Наталия Терентьева - Синдром отсутствующего ёжика
Кстати, пора все-таки признаться родителям. Иначе как я потом буду объяснять, что столько времени врала им?
И, конечно, глупо не воспользоваться тем, что у меня есть прекрасная подруга, Алиса, хорошая и умная женщина. У нее муж психиатр, даст мне полезный совет, как не сойти с ума от чувства собственной вины и беспомощности…
И вторая моя подруга, Ксения, тоже разумная и порядочная особа, и даже лучше войдет в мое положение, потому что у нее мужа нет.
А еще лучше пообщаться с Сонькой, у которой такая неразбериха с мужьями, что она и вслушиваться не будет – тут же расскажет мне свои последние новости, и я на время забуду о своих бедах, пытаясь разобраться, кто, кого и откуда на сей раз прогнал.
Я вздохнула и набрала номер четвертой подруги, Ирки, наиболее способной к компромиссам. На улице долго не поговоришь, меня это устраивало. Домашние длинные разговоры изматывают меня невероятно, может, оттого, что я и так слишком много говорю и слушаю за день на работе.
Ирка взяла трубку почти сразу. Услышав ее энергичное «Алло!», я вдруг пожалела, что выбрала именно ее.
– Слушаю! – нетерпеливо проговорила она.
– Ирка, это я.
– Сашуня! А что так трагично? Ты не заболела?
Да нет, вовсе не напрасно я ей позвонила. Иркин голос всегда действует на меня хорошо, даже если особо не вслушиваться в то, что она говорит.
– Нет, не заболела. Ирка, я накоротке. У меня, знаешь… Надо посоветоваться.
– Приезжай давай, если хочешь! А то мой толстомордушка не выпускает меня из дома третий день! – Ирка засмеялась. – Я плохо себя вела.
– Да? – вежливо спросила я. – А что ты сделала?
– Заставила его купить мне одно симпатичное платьишко и тут же забыла, где живу. Случайно переночевала у подружки… Он, конечно, проверил, что действительно я у одноклассницы просто выпила и уснула, только поэтому не убил. Ну, правда, не сядешь же за руль после трех коктейлей, а в моей шубке на такси не поедешь – стрёмн… фу, то есть страшно! Я борюсь со своим жаргоном, ты знаешь. Ляпнула тут что-то на приеме, как раз в тот момент, когда рядом посол какой-то стоял и наши всякие… И всем прямо так стыдно стало за меня! Сами как будто таких слов не знают. Просто они умеют переключаться с языка на язык – там можно, здесь нельзя…
Я нажала кнопку отбоя и выключила на время телефон. Ирка очень хорошая, добрая. Она так бедно жила с мамой! Прямо как Ийка со мной, кстати… И первый раз замуж вышла за никчемного звукорежиссера из подмосковного Дома культуры, худого, злого, сильно пьющего. Иркин муж писал песни без начала и конца и ненавидел в этой связи всех успешных музыкантов, да и весь мир. Через пару лет, которые моя подружка с ним протерпела, пытаясь утешать, кормить его и лелеять, он умудрился еще и бросить красивую Ирку и тут же женился на женщине с двумя детьми, рассмотревшей его талант.
Ирка маялась, маялась одна, уже совсем отчаялась выйти замуж и вдруг в тридцать два года нашла просто невероятную партию. Подружка моя летела отдыхать в Турцию. И в самолете она уговорила стюардессу пересадить ее на другое место, потому что сосед сразу напился и стал приставать к аппетитной Ирке, да так энергично, что даже соседним пассажирам пришлось вмешаться. Свободное место нашлось лишь в салоне первого класса. Ирка, хоть и в первый раз очутилась в таком салоне, виду не подала. Она непринужденно села на предложенное ей место и улыбнулась сидящему рядом толстомордому дядьке.
Дядька оказался депутатом, бизнесменом, членом всяких государственных комиссий и совладельцем крепенького негосударственного банка. Он летел в дорогой отель в Фетхие на Эгейском море, отдохнуть и слегка развеяться после мучительного развода. Ирка летела в дешевый трехзвездочный отель на третьей линии от моря в пыльном, искусственно озеленяемом местечке Сиде, с очень вялой надеждой с кем-нибудь на отдыхе познакомиться. Дальше все произошло просто по-сказочному. Ирка вытянула полную, ровную ножку, вполне прилично прикрытую до колена симпатичной юбочкой, еще разок улыбнулась и сама протянула соседу свою мягкую, приятную ручку.
