Маша Трауб - Соня и Александра

Маша Трауб

Соня и Александра

© Трауб М., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

– Мне кажется, здесь очень мило! Смотри, какие цветы! И лужайка! Ой, там велосипеды можно брать! И ворота футбольные!

Соня восторгалась, пожалуй, чуть переигрывая. Место для отдыха выбрала именно она, поэтому ответственность лежала вроде бы как на ней. Не то чтобы она очень уж хотела угодить Владимиру, всерьез переживая, понравится ему эта деревушка или нет. Но все же. Ей хотелось, чтобы он оценил ее старания, ведь она так долго искала «райское местечко», где они смогут провести две «романтические» недели.

Когда Соня щебетала про «райское местечко» и «романтические недели», Владимир строил гримасу, к которой за время недолгой совместной с ним жизни она успела привыкнуть.

Владимир был измотан и измучен. Питьевая вода в пластиковой бутылке, именно такая, к какой он привык, нагрелась. Бутылка оказалась последней, что очень сильно его беспокоило. Упаковку он взял из Москвы, специально для себя, зная, что на первое время ему будет нужна именно эта вода, именно этой марки, именно в определенной бутылке. Но Соня выпила две из его запаса, хотя он прекрасно знал, что ей все равно, какую воду пить, и предлагал ей купить собственную воду. Но Соня не поняла, почему ему жалко воды, и даже обиделась. А он не стал объяснять, зная, что она не поймет.

В аэропорту была задержка – рейс чартерный. Соня делала большие удивленные глаза, как будто впервые слышала о существовании чартерных рейсов. Пять часов они просидели в кафе. Владимир не мог ни читать, ни следить за новостями, ни смотреть кино. Ему было душно, и он потел, как всегда происходило в те моменты, когда распланированный график его жизни давал сбой. Врач называл это паническими атаками, Владимир считал, что это – нормальная реакция нормального человека, который привык нести ответственность за собственную жизнь. Соня уверяла его, что, когда они ступят на землю того райского местечка, которое она нашла, он тут же забудет о проблемах с аэропортом. От словосочетания «райское местечко» Владимира уже подташнивало, как и от самой Сони, которая нисколько не страдала и не мучилась, а терпеливо ждала – пила кофе, листала журналы, ходила по киоскам и общалась с такими же застрявшими между отдыхом и прошлой жизнью пассажирами. И это бесило Владимира больше всего: почему ей хорошо, когда ему так плохо?

Потом они летели, зажатые между семьями с детьми, бабушками в панамках и потными дедушками, рюкзаками для ручной клади в форме божьих коровок, мамами с глубокими декольте и пятнами на платьях, раздраженными папами и влюбленными парочками, которые держались за руки, как будто сейчас все разобьются, и всё, конец света, поэтому нужно непременно держаться за руки. Владимира тошнило все три часа лету. Он даже попросил у стюардессы пакетик и сграбастал с подноса горсть конфет под изумленным взглядом Сони и не очень одобрительным – мамы с сыном-подростком, как будто той не достанутся «взлетные конфеты» для ее чада, не знавшего, куда деть руки, свободные от планшета.

– Ты уверена, что нас встретят? – спросил он у Сони.

– Конечно, – ответила она, – а что?

– Я в этом совсем не уверен.

Соня улыбнулась. Она уже поняла, что у Владимира часто бывает плохое настроение, но пока не определилась, как на это реагировать.

– Ну почему ты такой грустный? – воскликнула она. – Все же хорошо!

– Я не грустный, – в сотый, тысячный раз отвечал Владимир.

Когда он делал пессимистические прогнозы, когда пытался предугадать риски, когда думал о плохом в надежде на хорошее, Соня называла его «грустным», отчего у Владимира начиналась настоящая паническая атака. Объяснять Соне, что такое рефлексия, генетика, он считал бессмысленным. Как и просить ее не употреблять слова «романтический», «райское местечко» и «грустный».

Да, Владимир был паникером и пессимистом. Такими были его отец и его дедушка. Когда он встречал человека, который улыбался без всякой на то причины и искренне говорил, что «все отлично», Владимир считал, что столкнулся с идиотом. И если женщине он мог простить этот недостаток, как прощал его Соне, то с мужчиной Владимир обрывал всяческие связи. А вдруг это заразно? Вдруг он тоже начнет радоваться солнышку и видеть хорошее там, где его не может быть?

Естественно, самые худшие, точнее, реалистичные предположения Владимира всегда оправдывались.

– Я же тебе говорил! – пытался он напомнить Соне то, что они обсуждали день назад, несколько часов назад.

Но Соня искренне не видела связи между событиями и верила, что все наладится.

