Михаил Армалинский - Правота желаний (сборник)
Есть люди, причём неглупые, которые перечитывают Анну Каренину раз в год. А я читал этот роман всего лишь раз в жизнь. Непорядок.
Сюжет измены жены мужу и её убёга с любовником использовался литераторами всех литератур до умопомрачения. Почему же Анна Каренина произвела такое сильное впечатление на человечество? – Да потому, что она кончает с собой, да ещё экзотически-паровозно. То же самое и с Ромео и Джульеттой: любовная история малолеток – дело обыденное, но смерть обоих – вот что завораживает людей. Мораль почитает смерть, а не оргазм, апофеозом любви. То есть смерть привлекает глупых людей значительно больше, чем любовь.
И вот я решил перечитать Анну Каренину. Первый раз я прочёл этот роман лет в 15, и особых впечатлений не осталось, кроме разочарования из-за того, что Толстой утаил, каким же таким образом произошло главное событие: первое совокупление Карениной с Вронским на неком диване, которое было спрятано в многоточиях.
Потом я смотрел фильм с Татьяной Самойловой – она стала для меня истинным воплощением Анны, в отличие от прочих кинозаходов как русских, так и иностранных. Вот и всё, что осталось в моей памяти о романе, по которому сходит с ума чуть ли не весь мир.
Итак, я перечитал, передумал о том, о сём, разумеется, разозлился и решил высказаться, выдать, ткнуть носом в потенциально очевидное, ибо люд читает, а самое главное, как всегда, не замечает. Так и те, что ежегодно перечитывают, приносят себя в жертву толстовскому людоедству.
Прежде всего, мне стало ясно, что Анна Каренина – блестящий и талантливейший роман, несмотря на то, что многое там устарело и способно вызывать интерес только у историков или занудных буквоедов. Из этого да и из прочего, написанного Львом Толстым, неопровержимо следует, что он как писатель близок к гениальности, но об этом говорить скучно, а главное – никому не нужно, ибо тонны книг про всё это валяются на всевозможных книжных полках. О самом романе Анна Каренина тоже писали все, кому не лень. Те, кому было лень, тоже писали. Мне вот – ужасно лень, но я, с трудом преодолевая её, тоже ведь пишу.
А мне писать надо, поскольку влияние этого романа на молодёжь и на легковерных взрослых настолько вредно и сильно, что пора что-то делать. Именно благодаря своей ответственности за благосостояние человечества и обязанности его защитить от пагубного влияния Анны Каренины и подобных толстовских писаний, типа Крейцеровой сонаты и Дьявола, я и вступил в неравный бой со своей ленью.
Я кратко изложил суть своего отношения ко Льву Толстому ещё в своём романище 1991 года (см. Чтоб знали!):
Перечитал «Крейцерову Сонату» и диву дался сексуальной инфантильности Толстого – куча глупостей и полового невежества. Сначала пишет, что детский досуг его был нечистым – дрочил то бишь, и на женщин смотрел жадно, – а как же иначе? А потом, когда он, бедненький, лишился невинности, то застрадал, что потерял «чистое» отношение к женщине. Да его никогда-то и не было, коль дрочил.
И вообще, о каком «чистом» отношении к женщине может идти речь, если у тебя хуй есть? Ошарашенность от исчезновения желания после первого оргазма с женщиной геройчик воспринимает как великую потерю. А свой медовый месяц он вспоминает со стыдом, но не из-за грязи, как он это хочет представить, а из-за очевидной своей неспособности доставить удовольствие молодой жене, которая жаловалась на боль и явно сторонилась мужа. И написал Толстенный «Сонату» ради проклятия ебли, которая ему не давалась всю жизнь. Но ебля, пока она существует, прекрасна сама по себе. И неча Толстожопому пиздеть на пизду. А то из своей ущербности он сделал философию, которой заражаются сопляки или недоумки.
Этот тезис остался полностью справедливым, и я размышляю, стоит ли развивать его, расширять и распространять? И вот решил, что стоит. Ибо забота о благе человечества проходит трещиной через моё сердце поэта, ныне прозаика.
Общеизвестно, что за каждым персонажем романа стоит какой-то реальный человек, с которого Толстой списывал то или сё. Все эти персонажи и их связь с событиями того времени уже прослежены, исследованы и задокументированы литературоведами и историками. Но мне, как и большинству рядовых читателей, ровным счётом наплевать, с кого конкретно списывал Толстой, – меня роман влечёт лишь настолько, насколько описанное в нём задевает меня и увлекает. Чистый остаток – это то, что всегда будет представлять интерес для любого читателя, – это половые отношения между героями и всё, что вело к ним и происходило вокруг них.
