Эдуард Овечкин - Акулы из стали. Туман (сборник)
– Сам стрельнул. Пуст, как претензии Северной Кореи на мировое господство!
– На, – и мех протянул сигарету, не в силах наблюдать больше этого унижения старшего офицера. Так-то он добрый был, даже матросам сигареты раздавал, впрочем, как и все остальные, за исключением сами понимаете кого.
Покурили. Алексей Васильевич убежал по срочным делам вниз, а мы ещё остались постоять.
– Как он заебал уже! – не выдержал механик. – Борисыч, сделайте уже с этим что-нибудь! Командир же будущий растёт! Кому, если не механикам, научить его правилам корабельных приличий!
Ох уж эта команда «Сделайте уже с этим что-нибудь!». По своей универсальности и всеобъемлющему смыслу она уступает разве что команде «Ну вы же офицер!» и зачастую используется с ней в дуэте. Владея одной только этой командой, можно некоторое время вполне спокойно управлять кораблём.
«– Падают обороты турбин!
– Механики! Сделайте уже с этим что-нибудь!»
«– Процентное содержание кислорода в пятнадцатом ниже 18 процентов!
– Химики! Сделайте уже с этим что-нибудь!»
«– Слышу ритмичный металлический стук на кормовой надстройке!
– Минёр! Ты, сука, лючок не задраил? Сделай уже с этим что-нибудь!
– Так мы же в подводном положении!
– Да хоть в глубоком космосе! Тишина важнее ещё одного долбоёба на борту!»
Ну вы поняли алгоритм. Тут главное вовремя остановиться и не зацикливаться, а то моряки вас быстренько раскусят – нижние чины команду «сделайте уже с этим что-нибудь!» понимают хорошо, но не любят, когда им её подают случайные люди. Так что если придётся случайно управлять кораблём, то помните об этом.
И вот захожу вечером того же дня я к Борисычу в каюту, а он сидит и иголочкой аккуратненько так потрошит папироску.
– Да ладно? – спрашиваю я Борисыча, правильно ли понимаю, что здесь такое происходит.
– Дурак, что ли? – отвечает мне Борисыч, что неправильно. – Приказание механика выполняю. Ногти есть?
– Нет! – на всякий случай отвечаю я и прячу обе руки за спиной.
Борисыч строгий, хотя зачем его вопросы моей гигиены интересуют, не совсем ясно.
– Показывай! – не отступает Борисыч.
Показываю.
– Ну вот тут можно срезать, что тебе жалко, что ли?
Нет, конечно, чего мне жалко-то? А на бумажке у Борисыча уже лежали миленькими стопочками какие-то волосики (я не стал спрашивать откуда); кучка пыли («Из реакторного отсека», – гордо сказал Борисыч), щепотка, наверное, заварки, какие-то подозрительные семена (а любые семена на подводной лодке подозрительны), тараканьи лапки и серый порошок, который оказался молотым перцем.
Высыпав из папиросы табак, Борисыч аккуратно смешал все стопочки в одну, тщательно перемешал всё спичками и с помощью самодельного шомпола начал забивать обратно в папиросу.
– Ты чё пришёл-то? – спросил Борисыч.
– Ногти тебе принёс же!
– А изначально?
– Точно не помню уже, но теперь точно не уйду, пока не узнаю, чем всё это закончится!
– Конечно же, не уйдёшь! Ты же часть плана, а как часть плана может уйти от создателя плана?
– Метафизика?
– Суровая действительность! Готово!
Борисыч покатал папироску с адской смесью в пальцах, придавая ей вид заводского изделия, и, оглядев получившийся результат, довольно буркнул «эх, прокачу!» себе в усы.
Кого он собрался катать на папиросе, а? Блядь, неужели всё врут по безопасность реакторов на подводных лодках и вон оно как в итоге заканчивается?
– Алексей Василич на борту?
– Ну. Ночует тут сегодня.
– Значит так. Слушай внимательно. Сейчас идёшь по палубе вдоль его каюты и кричишь мне на вторую призывным голосом: «Борисы-ы-ыч! Пошли покурим!» Понял?
– Понял.
– Давай порепетируем, только кричи шёпотом, чтоб пациент раньше времени не услышал.
Репетировали минут десять. Не знаю, что там за требования в театре к призывному голосу в спектаклях, но Борисыч был придирчив даже чересчур, и совсем не с первого раза получилось у меня добавить необходимый уровень призывности в голос. То я переигрывал, то был вял, то вообще, как Буратино, не понимал, что делаю. Но как говаривал наш механик, отсутствие гениальности компенсируется частотой повторений, и в итоге у меня вышло призывно крикнуть так, что Борисыч выставил оценку «Верю!». Как и перед любым сколь-нибудь значимым мероприятием на флоте, мы сначала выпили чаю, и Борисыч объявил время «Ч».
