Елена Яворская - Жестяной самолетик (сборник)
Чего б такого пожелать-то, а?
Пива – по́шло, мелочно… и эгоистично по отношению к человечеству. Счастья для всего человечества – слишком абстрактно, что, вообще, такое это ваше счастье? Позволю себе смелую гипотезу, что все войны, включая мировые, происходили ввиду разногласий во взглядах на счастье. Чушь? Ну, чушь. А почему мне нельзя, а? Всякие пальцем деланные историки из пальца же высасывают невероятные подробности событий, известных всем со школьной скамьи, а я единственный раз в жизни не могу свою гипотезу придумать? Итак, нам бы со счастьем разобраться, что же до человечества… С какого, спрашивается, переляку я должен желать счастья нуворишам, бандюкам, маньякам, геям, правозащитникам и прочим миротворцам? Вот то-то же!
Нет, рыбка, давай без глобальных идей, по-тихому-по-семейному: сделай так, чтобы сколько бы я не выпил вечером, утром не чувствовал бы никаких признаков похмелья. Я, понимаешь ли, рыбка, человек уже немолодой, моё здоровье подорвано грустными понедельниками и радостными пятницами. А мне еще Любку замуж отдавать за этого… за Димика. Если, конечно, Любка не взбрыкнет, а она может, может… Может, пожелать, чтобы у Любки всё устроилось? Не-а, не пожелаю. Потому как даже в результате самого удачного брака однажды можешь оказаться с разбитым корытом на берегу моря… а вдалеке маячат чужие алые паруса.
Любка
Здание, в котором наша торгфирма со столь же романтичным, сколь и тривиальным названием «Ассоль» арендует весь первый этаж, было построено в кукурузные годы, даже орнамент карниза напоминает тянущиеся к небу початки. Правда, от лепнины карниза мало что осталось. Здание муниципальное, т.е. капремонт обходит его стороной. Ирония ситуации в том, что второй этаж занимает ЖРЭУ, начальник которого, похоже, озадачен лишь тем, чтобы ближайший контейнер заполнялся лишь мусором не к ночи помянутого ЖРЭУ, всем остальным, в том числе и нам, коммунальный босс грозит всяческими карами в случае несанкционированного сброса мусора… Мусора у ЖРЭУ много, по большей части – бумажного. Контора пишет, бумага терпит, зеленые насаждения страдают… не, ну хоть бы сбор макулатуры, что ли, организовали в пределах учреждения, если уж прямые обязанности пофиг. Вот сегодня (в очередной раз!) буквально в паре шагов от спешащей на работу Любочки фигакнулся кусок карниза размером с генетически модифицированное яблочко. Я с воплем отскочила, резко представив себе, что имела все шансы так никогда и не попасть в офис. А дворник… Был бы он, по славной столичной традиции, таджиком, наверняка философски изрек бы что-то вроде: «Карниз башка упадет – совсем мертвый будешь». Но мы в провинции, и дворник наш – хохол дядя Грицко, по-моему, тайный жовто-блакитник, потому что очень уж не любит, когда его называют Гришей. Поэтому высказался он на общеизвестном русско-украинском диалекте, да так загнул, что, кажись, даже метла покривилась. Всё-таки матерная брань придает сил – я, выйдя из ступора, опрометью кинулась под надежную (хочется верить!) крышу. Интересно, а начальник ЖРЭУ в курсе, что он «бисов сын» и… нет, я девушка приличная, то есть вслух не ругаюсь. Правда, и не леди: как-то наступив в темной Настькиной кухне на балованную кошку Скарлетт, я назвала ее не кошкой, а хвостатой мечтой таксидермиста. Уж не знаю, что там поняла Скарлетт, но от меня до сих пор по углам ныкается, сволочь зеленоглазая.
Отрицательные эмоции, как говорит мой премудрый папаша, имеют свойство накапливаться. А потом прилетает какой-нибудь кусок карниза и проламывает нафиг плотину твоего терпения. Я нарычала на попытавшегося качать права клиента, обругала Димку, когда у меня комп висанулся, хотя висанулся стопудово по моей вине. Еще бы! Так по клаве колотить! Нет, все-таки вымещать злость на ни в чем не повинных братьях наших неодушевленных – подло. Подлая ты, Любка!
На обед я не пошла. Как-то, знаете ли, не захотелось лишний раз выходить на улицу. А может быть, просто лень обуяла. Пошарила в столе, раскопала полпачки галетного печенья – хорошая штука, полгода провалялись – и хоть бы что! Ухитрилась разбить свою любимую – мотивчик прямо-таки гайдаровский – голубую чашку. Хорошо еще, у запасливой Анны Михайловны обнаружился литровый эмалированный монстр желтушного цвета. Живем! Иришка вообще на перерыв никогда не ходит, фигуру бережет, питается исключительно творожками и йогуртами… жертва рекламы. Каждый лопал свое, но за общим столом. Корпоративный дух, иначе и не скажешь. Иришка с Анной Михайловной закусили курятинкой с ментоловым вкусом. Я вообще-то, не курю, но за компанию и для снятия стресса – почему бы и нет, тем более еще полперерыва коротать. И тут явился тот, кто умел без проблем скрашивать и более длительные промежутки времени.
