Вячеслав Харченко - Соломон, колдун, охранник Свинухов, молоко, баба Лена и др. Длинное название книги коротких рассказов

Вячеслав Анатольевич Харченко

Соломон, колдун, охранник Свинухов, молоко, баба Лена и др. Длинное название книги коротких рассказов

Посвящается моей жене Наташе

Политическое дело

Укладка асфальта

Любой человек понимает, что асфальт лучше укладывать ночью, зимой или в дождь. Зимой расценки выше в четыре раза, в дождь и ночью – в два. Укладка в дождь хороша тем, что бросаешь на слой воды. Похожий эффект достигается в мороз. Замерзшая земля от прикосновения горячего асфальта выделяет пар, и образуется воздушная прослойка.

Асфальт, уложенный на прослойку, легко отделяется. Весной он трескается, и при наложении нового слоя старый беспрепятственно отходит. Коренные москвичи всегда работают зимой и в дождь, а летом и по сухому орудуют лимитчики и приезжая сволочь.

Самым бедным человеком на Мосдоробслуге считался руководитель Сергей Никанорович. Он сидел в кабинете с двумя орденами Героя Социалистического Труда на лацкане светло-салатового пиджака и никуда не выходил. В это время главный инженер продавал щебень, зам по землеотводу – гранитную облицовку сталинских тротуаров, а я – куски прошлогоднего асфальта. Щебень шел по двести рублей машина и применялся для поддержки кооперативных дорог, гранитный камень стоил двадцать пять рублей за штуку и употреблялся дачниками для фундамента, а асфальт использовался для покрытия садовых дорожек и уходил за смешные суммы.

Время Сергея Никаноровича наступало ночью в грозу. Он выходил на трассу и вставал на капот черной «Волги», его на фоне молний освещал асфальтоукладчик, а на груди руководителя блестели звезды. Сергей Никанорович походил на нибелунга.

Мы бросали работать, оборачивались и ахали: «Наш герой! Наш герой!»

Показ нижнего белья

Геннадий Свиридов работал на бирже. Когда его спрашивали, чем он занимается, Геннадий отвечал, что продает Родину. Если вопросивший отшатывался и лез за пистолетом, то Гена пояснял, что впаривает акции российских предприятий западным компаниям.

Как человек весом двести килограммов и ростом два метра, он был добродушен и открыт (и это несмотря на особенности профессии), что не раз выходило ему боком.

Как-то Генкина тусовка вытащила Версаче из Милана на единичный показ эксклюзивной коллекции женского белья в элитный московский клуб «Циркус». Лучшие манекенщицы мира, девочки с обложек, высокие, худющие, холодные вампирши с кинжаловидными губами, с напускным равнодушием раскачивали холеными бедрами неглиже и топлес на пятачке прокуренного клуба. Все пускали слюни и кричали «Вау!», пытаясь ущипнуть проходящих заморских див за ляжки.

Геннадий весь вечер просидел в буфете и вылез на арену подшофе в самом конце показа. Упав непослушным телом на подиум, он медленно открыл глаза, хмельным, осоловелым взглядом окинул сцену и на весь зал вздохнул: «Господи, какие же они страшные!» Девочки заулыбались.

Соратники и друзья так его за эту выходку и не простили, а с Версаче после отъезда из Москвы случилось всем известное несчастье.

Посадка Руста

Руст на Красную площадь сел не сразу. Он все заходил и заходил на посадку, примериваясь, как получше приземлиться. В целом набралось три круга. В первый раз он летел со стороны Александровского сада, но мешала Кремлевская стена. Второй заход был осуществлен от «Детского мира». Мы стояли, смотрели вверх, а дети махали ему руками и кепками. Руст планировал в сопровождении американских вертолетов, которые тогда только поступили для московской милиции, и всем казалось, что идет какая-то грандиозная киношная съемка крутого боевика. К тому же из репродукторов отовсюду неслись марши, и было радостно. Сесть же ему удалось только с третьей попытки, причем осуществил он ее с набережной. Планер гордо протрясся по булыжникам, но, впрочем, эти кадры видели все. Их показывали даже по CNN: возбужденного молодого человека вытаскивают под руки работники правопорядка, а он улыбается и раскланивается во все стороны.

Руста повели в тридцать первое отделение, которое расположено в Кремле. Именно в нем служат самые интеллигентные менты Российской Федерации. Я не знаю, как с Рустом, но когда забрали меня за попытку спилить под Новый год голубую елочку у стены с вмурованными героями, они даже не настучали дубинками.

Просто бросили пинком в обезьянник и написали телегу в институт, но там не поверили. Только Нинка шипела всю неделю: «Я же пошутила».

Политическое дело

В десятом классе не до учебы. Натаскиваешь себя в институт. Поэтому, когда все пыхтели на субботнике, мы купили портвейна и спрятались от ненужных глаз в актовом зале.

