Елена Колядина - Ангел, вышитый крестиком (сборник)

Елена Колядина

Ангел, вышитый крестиком

Рассказы о любви до слез

Вязаное счастье

Марина легла и обняла свитер мужа, как малыши обнимают любимого медвежонка – замурзанного, со скатавшейся ниткой, засохшим пятнышком томатного сока и дырочкой в боковом шве. Она вдохнула родной запах и принялась плакать. Марина не признавалась себе, что плакать мучительно приятно. Разве может быть наслаждение в слезах? И страдала от того, что с каждым днем запах истончался, слабел, и теперь уже свитер больше отдавал пылью и овечьей шерстью, чем телом мужа. Она не стирала его целую осень и всю зиму, потому что… Потому что кто из брошенных женщин не обнимал и не вдыхал аромат футболки или джемпера любимого мужчины?

Нет, конечно, Дима ее не бросил. Он ушел, потому что так сложилась судьба, и он ни в чем не виноват. Он же мужчина, а она не смогла дать ему того, что обязана дать женщина – сына или дочь. Он хотел, чтобы все было, как создано небесами – двое просто любят друг друга, а потом она говорит: «У нас будет ребенок». А с ней, с Мариной, приятное и естественное дело превратилось в цепь технических мероприятий, занявших аж семь лет! Сперва она боялась забеременеть – хотела получить диплом о втором высшем и найти денежную работу, а с ребенком кто на хорошую должность возьмет? – и мужу приходилось вечно думать «как бы чего не вышло». Потом решила, что пора, и стало еще хуже. После каждого объятия она принималась размышлять, забеременела или нет? Или вдруг это будет мальчик, а не девочка, как ей хотелось? А как они его назовут? Где поставят кроватку? В какой кружок будут водить на дополнительные занятия? А, может, в студию раннего развития по системе Монтессори?

– Ладно, фигурное катание или английский, там видно будет. Главное, чтоб здоровенький родился, – прижавшись щекой к плечу мужа, вслух мечтала Марина.

Но каждый месяц надежды рушились. Марина выходила из ванной, пряча заплаканные глаза. Опять ничего не получилось… И если сперва она напоминала мужу по телефону: «Тест не забудь купить», то потом стала заходить в аптеку сама, тайком, и дожидалась, пока Дима уйдет из дому, прежде чем взглянуть на полоски и опять убедиться, что вторая не появилась.

Дима злился. Ему хотелось страстного секса, а не комплекса упражнений: «Нет-нет, эта поза неудачная для зачатия! Нет-нет, теперь я должна полежать спокойно. Нет, не сегодня – завтра самый благоприятный день». Потом пошли витамины по схеме, анализы, УЗИ. Самое смешное, что он-то как раз еще и не думал о детях: «Мариша, пусть все будет, как будет». Но она постоянными мыслями, разговорами, действиями, вертевшимися только вокруг ее цели, напугала и разозлила его. Но самое отвратительное началось, когда Марина объявила, что они должны попасть в региональную квоту на ЭКО. Он пришел в ужас от этого слова – экстракорпоральное оплодотворение. И не выговорить! Больше всего его бесило, что все решалось без него.

– Дима, я созвонилась с центром, нас ждут на обследование. Ты сможешь взять на работе день?

– Я никуда не поеду, – сказал он и положил трубку.

Марина примчалась домой разгневанная.

– Как это ты никуда не поедешь, если я уже договорилась?! Там шанс более шестидесяти процентов. Если сейчас не попадем в список, тоже самое придется делать за деньги!

– А что потом, если в эти шестьдесят процентов не попадем? Суррогатное материнство? Я устал чувствовать себя ничтожеством, которое даже ребенка нормальным способом сделать не может…

Он ушел в понедельник. Просто оставил под зеркалом в прихожей – она даже не сразу ее заметила – записку, и ушел. Марина знала – живет у матери. А в Новый год добрые люди сообщили: «Твой-то квартиру снял, женщина появилась, кажется, вместе работают». Она со страхом ждала известия о том, что «сожительница» ждет от мужа ребенка и с ненавистью шептала: «Хоть бы не забеременела!». А потом нашла в сети фотографию разлучницы, распечатала и, перекрестившись, яростно исколола ее живот скрепкой.

– Марина, так нельзя, ты себя всю съела, – вздыхала подруга. – Живешь слезами, воспоминаниями, злостью. Димка, конечно, подлец, но пусть хоть он будет счастлив!

В один из дней, когда снег начал бурно таять, Марина пошла с работы пешком – подышать воздухом, размяться, а то от компьютера шея уже не поворачивается, и в глазах песок. Остановившись перед светофором, увидела объявление на стене цветочного павильона. Прочитала мельком: «Дорогие женщины! Дому ребенка нужны вязаные шерстяные носочки в резиновые сапоги для детей от 1 года до 3 лет. Служба «Милосердие». Контактный телефон…». Перешла на другую сторону проспекта. А потом побежала назад, расталкивая спешивших навстречу пешеходов.