Так получилось и на этот раз. Они выгрузились из самолета, пропустили вперед несколько детских колясок, в последний момент втиснулись в автобус, попали в конец длинной очереди, ведущей на паспортный контроль, и, наконец, оказались на свежем воздухе. Владимир потянулся за бутылкой воды. Соня забрала ее и отпила половину, после чего вернула. Тут Владимиру следовало опять вступать в объяснения, но у него не хватало сил. Он был брезглив. Еще в детстве он никогда, ни за что на свете не стал бы есть чужой вилкой или ложкой, даже если ее не облизали, из-за чего в детском саду ходил голодный и худой до синевы. Эту брезгливость он не «перерос», как перерастают детские болезни, напротив, она приобрела хронический характер. Ему нужна была своя собственная бутылка воды. И свой собственный стакан. Своя собственная чашка. Несмотря на жажду, он бы не заставил себя сделать глоток из бутылки, из которой уже отпила Соня. Да, они были близки, жили вместе, но к воде это не имело никакого отношения. Впрочем, объяснять это Соне было так же бессмысленно, как просить ее не употреблять в речи «романтический», «райское местечко», «мило» и «грустный». Список можно было продолжать. Поэтому Владимир достал из сумки еще одну бутылку воды, с которой решил не расставаться, чего бы это ему ни стоило.

Так вот, про свежий воздух, на котором они вроде как оказались. Воздуха не было вообще. Одна влажность. Владимир закашлялся и сразу вспотел во всех местах. Дышать было нечем. Он почти с ненавистью посмотрел на Соню, которая подставила лицо солнцу, вдохнула полной грудью и улыбнулась. Что, ей и сейчас хорошо? Но так не может быть. Для Владимира свежий воздух подразумевал температуру не выше двадцати одного градуса. Сейчас он не понимал, как мог согласиться на эту авантюру – доверить Соне выбор места для совместного отдыха. И вот, пожалуйста, он стоит на раскаленном асфальте, плавится от жары, задыхается и пьет теплую воду. А что будет дальше? Конечно же, ничего хорошего. Соня сказала, что устала от отелей и хочет провести время в милой, маленькой, частной, семейной (далее шли еще эпитеты, хотя Соня вряд ли знала значение слова «эпитет») гостинице. Точнее, гостиничном комплексе, где у них будет отдельный «милый» (тут Владимира опять передернуло, и он всерьез подумал о таблетках, которые прописал ему врач) домик. Она будет варить ему кофе и жарить яичницу по утрам. А вечером наливать чай, вино. Они будут сидеть перед телевизором и смотреть кино.

Владимир даже в страшном сне не мог себе представить Соню, которая жарит яичницу и заваривает чай. Но что-то заставило его подчиниться и согласиться. Точнее, не что-то, а кто-то – Соня. Он хотел быть с ней. Где угодно. Несмотря на все эти «мило» и «грустный». Да, он хотел, чтобы она жарила ему яичницу и заваривала чай. Он хотел, чтобы у них был свой домик, а не гостиничный номер. В конце концов, он хотел, чтобы ей было хорошо.

И сейчас ей было хорошо, а ему плохо, очень плохо. Больше всего на свете он мечтал оказаться в машине с кондиционером, а потом, желательно очень скоро, в номере, доме или в любом другом помещении, но с кондиционированным воздухом.

– У тебя есть телефон человека, который нас должен встретить? – спросил Владимир, заранее зная ответ. Конечно, нет. Очевидно, нет.

Но Соня старательно пыталась найти в телефоне несуществующий номер.

– Это все из-за задержки рейса, – сказала она.

Владимир отпил теплой воды. Он спрашивал у Сони точный адрес, желая посмотреть место в Интернете, на карте, уточнить расстояние от аэропорта, но Соня говорила, что тогда не получится сюрприз. Владимир опять морщился – сюрпризы он не любил с детства. Тем более что от Сони можно было ожидать чего угодно. И теперь они стоят на обочине, с тремя огромными чемоданами и всего, всего одной бутылкой воды.

Соня рылась в сумочке в поисках листка, на котором было написано название места и адрес.

– Может, я его в чемодан положила? В косметичку? – переживала Соня. – Давай откроем чемодан?

Он называл Соню «белочкой» – она раскладывала вещи по маленьким, средним и большим пакетам, складывала украшения в разнообразные мешочки и потом забывала, куда что положила. Чтобы найти кольцо или серьги, ей приходилось развязывать все маленькие мешочки и перекладывать предметы из одного в другой. Она вполне могла для сохранности положить листок с адресом в ежедневник, который ей был совершенно не нужен, но она повсюду носила его с собой, ежедневник положить в косметичку, косметичку – в пакет и засунуть все это на дно чемодана.