Лариса Райт - Королева двора
– Нет.
– О чем я и говорю. Если человек испробовал тысячу и один способ и ни один не помог, то вероятность того, что подействует тысяча второй, ничтожно мала. Некоторые решают отказаться от курения, выбрасывают начатую пачку и больше никогда к этому не возвращаются без всяких жвачек, пластырей и гипнозов. А другие жуют, клеят и экспериментируют с собственным сознанием, оставаясь ни с чем. Почему?
– Просто у первых есть сила воли.
– Самая распространенная и ошибочная версия. Единственное, чем обладают первые в отличие от вторых, – это истинное желание.
– Зачем же вторые ходят по врачам и целителям, если на самом деле ничего не хотят?
– Потому что они думают, что хотят. Они нисколько в этом не сомневаются. Они обращаются за помощью сознательно.
– Я не понимаю… – Оксана уже осознала, что избавиться от пачки Vogue в сумочке в ближайшее время ей не удастся, но почему-то не спешила вырваться из мягкого плена кресла и откланяться. Во-первых, Татьяна ее заинтриговала, а во-вторых, оплаченное клиентом время должно быть потрачено на него, и Оксана если и не мечтала на самом деле бросить курить, то извлечь что-либо полезное из этой встречи точно не отказалась бы.
– Люди слышат свое сознание, и мало кому приходит в голову прислушаться к подсознательному.
– А что у меня в подсознании кроме того, что я не хочу избавляться от курения? – Оксана скорее съехидничала, чем поинтересовалась. «Сознательное – бессознательное, тоже мне, Кант-самоучка!»
Женщина пристально посмотрела на нее, перестала улыбаться, ответила жестко, но без укора:
– У вас везде: и на уме, и на сердце, и в сознании, и вне его – одна власть. Только от власти этой лишь несчастья.
Власть Оксана любила. И не видела в ней для себя ровным счетом никаких минусов, не говоря уж о несчастьях. Разве достаток и уверенность в завтрашнем дне могли не радовать? Впрочем, истинное удовольствие доставляла Оксане не только материальная сторона вопроса. Ей нравилась боязнь подчиненных, преклонение равных и уважение вышестоящих. Власть эта была выстраданной, заслуженной и желанной в каждой клеточке ее тела и души. Иначе стала бы она вешать в своем кабинете высказывание историка Ключевского: «Характер – власть над самим собой. Талант – власть над другими». Конечно, Оксана не была знатоком истории и философии. Да что там знатоком? Она и любителем не была. Познания ограничивались туманными воспоминаниями из пройденной мимоходом школьной программы, и авторами всех знакомых строк на всякий случай определяла она вовсе не историков и не критиков, а поэтов: Пушкина или Лермонтова. Чаще всего она не обременяла себя тягостными раздумьями о пробелах в образовании. В конце концов, поэты не были знатоками коммерции, но это им нисколько не мешало творить. Почему же на ее успехи в торговле должна каким-то образом влиять классическая литература? В общем, на успехи она действительно не влияла, скорее на ощущение собственного совершенства. Если один из знакомых на каком-нибудь фуршете или презентации неожиданно говорил: «А помните, как у Фета (Анненского, Тютчева, Бальмонта)?», – и все окружающие дружно кивали и улыбались. А Оксана? Нет, она тоже кивала. Можно ведь и не быть, а просто казаться милой, доброй, образованной – всякой. «Молчи – за умную сойдешь» – этому чудодейственному рецепту, услышанному в детстве от кого-то из взрослых, она следовала до сих пор. И снадобье работало. Оксана молчала, мысленно обещая себе не только покупать книги в свою библиотеку, но и, наконец, читать их. Да и выбирать не только по цвету обложки, формату и золотому тиснению на корешках, но и по смыслу. До дела, однако, никогда не доходило. Ей, циничной и заранее скептически настроенной ко всему окружающему, спустя несколько минут самобичевания всегда удавалось убедить себя в том, что большинство из присутствующих на мероприятии, скорее всего, ничем не отличались от нее самой: кивали по необходимости, дабы не прослыть митрофанушками среди эрудитов. Однако эрудитов на свете, к сожалению, а может, и к чему другому, гораздо меньше, чем недорослей, поэтому повода считать себя белой вороной у Оксаны не было. Так что она успокаивалась и откладывала самообразование в долгий ящик. Но иногда у нее все же возникало желание пустить пыль в глаза. Тогда на помощь приходила всемирная паутина, в которой Оксана, как заправский паук, всегда могла отыскать самых мелких, но очень нужных мошек. Строки о власти были как раз одним из таких удачных уловов. Она нашла их после того, как услышала по радио утверждение кого-то из древних философов (фамилию она, конечно, не запомнила. «А зачем?») о том, что каждый власть имущий должен иметь четкое представление о том, что для него власть и как он ею собирается распоряжаться. Оксана владела, распоряжалась и представляла. Власть она считала талантом, которым обладала без всякой меры. И в ее представлении это обладание никак не могло принести несчастье. Поэтому она едва не расхохоталась в ответ на слова «так называемого» экстрасенса.
