Валерий Залотуха - Отец мой шахтер (сборник)

…Новиковцы жались к джунглям, то ли боясь, то ли не желая воевать, а английские квадраты полков уже стали рассыпаться, наступая.

Фанни смятенно смотрела с балкона, как наши остановились в нерешительности, наблюдая наплывавшую английскую лаву. Расстояние становилось минимальным, как вдруг с флангов вылетели наши тачанки, развернулись и беспрерывным перекрестным огнем стали выкашивать ряды англичан. Фанни захлопала в ладоши, сбежала вниз в гостиную, включила радиолу, поставила на полную громкость любимую мелодию возлюбленного. Трубили трубы! Шли на бой египтяне!

Фанни взлетела наверх и приникла к окуляру телескопа. Наконец она нашла его. Иван первым ворвался в ряды смятенных шотландцев.

– Oh God![17] – воскликнула Фанни, чуть не заплакав от счастья.

Все развивалось по тому, постельному плану Новика. Он даже столкнулся лицом к лицу с сэром Джонсом, чего в плане не было, а было судьбой. Сэр Джонс слишком хотел зарубить Ивана, чересчур хотел, он побагровел от этого желания, глаза его налились кровью, поэтому Иван без особых усилий, одним лишь расчетом выбил палаш из руки шотландца, но рубить его не стал, а схватил ладонью за розовую бычью шею и стукнул своим лбом о лоб соперника и врага. Сэр Джонс свалился с лошади без чувств.

– Fuck off![18] – закричала Фанни в восторге и сделала неприличный жест рукой.

Англичане пытались бежать, но наши не очень-то позволяли им это сделать.

Стоя в колонне для дальнейшего марша верхом на трофейных лошадях, ждали новиковцы своего командира, поглядывали на английский дом, а Иван все не шел.

Он и Фанни сидели за столом друг напротив друга, как в первый раз, только теперь вместо овсянки здесь стояли шампанское и фрукты. Фанни была нарядна и необычайно хороша, хотя глазки ее были заплаканы, а носик красен.

– Ну не могу, не могу я тебя взять, понимаешь? – глядя в стол, бубнил Иван.

– Why not?[19] – воскликнула она.

Помощь Шишкина им уже не требовалась, и он стоял рядом со скучающим лицом.

– Да потому что ты – англичанка! – заорал Иван. – А я должен бить англичанку! А я тебя… Эх, Аида, Аида… – Иван вдруг часто заморгал и потрогал шишку на своем лбу.

Фанни вновь горячо заговорила, Иван поднял на Шишкина глаза.

– Все то же самое, Иван Васильевич, – объяснил Шишкин.

– Да меня за тебя не то что с комдивов снимут – не расстреляли бы! Да и Наталья… – Иван потерянно махнул рукой.

– Natalia? – воскликнула Фанни.

– Это наш главнокомандующий, – быстро объяснил ей Шишкин.

Фанни вдруг что-то закричала, выбрасывая вперед указательный свой пальчик.

– Чего? – обессиленно спросил Иван.

– Она говорит, что, если вы не возьмете ее с собой, Иван Васильевич, она наложит на себя руки, – растолковал Шишкин.

– Ишь ты! – возмутился Иван. – А ты ей скажи, что тогда вернусь и эти руки ей повырываю! Скажи, скажи!

Шишкин стал переводить, но англичанка вдруг выхватила из кармашка маленький блестящий браунинг, приставила его к своему виску и нажала на курок. Пистолетик щелкнул, но стрелять не стал. Иван засмеялся.

– Что? Выкусила? Патроны-то я повыбрасывал! Дура! Скажи ей, Шишкин! Только без дуры…

Фанни швырнула пистолетик на стол и забилась в истерике. Новик вздохнул, глядя на нее, и бросил Шишкину:

– Ладно! Скажи там, чтоб спешивались. Выступим ночью.

Была ночь. Утомленная и счастливая Фанни боялась заснуть и, засыпая, повторяла в полузабытьи слова, которые Иван наверняка понимал иначе:

– I’ll kill you, my centaur…[20]

История, к счастью, не перестает быть историей оттого, что по той или иной причине потомки ничего не знаю и даже не догадываются о тех или иных ее событиях. Великий поход за освобождение Индии – исторический факт, мы это утверждаем и доказываем. Одно из многих доказательств этого факта заключается в том, что никто никогда и нигде даже не пытался доказывать обратное.

Штат Уттар-Прадеш.

25 декабря 1922 года

Из трех направлений похода западное (командир Шведов) оказалось самым неудачным – дивизию разбил отряд фанатиков-ситхов. Поэтому было произведено слияние остатков дивизии Шведова с дивизией Новикова. Командиром стал Шведов. О том, как развивается наступление Колобкова на Агру (центральное направление), никаких данных не было.