Моя подружка, несмотря на годы одиночества и мытарств с пьяницами и женатыми холостяками, сохранила удивительную открытость и простодушие. Не думаю, что ее будущий муж купился именно на это, возможно, не последнюю роль сыграли пышная Иркина грудь, в некоторых ракурсах кажущаяся просто неправдоподобно огромной, а также вся ее милая внешность и готовность влюбиться. Даже увидев ее избранника воочию, я поверила, что она действительно влюбилась в немолодого, обрюзгшего и слегка чудаковатого человека, влюбилась как в символ будущего семейного счастья, собственной добропорядочности и, разумеется, приятного социального статуса – с большими деньгами, большими расходами, большими домами и автомобилями…
Я подержала в руке выключенный телефон, вздохнула и пошла к киоску с журналами. Хотела было купить какой-нибудь журнал с цветами – картинки с прекрасными садами действуют на меня умиротворяюще. Я люблю читать, как выращивать многолетники, как и когда подстригать кустарники, куда лучше сажать сортовые лилии… Никогда этого не делаю, но читая, успокаиваюсь и прекрасно отдыхаю.
Я уже выбрала себе один журнал, на обложке которого так привлекательно спускались на беседку плетущиеся ветви красивого растения с небольшими малиновыми колокольчиками. Но тут к киоску подошла девочка и остановилась рядом со мной. Взглянув на нее в профиль, я ахнула. Она была так мучительно, так неправдоподобно похожа на Ийку… Такая же хрупкая, бледненькая, в невразумительном легком пальтишке, хотя к вечеру, несмотря на дневную оттепель, опять подморозило. Голой покрасневшей рукой она натянула поглубже шапочку и опять запихнула руку в карман. У меня стукнуло сердце. А что, если моя Ийка вот так же сейчас, голодная, холодная, стоит где-то и не понимает, что ей делать…
Девочка тем временем спросила у киоскера чуть сипловатым, простуженным голосом:
– «Работа для вас» есть?
Киоскерша почему-то ухмыльнулась, глядя на девочку, и ответила довольно грубо:
– Куда она денется! Двенадцать рублей!
– У меня только семь… – растерянно ответила девочка и чуть отошла в сторону.
Киоскерша захлопнула окошко, чтобы не мерзнуть, а девочка, не поворачиваясь ко мне и опустив голову, спросила меня:
– Вы… не могли бы дать мне пять рублей… Мне не хватает на журнал… Я хочу найти себе работу…
Я открыла кошелек и протянула ей десятку.
– С-спасибо. – Девочка улыбнулась посиневшими губами. – А… – Она запнулась, посмотрела на меня и снова опустила глаза. – А вы не могли бы… Мне еще билет надо купить…
Она не стала продолжать, а я уже все давно поняла. Я дала ей сто рублей и побыстрее пошла прочь. Очень хотелось надеяться, что она не понесет эти деньги жирному, наглому хозяину, и он не запихнет их в свой толстый кошелек, прогнав замерзшую девочку попрошайничать дальше. Я была бы очень рада, если бы узнала, что она пошла прямиком в магазин и купила себе поесть на эти деньги. И достала бы, наконец, из кармана перчатки и надела на свои окоченевшие руки. Как-то не хочется верить, что у двенадцатилетней девочки может совсем не быть перчаток или варежек…
Я шла вверх по Тверской улице к Пушкинской площади, собираясь там сесть на троллейбус и доехать до Арбата, и думала.
Для начала надо все-таки попробовать поговорить с Хисейкиным. Я не очень рассчитывала, что от этого будет какой-то толк – скорей всего, он ускользнет от разговора любым способом. Но надо все же попытаться.
Скрепя сердце я решила съездить к нему в «клинику», как он гордо именует свои четыре кабинета пластической хирургии, не считая двух палат, где после операции можно полежать с перевязанными лицом или бедрами пару дней, если не начнется сепсис. А с сепсисом, иными словами, с заражением крови, в любом случае лучше перебраться в настоящую больницу, городскую или частную – по средствам.
Некоторые пациенты, наверно, и не догадываются, что солидная клиника, в которую они пришли исправлять неудачи природы на своем лице или теле, занимает едва ли сто квадратных метров, что там нет даже штатного реаниматора и соответствующего оборудования. Из просторного вестибюля пациент попадает в узкий, не очень длинный коридор с кабинетами и палатами. Никому и в голову не приходит, что за большой дверью, перегораживающей коридор, на которой светится надпись «Не входить!» – глухая стена, а за стеной – риелторская контора, вход в которую – с другой стороны здания.
Хисейкин когда-то с восторгом рассказывал мне об этой своей придумке – он сам и предложил идею архитектору, перестраивавшему под клинику коммунальную квартиру в одном из арбатских переулков. Так нужно было для «солидности», объяснял он мне с раздражением, когда я никак не могла взять в толк, как можно и зачем обманывать доверчивых пациентов.
Кто-то приходит с настоящим физическим уродством – ужасный пористый нос, висящий мешком подбородок, чудовищная бородавка на щеке у милой девушки, а кто-то – с неудавшейся жизнью, которую хотят поправить с помощью хирургического ножа. Редкие пациенты делают «пластику» просто так, с жиру. Ведь даже попытки остановить возраст, подрезая веки и подтягивая к ушам щеки, совершают не все женщины, у которых есть на это деньги, а только те, которым позарез нужно в пятьдесят пять обмануть себя, природу, кого-то еще…
