Елена Ронина - Портрет в сиреневых тонах и другие истории (сборник)
Но время шло, и экскурсоводы стали попадаться и за рамками Третьяковской галереи. Мысленно я их разбила на несколько категорий.
Первые, это которые и профессионалы, и работу свою боготворят, и лично мне с ними очень интересно. Но почему-то на моем пути таких встретилось всего трое (заметим, из миллиона-то!). Это потрясающие люди. Люди, которые любят свое дело, хорошо знают, о чем говорят, и хотят донести свои знания до нас с вами. И еще, что очень важно, они это делают с огромной любовью, с огромной отдачей, не жалея ни себя, ни своих сил. Редкость, огромная редкость. Самая главная редкость то, что они любят людей. И общение доставляет им радость. И если вдруг сошлись все эти качества в одном таком человеке, который водит тебя по чужому городу, то получается просто феерия! Ты забываешь, что вокруг много народу, что жара, а остаешься один на один не просто с историей, а с жизнью этого города. Картинки древности оживают перед тобой, и по улицам начинают ходить люди в старинных нарядах, разговаривать между собой, ругаться, мириться. И ты переносишься на много-много лет назад и оказываешься участником этой жизни. Так, экскурсовод во Флоренции пыталась передать нам красоту города через стихи Цветаевой. И это странное смешение вдруг очень далекое сделало абсолютно реальным. Или Париж. Жизнь Тулуз-Лотрека не просто пронеслась передо мной. Я уже представляла себя певичкой из кабаре и понимала, что он и урод, и пьяница, но не могла избавиться от любви и безмерной жалости к этому маленькому человечку и великому художнику.
Такое погружение в самое сердце города случается крайне редко. Со мной такое случалось всего три раза. В Париже, во Флоренции и в Венеции. Хотя в этих городах я была не по одному разу и прослушала много экскурсий. Но только три экскурсовода останутся в моей памяти. Это был тот самый вариант номер один. Когда и профессионал, и работу любит, и работает для нас и ради нас.
Есть вариант номер два. Когда знает и любит работу, но не любит нас, противных и навязчивых туристов.
– Кому тут нужна экскурсия по Русскому музею?
– Нам нужна, только цена какая-то странная. Давайте договоримся напрямую. Вы скажете, что вели экскурсию у нас один час, а проведете полтора. Предлагаем вам за это восемьсот рублей, – мой муж безумно любит торговаться. Он это называет: «Не держите нас за дураков, и нечего на нас наживаться!» Я этих моментов в нашей совместной жизни не ценю. Мне потом стыдно людям в глаза смотреть. Прямо чувствую, как я их обобрала. Сергей, правда, не согласен. «Задаром никто работать не станет, – он так считает. – Раз соглашаются на наши условия, значит, их это устраивает». А я думаю, что и люди разные, и ситуации разные. Поэтому не торгуюсь никогда. Но этот гид ни сожаления, ни уважения у меня не вызывал, так что я решила остаться в роли стороннего наблюдателя.
Молодая девица, наружности симпатичной, но какая-то неприятная, поглядела на нас оценивающе. При этом ее, как мне показалось, интересовало не наше понимание живописи, а больше наши взаимоотношения между собой. Отношения у нас были в тот момент более чем хорошие. Муж мне эту поездку подарил на сорокапятилетие. А Русский музей является для нас символом нашей совместной жизни, потому что он стоял у самых ее истоков. Так что мы в Питер приехали как бы прикоснуться не только к истории города, но и к нашей собственной.
Девица наше настроение поняла, оно ее разочаровало и слегка обозлило. Поэтому (подозреваю, что даже не совсем злонамеренно) она все время пыталась нас как-то задеть. Делала она это нехитро, уж как умела, используя свои рабочие навыки. И сразу начала рекламировать не музей, а себя. Все время вставала в элегантные позы, подходила к разным экспонатам и говорила:
– Ну вы, конечно, знаете это полотно. Оно очень известное. – И делала огромные глаза: – Что, даже о нем не слышали? Надо же, как странно… А на Модильяни вы уже были? Безусловно, Антонова могла себе позволить сделать к юбилею такой подарок!
– Леночка, ты не знаешь, про кого это она? Она вообще-то экскурсию ведет, или что? – шептал мне мой муж.
– Сереж, за ней прямо не уследишь, – шептала я в ответ. – Думаю, она имеет в виду директора нашего Пушкинского музея. И вроде сейчас в Москве выставка этого самого Модильяни проходит. – Я напрягалась изо всех сил, пытаясь уследить заходом мыслей нашей агрессивной девицы.
– А зачем она нам про это рассказывает? – муж искренне удивлялся.
