Андрей Столяров - Обратная перспектива

Андрей Столяров

Обратная перспектива

© Столяров А. М., 2015

© ООО «Литературный Совет», 2015

Несколько слов

Мне всегда казались бессмысленными предисловия к книгам. Если автору есть что сказать, он может сделать это непосредственно в тексте – для того, собственно, книги и пишутся. Никто не держит автора за руку. Никто не запрещает ему излагать любым языком все, что он хочет. Автор же, предваряющий текст судорожным размахиванием рук: пояснениями, дополнениями, жеманными извинениями, восклицаниями, уподобляется зазывале, который, стоя у дверей магазина, пытается всучить рекламный проспект торопящимся и раздраженным прохожим.

Выглядит это, по-моему, глупо. Эффект возникает обратный. Если тебе что-то упорно навязывают, невольно начинаешь относиться к этому с недоверием.

Особый случай, когда предисловие пишет специалист: критик, литературовед, культуролог, старающийся проследить генезис данного художественного явления, стремящийся поместить его в определенный культурософский контекст – выстроить таким образом концептуальное древо. Это еще имеет некий, хотя бы формальный, смысл. Должен, однако, заметить, что значимость книги от этого редко когда возрастает. При нынешней изощренности профессиональных концептуалистов, занимающихся, по-моему, не столько выяснением истины, сколько «играми в бисер», встроить в красивый культурософский пейзаж можно практически любое произведение. Это тоже своего рода реклама, интеллектуальный маркетинг, призванный придать явлению рыночную привлекательность, попытка убедить покупателя в том, что за небольшие деньги он получает редкий и ценный товар.

У меня совершенно другая задача. Я не намерен никого ни в чем убеждать. Я не намерен делать свой текст более значительным, чем он на самом деле является, и, разумеется, я не рассматриваю его как истину в последней инстанции. Читатель, если данная рукопись будет опубликована или, что более вероятно, выложена в интернет, волен решать сам – верить ему или не верить. А если все-таки верить, то до какой степени. И уж тем более я не склонен никого призывать к каким-либо действиям. «Пасти народы» – это задача политиков или пророков. Я не отношусь ни к тем, ни к другим. Мне, если честно, самому не очень понятно, какие именно действия здесь можно было бы предпринять. И это вовсе не интеллектуальное высокомерие, не желание с отстраненным видом сказать: я вас предупредил, далее – как хотите, не стремление оправдать лично себя непроходимой глупостью всех – нет, я действительно не вижу в данной ситуации реального выхода, то есть он существует, разумеется, существует, но при этом настолько очевидный, простой, бросающийся в глаза, что вряд ли ему кто-то последует, за исключением, может быть, ничтожного меньшинства. Менее всего мы склонны полагаться на очевидное и менее всего готовы к жертвам, даже ради самих себя.

Я не знаю, как классифицировать эту свою работу. Это, разумеется, не монография и не статья – здесь слишком много чисто беллетристического материала. С другой стороны, это и не роман – для романа данному тексту не хватает внутренней проработки сюжета. Это даже не эссеистика в духе Монтеня – эссеистика все же предполагает, что каждый отдельный ее фрагмент выражает собой некую мысль. Ничего подобного в моем тексте нет. Это просто заметки, наброски, отдельные эпизоды, примечания к ним, биографические ретроспекции, всплывавшие как бы сами собой. Одно время я хотел придать им некую сюжетную цельность – получалось и в самом деле нечто вроде романа. Однако чем более я этот материал беллетризовал, чем тщательнее отшлифовывал и чем скрупулезней прописывал каждый повествовательный блок, тем менее достоверным, менее убедительным он становился. Все-таки роман – это то, чего не было. А я пытался отобразить то, что было и есть. В конце концов я эти попытки оставил. Пусть все будет именно так, как я это в то время воспринимал. Читатель разберется, если захочет. И разве вся наша жизнь не есть такие же точно заметки, наброски, черновики, отрывочные фрагменты, примечания на полях – словом, тот трепещущий хаос, который никогда не превратится в полноценный роман? Тем более что в моем тексте есть явный привкус конспирологии. В итоге я все же пришел к тому, чего старался всеми силами избегать. И возможно, при других обстоятельствах я бы ни за что не рискнул опубликовать данный материал, я бы даже, скорее всего, не рискнул его написать, но в конце года внезапно происходит пара событий, от которых внутри у меня будто загорается темный огонь. По масштабам они абсолютно несопоставимы – и вместе с тем вполне очевидно связаны между собой. Правда, этой связи кроме меня не видит никто, и потому огонь, воспламенивший мне мозг и сердце, жжет все сильней.

