Юрий Тупикин - Вольные повести и рассказы
– У членов государственной комиссии могут возникнуть сомнение в том, что демонстрирующиеся феномены являются исключительно голографическим иллюзионом. Чтобы развеять иллюзии самих членов комиссии, во имя предков предоставим слово Иосифу Виссарионовичу Сталину! – сказал Милан Гурьевич Горынин. – Уважаемый товарищ Генералиссимус! Обобщите, пожалуйста, суть политики высших чинов российской истории.
Вождь народов снова был нетороплив. В руках у него снова видна знакомая трубка. В глубочайшей тишине зала он спустился со сцены и подошёл к обоим президентам современной России. Он задумчиво рассматривал их обоих. Те сжались в комочки, как кролики перед удавом. Они лишь не верещали. Очень хотелось бы знать, какой именно страх, кроме чисто животного, испытывали данные президенты.
– Ви кито такие? – спросил Иосиф Виссарионович. Кролик кроликом, но субординация у них в крови, невзирая, что перед удавом. Оба вскочили с кресел.
– Товарищ Сталин! Я президент Советского Союза! – доложил Горбачёв. Плешь на его голове стала сизой от чрезвычайного напряжения его воли. За ним тяжело раскрывал рот растерянный Ельцин. Глаз его отвердел и не мигал. Но это мало о чем-нибудь говорило.
– Я президент РээФ, то бишь России, товарищ Сталин, – еле выговорил он.
– Какие ви пиризиденты! Ви не пиризиденты народов Советского Союза и Великой России – ви ризиденты Америки и Британии, а следовательно, ви преступники своих народов. Кроме того, ви презренные херосраты. Ви – презренные из презренных. Не Геростраты, а херосраты. Ви жидко обкакались перед историй. Все мы, – он обвёл трубкой царей, науку и полководцев, – в неблагоприятных исторических условиях, не щадя живота, ковали могущество нашей Родины. Ви же, находясь в благоприятных, процветающих исторических условиях, не только не возвысили нашу русскую Родину, ви её разорили, ви её продали и ви её пропили по частям и кусками. Ми ждём вас обоих на праведный суд. Хотя суд над вами уже состоялся. Мы подумаем, как наказать вас за это. Ваши часы на Земле завершаются. Тамбовский волк вам товарищ, а не товарищ Сталин, – и погрозил им обоим прокуренным пальцем, а может быть трубкой; теперь об этой мелочи никто не упомнит. Тут он хотел подняться на сцену, но вдруг во втором ряду увидел знакомое лицо.
– Ва-а! Какой человек! Горыня, ты не забыл о том случае? – спрашивал Сталин у Внука. Внук встал.
– Об этом не забывают. От всех Горыней спасибо, товарищ Сталин, – отвечал Внук. Никто не знал, о чём идёт речь. К тому же, это был не тот Внук, но похожий на Внука Беду. Сталин ошибся, но это лишь частность. Он продолжал:
– Правильно сказано. Об этом забыть нельзя. Нашу победу ковали и литые из золота русские боги. Мы знаем, что твои боги не любят сдаваться… И вам, и им спасибо! – Вот тут, в главном, он не ошибся. Лишь после этого Сталин взобрался на сцену и сел на своё почётное историческое место, не оспоренное на том свете. Видимо, там, на том свете, он избран царём над царями, коли его назвал царём царей сам Светослав Хоробрый, коли перед ним сгибали колено Князья и цари. И Иван Грозный, и Пётр Первый, и Михайло Ломоносов, и Екатерина Вторая, и Александр Суворов, и Михаил Кутузов, и Александр Второй, и, наконец, убиенный большевиками царь Николай Второй, и вождь революционного пролетариата Владимир Ленин. Вот они где все, союзники науки истории. После длительной борьбы они доказали свою правоту и примирились с единственно возможной истиной великого служения Руси и России. Вот когда понимается строка поэта о том, что большое видится на расстоянии. Мы привыкли отмеривать расстояния от настоящего в прошлое или в будущее верстами пятилеток или веков. Оказывается, есть расстояния из прошлого к нам, в настоящее, и они самые вероятные, ибо сводят все пятилетки веков в одну точку нашей истории. Расстояния туда и обратно должны быть одинаковыми. Тут большое и видится. Кто присутствовал, так показалось, почувствовали озарение от величия силы русской истории. Дальнейшие действия подтвердили догадку. Именно показалось… Один из журналистов, кажется, Хинштейн, специализирующийся на вождях, рискнул вопросом. Такова эта любознательная порода.
– Генералиссимус! А в газетах писали, что вы на том свете возите воду?! – и, нагнув голову, видимо, испугался своей дерзости, ждал ответа. Сталин ответил сидя. Ответ показал, что не бояться не следовало.