– Несчастья? – переспросила она. Брови недоверчиво поползли вверх, уголки рта – вниз.
– Да, – уверенно повторила женщина и, не сводя с гостьи пристального взгляда, добавила: – В отношениях.
У Оксаны засосало под ложечкой. Неожиданно кольнуло догадкой:
– В любви?
– В любви? – теперь пришла очередь удивляться экстрасенсу. – Нет, любви я никакой не вижу.
– Как не видите? – Оксана сначала оторопела, но тут же успокоилась: значит, брехня все эти россказни. Эта женщина вообще ничего не видит и не знает. Складно байки рассказывает, да и только. А Оксана сидит, уши развесила, крючок закусила и висит на нем, хотя давно пора выплюнуть и убираться отсюда. И время потеряла, и деньги. Вот и отличный урок будет: нечего надеяться на то, что лично тебя лохотрон обойдет стороной.
– Не вижу любви, – тем временем задумчиво повторила «экстрасенша». – Человека вижу, а любви нет. Не было ее пока.
– Как же не было? – вступила Оксана в дискуссию (упоминание о человеке ее задело). – А человек? Он ведь для меня…
– Это пустое. Несерьезно все. Мираж, иллюзия, да и только.
– Как же мираж, если столько лет?! – Оксана задохнулась от возмущения.
– А что, мираж, по-вашему, – это пф, ничто, секунда, мгновение? Ошибаетесь. Миражи могут длиться вечно.
– Я вам не верю, – произнесла Оксана, интуитивно защищаясь недоверием от провидения.
– Я знаю. Вы только себе верите. И еще своим обманчивым желаниям, которые вам напридумывала жажда власти. А потому к хорошему они привести не могут.
– Это почему же? – Оксана продолжала спрашивать, хотя ей казалось, что она знает ответ.
– Их исполнение не приносит удовлетворения.
– Не приносит, – эхом повторила Оксана.
Мишка торопливо одевался, стараясь не смотреть на Ксанку, бесстыдно раскинувшуюся на мятых, грязных простынях. Она же не сводила с него глаз: сначала томных, потом изумленно-разочарованных, а затем наполненных неприкрытой злостью и раздражением.
– Прибежишь домой – портки смени, – процедила сквозь зубы. – Хотя от чего натворил уже не открестишься и не отмоешься, – захохотала грубым, деланым смехом.
– Прикройся, – буркнул Мишка, натягивая футболку, и так и выскочил в коридор, ни разу не взглянув на Ксанку.
А она все смеялась истерическим, безудержным хохотом, который после громкого хлопка входной двери неожиданно сменился жалобным и совсем не громким плачем.
– Не приносит, – повторила Оксана.
– И не принесет, – эхом отозвалась сидящая напротив женщина, смотрящая в глаза и заглядывающая в душу.
– Что же мне делать?
– Только то, чего вы хотите на самом деле.
– А чего я хочу?
– Не знаю.
– Как же так? – Оксана не могла поверить тому, что ее бросают на полпути.
– Этого никто не знает, кроме вас.
– А я знаю?
– Конечно, – уверенно кивнула Татьяна.
Через пять минут Оксана покинула обычную квартиру необычной женщины. Она остановилась за дверью и озадаченно протянула: «Я знаю, что ничего не знаю», не имея ни малейшего представления о том, что потерянная, разбитая и практически вывернутая наизнанку, не прочитавшая к тому же в своей жизни ни одного философского трактата, она повторила сейчас слова великого мудреца[9].
6
– Такой тон подойдет? – Голос гримера донесся до Дины откуда-то издалека. Жирафу все-таки удалось воспарить, но остальные его выкрутасы подернулись пеленой сна. Давно ей не случалось отключаться в то время, как пушистые кисточки и ватные кружки щекочут лицо. Но усталость и нервное напряжение сделали свое дело: организм израсходовал все запасы энергии и теперь использовал любую возможность для того, чтобы их восстановить. Дина с трудом разлепила веки и взглянула в зеркало. Надо отдать гримерше должное: лицо в зеркале выглядит матово-ровным, безукоризненным.