В тишине, под знаменем школы, процесс происходит торжественно, но все равно заканчивается беготней. И если бы Федун был аккуратнее, то никто бы не уронил бюст с постамента, и огромная лысая голова Ленина, отколовшаяся от торса, не громыхала бы по полу, раскатываясь ушами в разные стороны.

А так – пришлось тащить ее и другие остатки вождя на задний двор, запихивать в мусорный бачок, раскалывая ломом на куски (не лезло).

За этим занятием нас и застал завхоз, схватившись за сердце. На бюро директор патетически вскидывал руки над головой и басил: «Это дело политическое, антиконституционное». И не объяснить, что просто не было выбора.

Хотя я на судьбу не жалуюсь. Вместо МГИМО поступил на мехмат, так как туда брали без комсомола.

Соломон и «Автолайн»

В «Автолайне» работать невозможно. Кроме плана в девятьсот рублей директор установил ремонт вполовину за свой счет, сто берет на ежемесячный техосмотр, двести за опоздание и пятьсот за простой. Весь список штрафов занимает сто страниц.

При полной загрузке в пятнадцать человек (по семь рублей с каждого) водитель делает в день сорок рейсов, и свободные места отсутствуют лишь утром и вечером в будни. В полдень же, в выходные и летом делать нечего. Хорошо, если дождь, или снег, или мороз, а так пашешь в долг до холодов, чтобы отдать и накопить. Если до зимы не дотягиваешь, то пиши пропало, так как все записывают – не уйти, не сбежать.

Егорка в аварию попал по душевному расположению. После смены ехал не быстро и, чтобы не сбить соплюху, перебегавшую на красный, вывернул руль в КрАЗ. Свалившаяся с платформы плита вдавила зад микроавтобуса на пять тысяч баков. При нынешних правилах повешенные две с половиной можно было достать, только продав квартиру.

Поняв, что деваться некуда, Егор пошел к вору в законе на отдыхе Соломону. Соломон за дело взялся охотно (забил с директором стрелку), но встречно попросил Егорку уговорить водителей «Автолайна» составить сопроводительный кортеж. Своих быков и автомобилей у Соломона не было уже лет десять. Он лишь выделил из общака деньги на «шестерку».

На утро шофера стояли гордые, техника сверкала. По взмаху все двинулись. Купленный «жигуль» (нырковая машина) возглавлял колонну. Егор крутил руль нырковой машины вправо-влево, разведывая мины и засады, микроавтобусы за ним грозно гудели и шлепали шинами. В центре кортежа, высунувшись из люка, ехал Соломон. В темных очках, в задрипанном зипуне, с командирскими часами на левой руке.

По идее, за нырковой машиной всегда идут бронированные джипы. В случае взрыва они перекрывают проход к шестисотому «мерседесу», а из амбразур бойцы открывают шквальный обстрел. За «мерином» следуют соратники на «бэхах». Стремительные «бэхи» разбегаются от погони или добивают поверженного врага. В арьергарде плывет дешевое прикрытие.

Так директор «Автолайна» по всем законам и явился. В белом смокинге и хромовых сапогах, с «Кэптон Блэком» в уголке рта, с портупеей под пиджаком, с рукоятью, выпирающей у живота.

Из-за этого его кровь почему-то проливать не хотелось. Кортежи просто стояли и смотрели друг на друга, удивленно вращая глазами, пока Соломон не встал на защиту. Что он говорил директору неизвестно, но только долг с Егора сняли, хотя и пришлось Егорке отдать Соломону в услужение своего сына.

Колдун и Соломон

К колдуну нас везли на «шестерке», из окон которой валил дым. Все разом пытались навсегда накуриться перед сеансом отлучения от никотина. Колдун вызывал каждого по очереди, и потом почти никто ничего целый час не помнил, но все утверждали, что, когда приходили в сознание, по всему телу находили маленькие синячки и царапинки, будто кто-то научно избивал и резал.

Мне, видимо, помогло, и я сразу спросил кудесника, как избавить Коляна от Лильки. Лилька – это шестнадцатилетнее динамо, сосущее бабло и жрачку из карманов нашего общажного сожителя. Бедняга вечно требовал ласки, а Лилька лишь свистнет, чего-нибудь добудет, а ночью: «Я еще не готова». Мы все только завистливо наблюдали, как мимо нас на женскую половину уходят баулы западэнской еды.

Колдун рассказ сочувственно выслушал и сказал, что для верной отвады такого западла необходимо добыть четыре волоска из подмышки женщины, на что по приезде в Киев мы подписали лучшего друга Николая – Соломона Евдулгедовича Гаспаряна. Гаспарян вошел к Лильке ночью и вышел наутро мужем, а Николай с ним стрелялся, как Волошин с Гумилевым – поднял АКМ, но выстрелил мимо.