Вот действительно – зачем? То, что она умная, можно же и так понять, все-таки в музее работает, наверное, туда дур не берут. Но зачем все время пытаться нас выставить дурнее себя? Сначала я лихорадочно пыталась соответствовать разговорам про Антонову и Модильяни. А потом решила: с какой стати-то? Не она же мне восемьсот рублей платит, а я ей. И на следующий вопрос о картине «Грачи прилетели» «Вам, конечно, известна рука этого мастера?» я нагло ответила: «Неизвестна!» – «Вы не знаете Саврасова?!» – «А давайте, мы будем просто слушать, а не сдавать экзамен на тему экспонатов Русского музея», – достаточно жестко отрезала я.
Девица, кстати, сразу же пришла в себя, даже как-то немного испугалась, может, струхнула из-за своих восьмиста рублей. Но потом бойко шла от картины к картине, все подробно рассказывая. Но без зачарованного восторга. Мы тоже полного удовлетворения не получили и поклялись друг другу больше экскурсовода в Русском музее не брать.
А ведь девица своего добилась. И нам настроение подпортила, и ожидаемого удовольствия от музея мы не получили. А вроде и профессионал, и рассказывала про все интересно. Но – стерва! И хоть и молодая, но уже психолог и уже умеет людьми манипулировать: и увести их от искусства подальше, и пробудить в них не лучшие душевные качества.
Но это было из серии личных антипатий – ей просто не понравились мы, или я, или наши отношения между собой, или мой вечно торгующийся муж. А есть такие, которые в принципе не любят туристов. Вот противно этим экскурсоводам нас по городу водить. Вот почему они тут вкалывают, по холодным улицам бегают, а мы, видишь ли, в отпуск приехали?! Видишь ли, мы отдыхаем за границами! И они свои экскурсии в нас словно выплевывают или рассказывают так, будто делают нам огромное одолжение, от чего тоже осадок остается. В людях много злости. Люди порой не любят других людей. Среди экскурсоводов таких, к сожалению, хватает. Им завидно, что мы вот стоим, ничего не делаем и экскурсию слушаем. А они в это время надрываются. А они, может, тоже хотят просто послушать. Или им противно, или просто жалко делиться информацией? Такие тоже есть. Вот посмотрела экскурсовод на меня, всю такую отдыхающую и расслабленную, и подумала: «Этой вот ни за что и ничего не расскажу! Ну хорошо, расскажу, но только то, что в любом учебнике прочитать самому можно!»
Следующая категория – это те гиды, которые про историю все знают, и за людей от души переживают, а вот работу свою не любят. Вот тарабанят они быстро-быстро и про крестовые походы, и про то, кто и что в каком веке построил. И так все это бездушно, и так все это механически. Я лично отключаюсь уже на втором предложении. И мне кажется, все остальные тоже. Слушать этот монотонный диалог из чисел, цифр и размеров ну нет никакой возможности.
Я заканчивала школу с преподаванием ряда предметов на немецком языке. И после 9-го класса у нас была практика в Интуристе. Нас прикрепляли по двое к какой-нибудь немецкой группе, и мы целую неделю с этой группой носились. Конечно, в сопровождении экскурсовода. Правда, нам давали самостоятельные мелкие поручения. Например, кому-то из группы показать московское метро или в ГУМ сводить. Я, как всегда, работала в паре с моей подружкой Наташкой Зверевой, куда ж мы друг без друга. А вот экскурсоводы попадались всегда разные. Несколько было очень колоритных. Вот одна была как раз из данной категории, которая и про историю все понимает, и к людям хорошо относится, а вот работу свою ну просто не переносит. Или она от нее уже угорела за огромное количество проработанных лет. Ну это судя по внешнему виду. Прибегала она вечно в последний момент. Когда уже вся группа сидела в автобусе. Вся запыхавшись, с набитыми продуктами сумками, она плюхалась на переднее сидение и сразу начинала нам со Зверевой жаловаться на свою собачью жизнь. Жаловаться долго ей совесть не позволяла, потому что мы постоянно проезжали какие-то исторические места, про которые она не могла не рассказать иностранным туристам. Рассказывала она очень быстро, скороговоркой, чтобы успеть впихнуть в иностранцев побольше информации. В итоге проглатывала слова, ничего не успевала, злилась на шофера за то, что он быстро едет, на туристов, что они плохо слушают. И было понятно, что в голове у нее не экскурсия, а что бы из купленных продуктов на ужин приготовить. А это со стороны так заметно, что и всем становилось сразу неинтересно. Я сидела сзади нее и думала, ну зачем она так много говорит, ну кому это надо? Ты выбери какую-нибудь одну историю и ее расскажи, но с подробностями, чтобы интересно было. А другой группе другую историю придумай. Так и сама от однообразия не устанешь, и людей, глядишь, заинтересуешь! Но нет, она захлебывалась, заикалась, потом расстраивалась, обижалась, как ребенок, и вообще бросала с расстройства микрофон. Африканские страсти! Но о том, что она людей любила, я сделала вывод из того, что все-таки ведь хотелось ей как-то им донести информацию про нашу Москву родную, столицу красивую. И мы с Наташкой ей небезразличны были.