Надев куртку и пилотку, я тихонько поднялся в девятнадцатый отсек, оттуда громко спустился обратно в восьмой и прошёлся по верхней палубе с криком: «Борисы-ы-ыч! Пошли покурим!» А Борисыч в то время регулярно привозил из отпуска папиросы «Запорожцi», и то ли и правда они были так хороши, то ли по сравнению с китайскими, а может и от общей атмосферы суровости и романтизма, но казалось, что табак в те папиросы набивают если и не боги собственноручно, то уж точно какие-то специальные архангелы по их прямому указанию.
Сами представьте: стоишь такой на мостике, напившись чаю или кофе до бульканья внутри. Ночь. Сверху чернота блестит звёздами, снизу чернота плещется морем, швартовые поскрипывают, верхние вахтенные потопывают, шелестят крыльями чайки и остальные животные… Может, ещё ветерок на флагштоках посвистывает. А вы только из сауны, распаренные, как младенцы, и Борисыч достаёт из кармана коробку папирос, раскрывает её широким жестом и молча протягивает, а ты так же молча её берёшь, сминаешь мундштук двумя заломами и у Борисыча же от бензиновой зажигалки прикуриваешь. Не знаю, как вам, а мне вот уже вкусно стало от одних воспоминаний. Понятно, что курить вредно, кто бы спорил, но иногда делать это просто необходимо.
– Ты же бросал курить? – выскакивает тут же из каюты Алексей Василич.
– Ну, бросал.
– Не вышло?
– Да откуда я знаю? Это же процесс, и я его только начал.
А выскакивает он из каюты уже тоже в куртке, то есть автоматически как бы считается, что я и его курить позвал. Снизу топает Борисыч, и мы дружным ручейком семеним на мостик. Ночь, наверху немного моросит, и поэтому остаёмся курить внутри – Борисыч угощает. Прикуриваем.
– Крепкая! – щурится от вонючего дыма Алексей Василич.
Ну ясен-красен! Там же пыль из реакторного отсека и молотый перец! Там же из неё вон ногти торчат и волосы с шипением плавятся! Конечно, крепкая – как первая любовь, умноженная на число «пи»!
При этом Алексей Василич начинает нам рассказывать какую-то историю, которая кажется ему увлекательной, и поэтому он широко жестикулирует и тычет в нашу сторону этой адской папиросой. А нам же надо слёзы в глазах удержать, мы пятимся от него, а он за нами, а там места-то с гулькин хуй – уже антикоррозийные накладки в спины упираются. Спасибо, меня вахтенный верхний выручил, крикнул в «Лиственницу»: «На пирсе командир!» С неимоверным облегчением отдаю свою папироску Борисычу подержать и бегу от этой вони что есть сил на свежий воздух.
– Чего ты дышишь-то как рыба? – спрашивает командир, выслушав доклад.
– К вам спешил же!
– Соскучился?
– А то!
– А чем тут так воняет-то? – это командир уже по трапу топает из «Прилива» (так по-научному называется утолщение в основании рубки).
– Да… не могу знать!
– Как это ты не можешь знать? У тебя, такое ощущение, лодка подводная горит, а ты знать не можешь? Аж глаза щиплет же, ну!
Поднимаемся до мостика.
– Надо тревогу аварийную объявлять, я тебе говорю! Не знаю, пахнет ли апокалипсис, но если пахнет, то вот именно так! Как ты можешь оставаться таким спокойным?
– Здравия желаем, тащ командир!
– А вот ещё двое подозрительно спокойных офицеров. Курим?
– Так точно!
– А что воняет-то так?
– Не знаем! – бодро отвечает Борисыч.
– Да папиросы эти! – одновременно с ним Алексей Василич.
– Папиросы? – уточняет командир.
– Ага, вот! – и Алексей Василич тычет в сторону командира своей локальной атомной бомбой.
Командир смотрит на папиросу, на Борисыча, потом думает пару секунд.
– Папиросы, значит, да? Ну хорошо, жду вас, Эдуард Анатольевич, в центральном посту!
По имени-отчеству назвал. Ну пиздец, приплыли. Докуриваю, потому что вполне может быть, что и в последний раз.
– Ну, – командир уже снял шинель, подписал журналы и сидит в своём кресле. – Рассказывай!
Я топчусь подальше от него, за планшетом БИП, на всякий случай.
– За время вашего отсутствия на борту никаких происшествий не случилось! – включаю дурака.
– Это я уже слышал и обычно такую простую информацию я усваиваю с первого раза. Рассказывай.
– Проведена отработка смены по борьбе…
– В папиросе что?!
Командир заслоняет ладонью глаза:
– Только, пожалуйста, не надо вот эти честные глаза мне делать, ладно? Убрал?
– Так точно!
Убирает ладонь:
– Ну?
– Сан Сеич! Да откуда я знаю, что в папиросе-то? Теоретически там табак должен быть, а так – ну кто его знает, что там в неё напихали на табачной фабрике, правильно?