «вирусный флигель». Внутри барака шла сборка реактора по проекту Гейзенберга.
Навестив стройку, Эмма любовалась вишневым цветом, спотыкалась о водопроводные трубы и толстые кабели, еще не зарытые в землю, но не падала. Специально надела туфли без каблуков. Сквозь розовые цветы просвечивало ясное небо.
Эмма задумчиво улыбалась и вела счет ошибкам гения. Отказался от графита – раз. Запорол идею с сухим льдом – два. Зациклился на тяжелой воде – три. Решил делить изотопы методом Клузиуса (холодная и горячая труба) – четыре.
Для труб требовалась высоколегированная сталь, только она могла выдержать контакт с гексом. Умники из компании «И.Г. Фарбен» убедили гения, что никель более устойчив к коррозии. На две трубы высотой восемь метров, отлитые «И.Г. Фарбен» для первого эксперимента, ушло семьдесят килограммов никеля.
Эксперимент еще не начали, а уже произвели расчеты: для получения пятисот граммов обогощенного урана понадобилось бы сто тясяч никелевых труб, то есть гигантский завод. Стоило начать экперимент, и на внутренних поверхностях труб появился предательский зеленоватый налет. Эмма первой заметила коррозию и сообщила Гейзенбергу. Он не поверил, кинулся проверять. Долго мрачно молчал, наконец изрек:
– Этого следовало ожидать. Конечно, никель не выдерживает контакта с гексом. Нужна высоколегированная сталь.
Эмма сочувственно смотрела на Гейзенберга, вздыхала, сокрушенно качала головой, а про себя язвила: «На черта, в таком случае, ты согласился на никель? Тебя же предупреждали! Ган десять раз повторил, даже Вайцзеккер осмелился высказать робкие сомнения насчет никеля. Твоя гениальность испаряется быстрее, чем терпение военного министерства. Невозможно представить, что нобелевский лауреат, ученый уровня Ньютона, и этот суетливый полуремесленник-получиновник от науки – одно лицо. Куда ты влез? А главное, зачем? Ну не твое это, не твое! Кроме позора, ничего не получишь. Забываешь азы химии, мечешься, делаешь одну глупость за другой, будто нарочно. Если бы нарочно! За такой хитрый тайный саботаж тебя можно было бы даже зауважать. Но нет, ты не саботажник. Старик правильно сказал: у тебя психология мелкого чиновника. Стараешься изо всех сил, хочешь всегда оставаться первым, главным. Сам не знаешь, чего боишься больше: не угодить начальству или что кто-то тебя обгонит».