Итак, в декабре вспыхивают грандиозные митинги протеста в Москве. Для властей это гром среди ясного неба, хотя чего-то такого, на мой взгляд, следовало ожидать. Помню, как еще ранее, месяца три назад, лично меня покоробила объявленная рокировка тогдашнего президента с тогдашним премьер-министром. Нам всем как бы откровенно сказали: демократия демократией, свобода свободой, но знаете – тут обойдемся без вас. Можете не суетиться, не дергаться, не напрягаться, мы все сами решим. Помнится, я в те дни ходил как оплеванный: баре между собою договорились, а холопов презренных, то есть нас всех, спрашивать ни к чему. И кстати, подобные ощущения испытывал не только я. Еремей, уж на что пламенный патриот, а и тот бурчал: клоуны, их бы в цирк… Недовольство этими играми чувствовалось очень отчетливо. Однако по-настоящему грохочет именно в декабре. В самом начале месяца проходят очередные выборы в Государственную Думу России, побеждает на них «партия власти», что, впрочем, можно было заранее предсказать, но данное электоральное действо сопровождается таким количеством нарушений, таким жульничеством с протоколами и бюллетенями, очевидным для всех, что вызывает спонтанный гражданский протест. Сотрясается от негодования интернет, социальные сети раскаляются до плазменных температур. Начинается агрегация возмущения: толпы людей выходят на улицы, чтобы сказать: мы – не рабы!.. Такую массу полицейскими дубинками не разогнать. Чувствуется, что власть впала в растерянность. Чувствуется, что ее прошибает мутный цыганский пот. Может быть, это «цветная революция» по сценарию, который был реализован на Украине лет пять назад? Может быть, закипает гроздьями гнева непредсказуемый «московский майдан»?

У меня самого, впрочем, несколько иные соображения. На одном из таких бурных митингов я, оказавшись в это время в Москве, сумел побывать и скажу откровенно, он произвел на меня двойственное впечатление. С одной стороны, прошибло горячее дежавю: точно так же во время путча в августе 1991 года мы стояли неимоверной толпой на площади перед Мариинским дворцом – уже знали, что Горбачев арестован в Форосе, Ельцин блокирован в Белом доме, по-видимому, готовится штурм, в Москву введены танки, Таманская дивизия движется на Петербург, сотрясается небо, вздрагивает земля, прямо в воздухе вспыхивают бледные клочья огня… И вот выбрался на дворцовый балкон Собчак, примчавшийся из столицы (Юра Штымарь, который входил тогда в горсовет, рассказал, что пришлось для этого выломать балконную дверь; не открывалась, наверное, лет пятьдесят), выбрался – поднял руки: «Победа!.. Армия на Петербург не пойдет!..» И тысячеголосым эхом: ура-а-а!.. Чувство такое, что все люди – братья, окатило до крупных слез дрожью внезапной и безграничной любви: завтра – да что там завтра, уже сегодня – возникнет новый сияющий мир!.. А на Болотной площади в декабре – то да не то. Выпорхнула гламурная телеведущая, защебетала что-то про демократию. Вылез бодренький мальчик-поэт, начал вещать сытым голосом, что время не за них, а за нас… Как это назвали потом – «революция норковых шуб»…

Возвращаясь на другой день «Сапсаном» в Санкт-Петербург, я думаю, что две революции на одну жизнь все-таки многовато. Нам, только-только начавшим нормально дышать, было бы достаточно и одной: перестройки, нелепого путча, последующих сумбурных реформ. Хотя в начале прошлого века революций было именно две: сперва 1905 год, наскоро собранная репетиция, затем – 1917, полный аншлаг… Причем Болотная площадь – это скорее первая, чем вторая: гражданское возмущение налицо, но как-то не видно лидеров, способных оформить его во внятный социальный протест. Правда, есть шанс, что они скоро появятся. Времена революций – это времена мгновенных политических восхождений. Вожди стремительно возникают из ниоткуда и так же стремительно проваливаются потом в никуда. Превращаются в прах, питающий ослепительные фантомы побед…