Андрей Геласимов - Год обмана
– Принимай хомяка, – еще задыхаясь от смеха, сказала она мне, открывая заднюю дверцу.
– Привет, Михаил! – сказал я.
– Привет, – сердито буркнул тот, заползая в машину.
– Ты должен называть дядю Мишу на «вы», – сказала ему Марина.
– Сама называй, – огрызнулся малыш.
– Какой ты противный!
Она захлопнула дверцу и пошла вокруг машины. В зеркало я видел маленького Мишку, который сердито скрестил на груди ручки и нахмурил лицо. У Марины в институте, я вспомнил, было точно такое же.
– Чего ты надулся, Михаил? – спросил я.
В этот момент Марина постучала пальцем по стеклу с моей стороны.
– Открой-ка, пожалуйста.
Я открыл дверцу, а она отступила на шаг назад и распахнула куртку.
– Посмотри, у меня вот тут на свитере было пятно. Сильно заметно? Я так-то вроде бы отстирала.
Она поворачивалась передо мной из стороны в сторону в своем абсолютно белоснежном свитере, который так плотно обхватывал ее тело, что я едва удержался, как бы не протянуть руку и не потрогать эту упругую белизну.
– Ну что? Что-нибудь видишь?
Она продолжала вертеться, все выше поднимая куртку и открывая обтянутый джинсами зад. Передо мной вращалась попа такой красоты, что я слова не мог сказать.
– Ну что ты молчишь? Там есть что-нибудь? Мне ведь самой не видно.
Я вдруг подумал, что, может, она играет со мной. Если так, то это были опасные игры.
– Миша, проснись!
– Нет, – наконец сказал я. – Никакого пятна не видно.
– Отлично, – улыбнулась она. – Надо же, как хорошо отстиралось.
Когда она села рядом со мной, я ощутил запах духов, которыми она раньше не пользовалась. Во всяком случае, при Сереже от нее всегда пахло иначе.
* * *Поплутав немного в окрестностях этого Лыткарина, мы наконец нашли нужную дорогу, и дело вроде бы пошло на лад. До лошадей, по словам Марины, оставалось минут десять-пятнадцать. Она почти всю дорогу молчала и время от времени чему-то загадочно улыбалась. Мишка на заднем сиденье уснул. Завалился в угол к окну и теперь громко сопел. Вскоре мы подъехали к очень крутому подъему. Я притормозил.
– Чего ты остановился? – спросила Марина, очнувшись от своих грез.
– Я здесь не заберусь. Дорога подмерзла. Сплошной лед. Есть тут какой-нибудь объезд?
– Да нет, кажется. Только прямо. Здесь вокруг одни деревья.
– Сам вижу. Ладно, попробуем.
Я сдал назад и, разогнавшись, заскочил до середины горы. Потом мы плавно соскользнули обратно.
– Как на коньках! – чертыхнулся я.
– Давай еще раз.
Я снова попробовал, но опять безрезультатно.
– Придется возвращаться, – сказал я.
В это время проснулся маленький Мишка.
– Попробуй скажи это ему, – усмехнулась она.
– В смысле?
– Он сейчас такой скандал устроит, что мы сами эту машину затолкаем наверх.
– Такой крутой?
– Ты даже не представляешь.
– Миша, – протянул я вкрадчивым голосом. – Хочешь в «Макдоналдс»?
– А когда на лошадках пойдем кататься? – сонным голосом сказал малыш.
– Хорошо, – сказал я Марине. – Тогда пойдем пешком. Сколько еще осталось?
– Да вообще-то далековато. Полчаса, может быть. Или больше.
– Но зато по лесу. Никогда не был так рано весной в лесу.
Она посмотрела на малыша и нерешительно пожала плечами:
– Ну ладно, пошли. Только он устанет.
– Он же сам хотел кататься на лошадях. Правда, Михаил?
– Да! – закричал малыш и запрыгал на сиденье.
* * *– Надо же, как холодно, – сказала Марина, когда мы все выбрались из джипа.
– Если быстро пойдем, то согреемся.
– Мы быстро не сможем. Мишка медленно ходит.
– Если что, я его на руках понесу.
– Вот так, да? Любим носить детей на руках?
Я даже немного растерялся от ее слов.
– Ну… не знаю… Я так просто сказал…
– Короче, пошли, – махнула она рукой. – А то мы тут совсем замерзнем.
Я в самом деле раньше не был весной в лесу. Только летом, на шашлыки с друзьями. Сейчас здесь все было как-то не так.
– Ты чувствуешь, какой воздух? – сказала Марина, взяв меня под руку и заглядывая мне в лицо.
Я молчал. Гораздо сильнее я чувствовал, как она ко мне прижимается.
– Смотри, вон там уже трава зеленеет.
– Ага, – сказал я, приноравливаясь к ее шагу.
Маленький Мишка тем временем убежал далеко вперед.
– Надо было надеть шапку, – сказала она, встряхнув головой. – Уши замерзли.
От ее волос исходил такой чудесный запах, что у меня то ли от него, то ли от свежего воздуха закружилась голова.