На берегу безымянной реки, присев на перевернутую вверх днищем старую дырявую лодку, вели невеселую, но неизбежную беседу Брускин и Новиков.

– За что, я не понимаю, за что?! – взорвался Новик.

Брускин грустно улыбнулся, глядя на Новикова, как на неразумного ребенка, и заговорил со вздохом:

– Эх, Иван Васильевич, Иван Васильевич… Связь с иностранкой – для партии не проступок, а преступление.

– Да я же беспартийный, Григорь Наумыч, – пробубнил отупевший от обиды Иван.

– В данной ситуации для партии это хорошо, а для вас плохо. Между прочим, кое-кто мне уже напоминал, что вы условно расстреляны… Надо ехать в Москву, Иван Васильевич, в Москву, в Москву! Воздушной эстафетой. Приведете подкрепление, а к этому времени страсти здесь поутихнут.

Вдоль берега скакала на белой кобыле Наталья во взбившейся почти до паха юбке. Мельком глянув на Ивана и Брускина, она обернулась, посмотрела на преследующих ее верховых и засмеялась нехорошим женским смехом.

От волнения и обиды у Брускина задрожали губы, но усилием воли он взял себя в руки. Новик скрипнул зубами.

Южное предгорье Гималаев.

15 января 1923 года

Слева от Новика стоял Шишкин, справа – большой деревянный ящик с ручкой, в котором были любовно уложены экзотические индийские фрукты.

Летчик Курочкин переводил полный сомнения взгляд с ящика на Шишкина и обратно, подумал и решил прибегнуть к эмпирике: вначале поднял с видимой на лице натугой ящик, затем, обхватив, поднял Шишкина, после чего поставил Новику условие:

– Или – это, или – это…

Шишкин улыбался, заправляя за пояс выбившуюся сорочку. Иван сосал в раздумье ус.

– О чем задумался, Иван Васильевич? – поинтересовался Шишкин, но Новик не отвечал, продолжая пребывать в глубоком раздумье, и улыбка стала таять на благостной физиономии индийского пленника.

Новик цокнул языком и сожалеюще взглянул на Шишкина.

– Да… Прости, Шишкин, но я Григорь Наумычу обещал…

– Иван Васильевич, а разве же вы мне не обещали?! – с отчаянием в голосе воскликнул Шишкин, но Новик не слышал.

– Ты же знаешь, как он свою бабулю любит, на дню по десять раз ее поминает…

– Иван Васильевич… Двадцать пять лет на чужбине… Заложник идеи… – потерянно бормотал Шишкин, ходя вокруг Новика.

– А потом – он наш комиссар, мне с ним жить, родине служить, а с тобой…

Шишкин на мгновение замер, резко вдруг повернулся и медленно пошел прочь. Руки его безвольно висели вдоль туловища, голова упала на грудь, плечи вздрагивали. Новик поглядел ему вслед и улыбнулся.

– Шишкин! Слышь! Шишкин!

Шишкин уходил. Иван догнал его, схватил за плечи, повернул к себе. Лицо Шишкина было мокрым от слез. Новик смотрел виновато.

– Да ты чего? Правда, что ль, поверил? Пошутил же я!.. Пошутил, понимаешь? Да перебьется бабуля на картошечке! Шишкин! Ну хочешь, дай мне в морду, если я тебя обидел, дай, а?

Шишкин вздохнул со всхлипом, шмыгнул носом и поднял на Новика глаза.

– Знаешь что, Иван Васильевич… – заговорил он шепотом.

– Ну чего, скажи? – спросил Иван, виновато улыбаясь.

– Знаешь что…

– Да говори же!

– Никогда не садись со мной играть в карты! – предупредил Шишкин.

Аэроплан разбежался и полетел, и, как только он оторвался от земли, десятки бегущих рядом туземцев закричали что-то хором и упали ниц.

Идея так называемой воздушной эстафеты принадлежала наркомвоенмору товарищу Троцкому. Суть ее заключалась в том, что на своем пути в Индию участники Великого похода оставляли запасы бензина, запчастей, а в некоторых местах и запасные аэропланы. Таким образом, воздушное путешествие, хотя и оставалось опасным, занимало не так уж много времени.

Москва. Кремль.

1 февраля 1923 года

Под ногами противно хлюпала снежная юшка. Шмыгая носом, Новик открыл портсигар. Тот был пуст. Мимо проходил матрос в бушлате и клешах и дымил папиросиной.

– Браток, дай закурить, – обратился к нему Новик.

– Кури свои, кавалерия, – отозвался матрос на ходу.

– Мурга![21] – кинул ему вслед Иван.

Матрос остановился, вернулся, протянул папироску.

– Так бы сразу и говорил, – сказал он понимающе.

Глядя ему вслед, Новик вытащил спичечный коробок и не обнаружил в нем ни одной спички.