С другой стороны, мусоля слова и действия персонажей, надо прежде всего отдавать себе отчёт, что в романе описаны мысли и желания самого Льва Толстого. А именно, что это – вымысел, над которым не следует «слезами обливаться». Но из-за того, что талант Толстого невыносимо велик, оказывается совсем легко забыть о том, что это вымысел, и всё-таки заливаться слезами, а кому-то – и спермой. В этом-то и заключается опасность Толстого. Толстой охмуряет своим талантом, отвлекает от своей личной гнуси и перенаправляет чувства читателя на своих героев.
Тут-то и является главная задача – не позволить себе поддаться на толстовский талант и, читая роман, видеть перед собой только Толстого и его пагубную мощь.
Роман Анна Каренина в основе своей автобиографический, но Толстой пытается приукрасить себя в Левине, который не изменяет жене со своими крестьянками, а только вожделенно любуется ими. Толстой же, как известно, не останавливался на любовании, а делал их своими любовницами.
Вронский – это мужчина, которым Толстой хотел бы быть, но которым ему быть было не дано, так же, как и обладать роскошной женщиной типа Анны Каренины. Так что вовсе не высшее общество, а сам Толстой мстит Вронскому, награждая красавца рано появляющейся лысиной, а недоступной Карениной – так вообще сумасшествием и смертью.
Жизненной позиции Стива Толстой тоже безумно завидует из-за лёгкости, с которой тот имеет разных женщин и изменяет жене, не испытывая никаких сомнений и угрызений совести, в которых Толстой пробарахтался всю жизнь так и не взбив масла – осознания и приятия правоты ебли.
Роман вопит голосом Льва Толстого об одном и том же: Вронский, Лёвин, Стива – все они, рано или чуть позже, перестают воспринимать своих женщин как сексуально соблазнительных, пыл и похоть проходят, а жёны, не понимая неизбежности этой физиологической реакции, видят в ней трагедию. Роман состоит из тщетных попыток натужной, вынужденной, противоестественной верности, а как следствие – безумной и убийственной ревности, (см. General Erotic № 104). Решение этой проблемы с помощью многопартнёрного общения крутилось в голове Толстого, но лишь на зачаточном уровне.
Так, Анна с испугом, но легко представляет любовь втроём – с мужем и Вронским.
Ей снилось, что оба вместе были ее мужья, что оба расточали ей свои ласки.
А Каренин ужасается:
…нельзя жить втроем.
А сам бы непрочь, если бы не боялся, что свет его заест.
Анна Каренина – это идеальная любовница, о которой мечтал Толстой, – женщина, с которой жить нельзя (психопатка и морфинистка), но зато она прекрасная и пылкая сучка. Толстой и не хочет женщину, с которой надо жить, у него уже есть опостылевшая Софья, с которой он так сжился, что не отлепиться – он мечтает о красивой похотливой самке, которую не надо старательно удовлетворять, что он не любит и не умеет, а которая будет кончать сама от одного его прикосновения. Он даже решает для себя, как он избавится от этой навязчивой любовницы, когда она ему надоест и захочется другую: лучший способ – это её убить, но так как для дворянина такое не пристало, то Толстой весьма убедительно делает её клинической шизофреничкой (достаточно почитать её последний внутренний монолог), и она сама себя убивает. Как говорится – самообслуживание. Но лучше всего было бы посадить Анну в сумасшедший дом, а ещё лучше – в публичный.
Однако меня не интересует психоаналитическая критика текста, меня влечёт нейтрализация педагогического и сексоненавистнического гипнотизма Толстого.
Кто же этот Лев Толстой, на которого бог вывалил великий писательский талант? Посмотрите на фотографию молодого Льва Толстого – это упёртая, злобная, квадратная морда. А когда он постарел и оброс бородой и, как сказал Маяковский,
зажавши нос, ушёл в народ,[110]
так он вообще стал точной копией бородатого Зюганова.
Лев Толстой был проломный ёбарь, который постоянно корил себя за активное удовлетворение похоти, а потом и вообще проклял её, тем не менее продолжая ебаться и каяться. После первой женщины он, вместо того, чтобы радоваться счастью познания чуда, плакал и тосковал об утраченной невинности и чистоте – тот ещё мудак.
При своей жажде наслаждения ему было непонятно или наплевать, что женщина тоже может испытывать наслаждение – он просто втыкал и кончал. Софью, свою 18-летнюю невесту, он после свадьбы выеб прямо в карете, от чего она в боли и неудобстве перепугалась и уже не кончала при ебле в кровати. И если ей был известен оргазм, то только собственноручный.