– Ми знаем, кито это писал. Ми ждём его к себе, чтобы наши гости воочию видели, кито на ком возит воду на том свете. И вас увидим… – После ответа Генералиссимуса пригнули головы и те учёные обыватели, кто не задавал и не хотел задавать вопросов. Только председатель комитета по лженауке Эдуард К. сидел прямо, не спуская расширенных глаз с необыкновенных, антинаучных явлений… Тут бы в пору расслабить председателя комитета по лженауке анекдотом о Сталине. Якобы Жуков вышел от Сталина хмурым. В досаде он выразился: «Хрен усатый»! Подслушавший Берия тут же настучал вождю. Жукова вернули. «Товарищ Жуков! Кого ви имели в виду, произнося слова: „Хрен усатый“? Жуков нашёлся: „Гитлера, конечно“. Вождь народов: „А кого имели в виду, ви, товарищ Берия, когда произносили слова „Хрен усатый“?…
И ещё бы впору узнать, за что благодарил Сталина Внук Малай? Золото богов непосильно даже Сталину. Даже он не отнял бы. Тогда за что рассыпался Внук? Разве что за мудрость, проявленную вождём СССР. Другой бы упёрся рогом и всё, как например тот же Ельцин. Несколько раз вызывал Внука Малая в Кремль, но боясь встречи с ним, уходил в запой. Сталин же принял мудрое решение, невзирая на то, что решение от него не зависит. Тогда можно понять и Внука…
Милан Гурьевич обратился к членам госкомиссии:
– Уважаемые члены комиссии, вы можете как подойти и пощупать коня… простите… каждого из исторических гениев, так и задать каждому из них свои вопросы. Пожалуйста! – Члены комиссии подойти к историческим гениям не рискнули. Но задавать вопросы после первого же ответа Сталина? Однако времена изменились. Не бояться же каких-то реликтовых духов. Следовало ожидать, что учёный коллектив, рассматривающий докторскую диссертацию, сразу атакует вопросами гения отечественной науки – Михайла Васильевича Ломоносова. Или, по крайней мере, поговорит с любым из российских императоров. Хоть с Петром Великим, хоть с Александром-освободителем. Или, о боже, о чем это мы, – да, да, могли бы подойти и потрогать, хотя бы потрогать материализованного вождя международного пролетариата или того же „отца народов“. В зале не было ни одного военного человека. Нельзя без них судить, подошли бы они хотя бы к одному Генералиссимусу из двух, присутствующих одновременно. Гражданская публика, включая студентов, не подошла. Произошла некая странность, понятная, может быть, ментальности учёного мира конца XX века. Они не задали ни одного вопроса основателю Московского университета, в конферец-зале которого происходила защита. Хотя бы об утраченных трудах Ломоносова задали вопрос. Но, увы! Они с вожделением накинулись на последнего императора России. Вопросы ему, судя по поднятым рукам и повороту голов в сторону императора, захотели задать все члены комиссии. Но задал один председатель комиссии:
– Ваше царское величество! Многоуважаемый, Николай Александрович! Вас расстреляли большевики. А теперь Вы сидите рядом с ними и даже кланяетесь историческим монстрам Ленину и Сталину. Как прикажете понимать эту метаморфозу? – Председатель с мопсовской важностью сел. А царь встал с места. Его царский наряд был новым и чистым. На его плечах лучились витые погоны полковника российского государства. Он уверенно подошёл к столу комиссии, оперся правой ладонью об угол стола и сказал нижеследующее:
– Дамы и господа! Отвечу на ваши вопросы. На мою бесславную долю выпали две войны и три революции. Если с революцией пятого года я справился и разгромил её штабы и опорные гнёзда, то проигрыш войны пятого года с Японией имел драматические последствия для неуспеха России в мировой войне, чем и воспользовались революционные силы двух последовательных революций семнадцатого года. При определённых обстоятельствах, именно относящихся к периоду нарастания большевистской революции, когда по моему приказу департамент полиции повсюду искал господина Ульянова, я бы не колебался отдать и приказ о расстреле этого опасного человека для моего правящего режима. Эти, далеко не пустые слова, подтверждает казнь его брата Александра, являющегося по существу младенцем по сравнению с революционным гигантом Владимиром. Так бы я поступил и с господином Джугашвили, пребывавшем в те времена в звании профессионального революционера, весьма опасного для престола. Но он пребывал в это время в ссылке… И так бы я поступил с десятками и сотнями, а может быть, тысячами преступников, посягнувших на трон. Но исторический факт обратился к их пользе. История же судит не по замыслам прошлого, а по деяниям настоящего и будущего. Как председатель правительства, Ульянов-Ленин, так и генсек Джугашвили-Сталин, свершили такие деяния, о которых никто из нас, царей не мечтал, не мыслил и не ставил в программы. Как самодержец Всея Руси, я, пользуясь благоприятным публичным случаем, объявляю обоим героям истории свою императорскую благодарность за вознесение России на олимпийские высоты истории! По сравнению с этими… – царь указал дланью в сторону Ельцина и Горбачева, – с этими, которые не способны даже реабилитировать мою семью, Ленин и Сталин как горы против подтачивающих их мышей… Впрочем, пора бы и кончить мусолить данный вопрос. Ваши учёные звания вам позволяют этому следовать. Михайло Васильевич, правильно я им ответил? – царь интригующе глянул в сторону Ломоносова и пошёл на своё место в истории… Ломоносов, не ожидавший к себе обращения, вскочил, раскраснелся вдруг маком, как молоденькая девица, но бойко ответил:
