Владимир Романовский - Инсула
Федотова и Рылеев мрачно на нее посмотрели.
– Прошу прощения, – продолжала Амелита. – Это необходимо. Мне должны позвонить по поводу прослушивания. То есть, нет, это я им должна позвонить. Ну, это все равно. Пойдем.
И пошла к двери. На полпути, поняв, что за ней никто не следует, она остановилась и повернулась озадаченно к присутствующим. И сказала тоном, каким говорят – «Чего уж тут не понять!»:
– Ну я ведь не могу идти туда одна.
Не отрываясь от игры, мальчик сказал:
– Он у тебя в кармане, дура.
Амелита проверила карманы – и действительно вытащила из одного из них телефон. И сказала:
– Ага. Ну, слава Богу.
Мальчик саркастически произнес:
– Спасибо, пацан. Благодарю за помощь. Завтра куплю тебе собаку.
Амелита села на стул и начала сосредоточенно возиться с телефоном. Некоторое время понаблюдав за ней, Федотова пожала плечами, открыла холодильник, и начала вынимать из него яйца, молоко, масло, сок, укроп, бекон, ветчину, апельсины, хлеб.
Рылеев удалился в главную гостиную, стилизованную под ранчо, нашел за стойкой пачку сигарет, присел и закурил.
Неприятная особенность здания люкс состоит в том, что в таком здании постоянно присутствуют посторонние – уборщицы, экономки, повара, няни, ремонтники, массажисты, телохранители, гости, и вообще черт знает кто. Все они постоянно меняются, и не всех успеваешь запомнить.
Он обещал Людмиле подумать, но сроки не обговаривались. Неужто Спокойствие? А откуда им знать – может, он уже поговорил с некоторыми обитателями, и они согласны принять условия, получить деньги, и съехать. С другой стороны – нет ли в вестибюле микрофонов? Блистательная речь Цицерона о том, какую пользу он лично, Цицерон, извлекает из проживания в Прозрачности – не была ли подслушана?
Может и была. Но все-таки Спокойствие – не сборище гангстеров, а солидный концерн, склонный к обычной для концернов бюрократической медлительности. Прежде, чем действовать, да к тому же такими варварскими методами, наверняка они бы попросили Людмилу еще раз ему, Рылееву, позвонить. Последнее предупреждение. Да?
Но тогда – кто и зачем подкупил полицию?
И что за родственники у госпожи Дашковой? И о каком наследстве речь? Он попытался вспомнить, откуда у госпожи Дашковой были деньги – нет, биографиями и доходами потенциальных жильцов два года назад занимался Цицерон, и Рылеев ему тогда целиком доверился, и не стал сам ничего проверять.
Нет, подумал он, при чем тут родственники Дашковой. Родственники действовали бы по-другому, без варварства, без садизма.
Цицерон – умный, недоверчивый, трезвый – что-то прикинул, какие-то варианты, потому и созывает конференцию.
А тут еще этот дважды привидевшийся пожар. И человек, привязанный к стулу.
Почему Амелита побоялась остаться одна? Что за пацан – действительно ее сын, что ли? К Дашковой Амелита не имеет никакого отношения, это совершенно точно. Это ему Цицерон сказал, тогда, два года назад.
И – вот – почему Кипиани не проснулись, не вышли на оперные крики и еврейский плач на лестнице, и на суетливую возню полицейских? И телохранители их тоже не вышли?
А, сообразил он, почему не вышли – это ладно, не вышли и не вышли, не услышали, телохранитель у двери ушел в ванную на пару минут, это ерунда. А вот почему полиция не зашла к Кипиани, даже если они трижды подкуплены? Все квартиры обошли, всех допросили, а Кипиани – нет. Вообще действия полиции какие-то смехотворные, и следователь этот, Иванов, странный. Живописью интересовался. Ощущение, что блюстители просто нехотя отыгрывали номер. Даже если подкуплены – полицейским так себя вести не полагается, это как-то неестественно.
«Вообще-то вам самому положено такое знать». Так сказал священник. «Действуйте».
Очень не хочется. «Никакой вы не отступник». Нет, он, Рылеев, не отступник. Он просто слабый. И эгоист. Все мы эгоисты, и слабаки, но степени разные.
Рылеев затушил сигарету и вернулся в кухню.
Завтрак был готов. Смуглый мальчик ел креп одной рукой, а другой играл в компьютерную игру. Амелита, сложив оперные губы в трубочку, дула на кофе в чашке, и лицо ее при этом казалось Рылееву невероятно глупым. Рылеев и Федотова принялись за яичницу с беконом.
Амелита перестала дуть на кофе и спросила:
– А авокадо-салата у вас нет?
Рылеев сказал раздраженно:
– Нет.