– Дура! – крикнули из кабины автобуса. – Куда лезешь!

Марина оторвала от объявления трепыхавшийся язычок с номером телефона и пошла, радостно улыбаясь.

Дома она вытащила из шкафа свитер мужа, прижала его к лицу, а потом решительно засунула в стиральную машину.

Из распущенной шерсти – выстиранная пряжа распушилась, стала мягкой и вкусно пахла «Ленором», – получились восемь пар носочков. Мысочки Марина связала из других ниток – купила два ярких моточка: желтый и красный.

Через неделю вместе с еще тремя женщинами она стояла на крыльце Дома ребенка.

– Входите, пожалуйста! – сказала директор. – А вот и наши детки. Ребята, поздоровайтесь с гостями, они вам подарки принесли – новые носочки. Выходим в раздевалку, не бежим, осторожно идем. Сейчас все оденемся и пойдем гулять!

Беленькая, как ленок, маленькая девчушка кинулась к Марине и обхватила ее за колени. Марина присела и взглянула в серые глаза с белесыми ресничками.

– Ты ко мне пришла?

– К тебе, маленькая. Как тебя зовут?

– Аня.

Девочка обняла Марину за шею, потом потрогала ее щеку, ворот джемпера, прядь волос и сказала:

– Ты красивая! У тебя беленькая кофточка. Ты вкусно пахнешь. Ты хорошая. Ты мама?

– Не знаю, – растерянно сказала Марина, чувствуя, как набегают слезы, и полезла в сумку. – Я тебе носочки связала.

– Красивые! А меня вязать носочки научишь?

– Обязательно, моя родная! И носочки, и варежки, и кофточку.

Два билета на ковер-самолет

– Зачем тебе это старье? – Егор бросил связанный скотчем ковер в багажник и отер ладони, словно пришлось держать что-то грязное. – Мало у нас дерьма в доме!

Настя виновато молчала. Да, чужие вещи – в коробках и «россыпью», громоздились в прихожей. И на лоджии тоже. И даже – слава богу, любимый об этом не знал – под их кроватью.

– Склад какой-то! Вшивый рынок! – злился Егор, повалив в потемках очередную набитую сумку или пластиковый мешок.

– А старухами-то воняет! – скривился он, когда, закрыв багажник, они с Настей сели в машину.

Действительно, в салоне явственно запахло корвалолом и чем-то чистеньким, но бедным: смиренным прозрачным тленом, «смертным» – платочком, чулками со штанишками и платьем, приготовленными на собственные похороны.

Настя снова виновато-просяще поглядела на Егора.

Ковер – единственная вещь, которую она взяла из бабушкиной комнаты. Но разве объяснишь кому-нибудь, почему?

– У тебя паранойя, – сказал бы Егор, попытайся она рассказать всю эту историю… – Лечиться пора.

«Может, и пора», – вздохнула Настя.

– Этот ковер мы с твоим дедом из Молдавии привезли, – бабушка протянула исхудавшую, в синяках от капельниц руку и дотронулась до темных, местами поредевших нитей. – После свадьбы поехали в Кишинев и там с рук на толкучке купили.

Она заулыбалась, даже хихикнула, и смущенно поглядела на Настю.

– И на этом ковре вы занимались сексом, – засмеялась Настя.

– Ох, бессовестная! – довольно лицемерно воскликнула бабушка. – Разве можно незамужней девушке так говорить? Мы раньше и слова-то такого не знали. И ничем на этом ковре не занимались, потому что он висел на стене. Должна была родиться твоя мама, а в нашем бараке так дуло, что по утрам под порогом половик примерзал к полу, – она неожиданно замолчала, а потом твердо сказала: – Когда я умру… Молчи! А я умру скоро. Выбрось из комнаты весь этот хлам. Возьми только ковер. Обязательно возьми! Когда будут мучить сомнения, а обратиться не к кому, и не с кем посоветоваться – с твоим-то Егором поделиться сокровенным невозможно, я знаю – просто посмотри на этот ковер. И ничему не удивляйся!

Настя хотела повесить ковер на стене над диваном, но Егор сказал, что не собирается смотреть телевизор, вдыхая аромат старушечьей богадельни.

– Как на кладбище! Хоть бы в химчистку сдала! – с досадой бросил любимый.

– Хорошо, – согласилась Настя и положила ковер на старинный венский стул в кухне. Готовила ужин и поглядывала на узор, хоть и угловато, схематично, но изображавший деревья и цветы.

«Бабушка, тебе хорошо сейчас? Ты встретилась с дедом?» – мысленно спросила у ковра Настя. И вдруг птица на ветке орешника встряхнула клювом, словно собралась издать веселую трель, а цветок мальвы явственно стал больше и ярче! Настя вздрогнула и уронила в сковороду металлическую лопатку, которой переворачивала кусочки рыбы в кляре.