Наш замечательный сосед.
Его организация занимает верхнюю палубу нашего Ноева ковчега и кормится за счет техобслуживания лифтов. Далеко не всех его коллег я знаю по именам, разве что только в лицо, их порядка трех десятков, но примерно половину от общего количества составляют Сережи, а другую – Саши. Нашего же визави зовут Валерием Петровичем, или попросту дедом Валерой, и он качественно отличается от своих более молодых коллег тем, что модному корпоративному духу предпочитает добротный, советской выделки, коллективизм. Беседовать с ним – одно удовольствие, тем более что он не жмотится на прянички и пирожные к чаю, а по праздникам неизменно приносит нашей дамской компании бутылочку вина и тортик. Должность деда Валеры – инженер по обучению или что-то типа того. Его ученики – дядечки и тетечки, ответственные за эксплуатацию лифтов. Кабинет-класс увешан плакатами в духе «не влезай – убьет», жутковатые такие комиксы для взрослых. Нам дед Валера обычно не надоедает нотациями, он исключительно приятный собеседник, ни капельки не зануда и знает множество сугубо пристойных анекдотов… Но сегодня он тоже, кажется, пребывает не в духе.
– Дамы, а хотите, я вам расскажу, как пользоваться лифтом, чтобы без происшествий?
– Ты что, Валерий Петрович, от лекции от своей никак отойти не можешь? – Анна Михайловна взглянула на него с сочувствием.
– Это должен знать каждый, – задвинул лозунг дед Валера.
Я так и ожидала продолжения: «Лифты – вокруг нас. Я расскажу вам о лифтах все, что вы хотели знать, но боялись спросить».
– Потому как мало ли что. Бывают и летальные исходы.
Дабы не обижать хорошего человека, мы изготовились слушать. Тем более что на ближайшие двадцать-двадцать пять минут планов все равно никаких.
За эти минуты мы узнали, что самый распространенный страх обывателя – лифт-де может упасть – не имеет под собой никакого технического основания и поэтому не выдерживает критики. И тем не менее (даже при использовании лифта по его прямому назначению) вероятность травм (в том числе несовместимых с жизнью) высока настолько, что пренебрегать ею нельзя (ходите, граждане, пешком). Вот в таком-то году был случай… А в таком-то городе… Особенно не любит двустворчатое чудовище младенцев, которых пытаются прокатить на нем, не вынимая из коляски, пьяных и собак. Ну и стопудово – людей с уровнем везения, близким к моему. Валерий Петрович, наверное, хотел представить нам лифт как друга человека и побудить относиться к нему соответственно, то есть – ответственно. Но лично я теперь буду смотреть на лифт, как на затаившегося врага, только и ожидающего, когда я утрачу бдительность, чтобы… И вообще, если я когда-нибудь захочу придумать оригинальный способ самоубийства, то непременно воспользуюсь лифтом. Вот!
Палыч
«Почти что весна», – так Любка в детстве называла март месяц. Почему-то вспомнилось сегодня, когда я, старый мартовский кот, вышел побродить в одиночку по улицам, сходящемся к центру нашего городского бытия – к рынку. Заодно и Любке какой-нибудь подарок к международному женскому присмотрю.
Предпраздничный центральнорусский рынок – нечто среднее между северной ярмаркой и восточным базаром, но с китайским товаром, русско-украинско-азербайджано-корейскими торговцами и соседством благоуханных роз и начавшей протухать селедки. Лично у меня от такого сочетания башка начинает трещать на десятой минуте, хотя я, вроде бы, в мизантропии не замечен и имею многолетнюю школьную закалку. Поэтому от непосредственных впечатлений я стараюсь переключаться на наблюдения и рассуждения. В таком вот преломленном виде мир внешний не так опасен для моего внутреннего мира.
Профессионально бойкие барахольщицы. Бабушки, удрученно сидящие над сельхозпродукцией. Употребившие для сугреву дядьки, небрежно, с видом знатоков, перебирающие железки. Хомяк в трехлитровой банке, белые мышки, тесно напиханные в малюсенькую клетку-переноску, исходящая плотоядной слюной серая мурчалка, нервно поглядывающий на нее щен-ротвейлер. Наверное, по выходе на пенсию я все-таки примусь за трактат «Коммунальная квартира как способ общественного бытия». А пока…