Федотова посмотрела на него с укором. Амелита поставила чашку на стол и снова начала возиться с телефоном, беспокоясь о своем назначенном прослушивании. И сказала в конце концов:
– Ничего не понимаю. Назначено на завтра? О Боже. Может, лучше им позвонить?
Рылеев понял, что она не успокоится, будет канючить и нудить, возможно даже рыдать, и надо ей помочь. Он спросил:
– Как зовут маэстро?
– А?
– Кто вас прослушивает?
– А. Ага. … Флотов.
– Где?
– В Лесном Эхо.
– Это репетиционный зал? На Малой Монетной?
– Да. На Малой Монетной.
Рылеев взял у нее телефон, увидел на дисплее слово «прослушивание» и номер, нажал «позвонить» и приставил телефон к уху. Включилась связь. Рылеев сказал:
– Доброе утро. Это Василий Рылеев говорит. Я владелец вашего репетиционного зала, и всего остального здания тоже. Как вас зовут, девушка милая? Аня? Прекрасное имя. Давно не слышал. Нынче всем дают вычурные имена, а у вас традиционное, наше. Очень приятно. Слушайте, Аня, будьте другом, проверьте кое-что, мне тут нужно … да. Господин Флотов прослушивает сегодня Амелиту Нежданову? Да, я подожду.
Смуглый мальчик кинул в Амелиту куском тоста, и она перепугалась. Видя, что она не хочет с ним играть, мальчик подхватил другой кусок и повернулся к Федотовой. Та посмотрела на него угрожающе, взяла со стола бронзовую поварешку, и одним движением с треском ее сломала, и показала ему обломки. Амелита вскрикнула. Рылеев сделал страшные глаза и приложил палец к губам. Притворяясь, что напуган, мальчик округлил рот и покачал головой из стороны в сторону, а потом насупился и вернулся к компьютерной игре. А что делать, если взрослые не хотят с тобой играть? Вот, оно и есть.
– … Завтра? – переспросил Рылеев, держа телефон возле уха. – Ага, спасибо вам, Аня. Вы – лучше всех!
Он отдал телефон Амелите и сказал:
– Завтра в одиннадцать тридцать.
Благодарно глядя на него, Амелита сказала:
– Вы прямо творите чудеса, да? – и, повернувшись к Федотовой, – Он прямо чудеса творит. Да?
– Со мной бывает, – скромно признался Рылеев, набирая другой номер. – Але, Настенька? Здравствуй. Рылеев говорит. Настенька, милая, собери букет пестрый, поразвесистее, и пошли Игорька на Малую Монетную. Да, на Петроградской. Там есть здание такое, в нем репетиционный зал, а в приемной сидит секретарша Аня. Пусть Игорек ей положит цветы на стол, и скажет – от Рылеева. Чего-чего? Никогда я эту Аню в глаза не видел, Настя, ты что? Не вольничай. Что – жена? Жена сидит рядом со мной, завтракаем мы. Насть, дам по шее. А? Мне в счет, естественно. Ну, пока.
Он выключил связь, посмотрел на Амелиту, и спросил:
– А все-таки: пацан – ваш или нет?
– Я ж сказала – не уверена. Может и мой. У моего мужа … право на полную опеку.
– Вы в разводе? – спросила Федотова.
– Боже мой, нет, конечно. Но его адвокат говорит, что с его юридической точки зрения, потому как я хуевая мать и все такое, будет справедливо, если у отца полная опека, как если бы мы жили раздельно.
Федотовой это не понравилось.
– А когда вы последний раз видели сына? До вчерашнего … сегодняшнего дня?
– Э … – Амелита посмотрела мельком на смуглого мальчика. – Года три назад, кажется.
Сделалась пауза.
Мальчик, не отрывая глаз от экрана, сказал:
– Скорее лет пять.
И снова пауза.
Федотова решительно к нему обратилась:
– Эй, пацан. Это твоя мама или нет?
Мальчик проигнорировал вопрос.
А Рылеев повернулся к Амелите:
– Слушайте, соседка. Амелита.
– Да?
– Вот не понимаю я – все ваши залы прослушивания, и репетиционные, и где вы уроки даете – почти вся ваша деятельность – на другой стороне города. Вам не хотелось бы жить поближе ко всему этому? Или хотя бы поближе к опере? На Римского-Корсакова, к примеру, есть много прекрасных, солнечных квартир.
– Типа, переехать туда, что ли? Нет конечно, Боже мой, зачем? Нечего мне там делать. Валька там живет, сука редкая. И вообще – нет.
– Почему же?
Федотова посмотрела на Рылеева встревоженным взглядом. А Амелита ответила:
– Ну, короче, во-первых, меня здесь район вполне устраивает. Прекрасный район. Если по магазинам ходить – это просто мекка. Лучшего в мире нет.
Рылеев глянул на Федотову, она подняла слегка брови, будто говоря, «Это действительно так и есть».
– Вы любите ходить по магазинам? – спросил Рылеев.
– А? Что?