Через полчаса мы действительно были на месте. Марина с ясным лицом и сияющими глазами подвела меня к какому-то одноэтажному бараку, наверное, в сто метров длиной. Мишка был уже там и с хитрым выражением на лице выглядывал из окошка.
– Пойдем, я тебя с ними познакомлю.
Внутри оказалась небольшая комната, в которой за столом сидели две молодые женщины. Они приветливо поздоровались. Марина вынула из своей сумки большой пакет.
– Вот. То, что заказывали. Правда, маленьких уже не было. Пришлось взять две больших.
– Спасибо тебе. Садитесь вот сюда. Кофе только что сварили.
Это были волшебные слова. Ничего приятнее я в своей жизни не слышал. Так как ни перчаток, ни шарфа я уже недели две не носил, то после этой прогулки в морозном лесу отогреть меня мог только горячий кофе.
Над огромным кофейником посреди стола поднимался густой пар. Чашка, которую мне вручили, источала такой аромат, что голова моя опять закружилась.
«Заболею, на хрен, менингитом, – подумал я. – Какой тогда будет смысл во всех этих деньгах?»
Марина с красными щеками держала свою чашку возле лица и посматривала на меня из-за ее края.
«Надо же, как ей идет вся эта ерунда, – продолжал я размышлять. – Свитерочки, мороз, джинсы в обтяжку. Щеки от холода горят. Просто взял бы да съел, как волк Красную Шапочку, – бабушка, бабушка, а почему у тебя такие большие глазки? От удивления, внученька, от удивления. А зубки тогда тебе на фига такие?»
Сегодня она была особенно хороша. И видимо, она это знала. Сидела, улыбаясь, хитренько на меня поглядывала.
– Ну что, Михаил, – наконец обратилась она ко мне. – Поедем на конях кататься? Или ты не умеешь?
В ее голосе звучал явный вызов.
– Да, конечно, не умеет, – отозвалась одна из хозяек. – Откуда ему, городскому, уметь-то?
– Городские некоторые хорошо ездют, – подала голос вторая.
– Ну почему не умею… – с изумлением услышал я свой собственный голос.
– Тогда седлайте ему Рыжика, – весело сказала Марина, поднимаясь из-за стола. – Я на белой поеду. А маленький пусть катается во дворе на своей тележке.
– Я с вами хочу! – закричал Мишка.
– Будешь орать, сразу – домой! Понял?
Я отметил, что она умела говорить решительным тоном.
* * *Через десять минут я оказался один на один с коричневым гигантом, который явно возненавидел меня, как только его вывели из теплой конюшни. «Это, наверное, гибрид со слоном», – грустно подумал я. В голове у меня зашевелились нехорошие предчувствия.
Марина тем временем легко взлетела на симпатичную белую лошадку, сделала несколько кругов вокруг меня и весело крикнула:
– Смотри, как она красиво несет голову!
Я оторвался от созерцания своего коричневого чудовища.
Честно говоря, мне больше нравилась всадница. Впрочем, лошадь тоже была ничего. Насколько я в этом разбираюсь.
– Ну что ты? Давай садись! – снова крикнула Марина. – Ему нельзя долго стоять на морозе. Он должен двигаться.
Из ее слов я заключил, что в нашем дуэте ключевым звеном был конь. Обо мне тут не беспокоились.
Я задрал левую ногу едва не выше своей головы, вставил ее в стремя и, ухватившись за седло, полез на эту громадину. Конь тревожно переступил с ноги на ногу и обернулся, наверное, чтобы посмотреть, что это такое по нему ползет. Поняв, что это всего лишь я, он сильно завернул голову и щелкнул зубами у самого моего колена. «Кусается, блядь, – тоскливо подумал я. – В собачьем питомнике вырос, что ли?»
– Сел? – сказала Марина, подъезжая ко мне. – Ну, тогда поехали. Здесь такие красивые места! У тебя дух захватит.
Я хотел сказать, что уже захватило, но она, развернув лошадь, быстро умчалась по дороге в лес. Я дернул поводья, и мой гигант не спеша тронулся следом за нею. Судя по его шагу, он хотел показать мне, что делает огромное одолжение. На мои манипуляции с поводьями он явно чихал с высокой башни. Просто он шел туда, куда убежала его лошадка. Фиг его знает, может, у них тут была любовь.
Я сидел на самом верху этого чудовища и озирался в поисках Марины. Даже стука копыт нигде не было слышно. «Вот ускакала! – подумал я. – Носится как угорелая».
Неожиданно этот Рыжик перешел на рысь. Меня начало трясти как мешок с картошкой, и, чтобы не упасть, я ухватился за выступ седла. Через минуту этой утрамбовки мне пришло в голову, что я теперь буду заикаться всю свою жизнь и подпрыгивать при ходьбе, а если к тому же свалюсь сейчас с такой высоты, то навсегда останусь хромым калекой. «Долбаный Сережа! – мелькнуло у меня в голове. – Сам бы приезжал сюда и подпрыгивал! Ой, блин, как жопу больно!»
