Александр Солженицын - Бодался телёнок с дубом
Салынский - Я буду говорить о "Раковом корпусе". Я считаю, что эту вещь необходимо печатать - это яркая и сильная вещь. Правда, там патологически пишется о болезнях, читатель невольно поддаётся раковой боязни, и без этого распространённой в нашем веке. Это надо как-то убрать. Ещё надо убрать фельетонную хлёсткость. Ещё огорчает, что почти все судьбы персонажей в той или иной форме связаны с лагерем или лагерной жизнью. Ну, пусть Костоглотов, пусть Русанов, - но зачем обязательно и Вадиму? и Шулубину? и даже солдату?
В самом конце мы узнаём, что он - не просто солдат из армии, а из лагерной охраны. Общее направление романа в том, что он говорит о конце тяжелого прошлого. Теперь о нравственном социализме. По-моему, здесь ничего страшного. Если бы Солженицын проповедовал безнравственный социализм - это было бы ужасно. Если бы он проповедовал национал-социализм или национальный социализм по-китайски - это было бы ужасно. Каждый человек волен думать по-своему о социализме и его развитии.
Сам я думаю - социализм определяется экономическими законами. Но спорить - можно, зачем же не печатать повести? - Далее призывает Секретариат решительно выступить с опровержением клеветы против Солженицына.
Симонов - Роман "В круге первом" я не приемлю и против его печатания. А "Раковый корпус" - я за публикацию. Мне не всё нравится в этой повести, но не обязательно, чтобы всем нравилось. Может быть, что-то из делаемых замечаний автору надо и принять. А все принять конечно невозможно. Мы обязаны опровергнуть и клевету относительно него. И книгу его рассказов надо выпустить - и вот там-то, в предисловии будет хороший повод рассказать его биографию - и так клевета отпадёт сама собой. Покончить с ложными обвинениями должны и можем мы - а не он сам. "Пира победителей" я не читал и у меня нет желания его читать, раз автор этого не хочет.
Твардовский - Солженицын находится в таких условиях, что ему с выступлением и соваться нельзя. Это именно мы, Союз, должны дать заявление, опровергающее клевету. Одновременно мы должны строго предупредить Солженицына за недопустимую, непринятую форму его обращения к съезду, во столько адресов. Редакция "Нового мира" не видит никаких причин не печатать "Ракового корпуса", конечно с известными доработками. Мы хотели только получить одобрение Секретариата или хотя бы - что Секретариат не возражает. (Просит Воронкова достать уже прежде подготовленный, ещё в июне, проект коммюнике Секретариата.)
Воронков не спешит достать коммюнике. Тем временем
Голоса - Да ведь ещё не решили! Есть и против!
Федин - Нет, это неверно, Секретариат не должен ничего печатать и опровергать. Неужели мы в чём-то виновны? Неужели вы, Александр Трифонович, считаете себя виновным?
Твардовский (быстро, выразительно) - Я?? - нет.
Федин - Не нужно искать искусственного повода для выступления. Какие-то слухи - недостаточный повод.
Другое дело, если Солженицын сам найдёт повод развязать возникшую ситуацию. Тут должно быть публичное выступление самого Солженицына. Но вы подумайте, Александр Исаевич, в интересах чего мы станем печатать ваши протесты? Вы должны прежде всего протестовать против грязного использования вашего имени нашими врагами на Западе. При этом, конечно, вы сумеете найти возможность высказать вслух и какую-то часть ваших сегодняшних жалоб, сказанных здесь. Если это будет удачный и тактичный документ - вот мы его и напечатаем, поможем вам. Именно с этого должно начаться ваше оправдание, а не с ваших произведений, не с этой торговли - сколько месяцев мы имеем право рассматривать вашу рукопись - три месяца? четыре? Разве это страшно? Вот страшное событие: ваше имя фигурирует и используется там, на Западе, в самых грязных целях. (одобрение среди членов секретариата)
Корнейчук - Мы вас пригласили не для того, чтобы бросать в вас камни. Мы позвали вас, чтобы помочь вам выйти из этого тяжёлого и двусмысленного положения. Вам задавали вопросы, но вы ушли от ответа. Отдаёте ли вы себе отчёт: идет колоссальная мировая битва и в очень тяжёлых условиях. Мы не можем быть в стороне. Своим творчеством мы защищаем своё правительство, свою партию, свой народ. Вы тут иронически высказались о заграничных поездках как о приятных прогулках, а мы ездим за границу вести борьбу. Мы возвращаемся оттуда измотанные, изнурённые, но с сознанием исполненного долга. Не подумайте, что я обиделся на замечание о путевых заметках, я их не пишу, я езжу по делам Всемирного Совета Мира. Мы знаем, что вы много перенесли, но не вы один. Было много других людей в лагерях, кроме вас. Старых коммунистов. Они из лагеря - и шли на фронт. В нашем прошлом было не только беззаконие, был подвиг. Но вы этого не увидели. Ваши выступления только прокурорские. "Пир победителей" - это злобно, грязно, оскорбительно! И эта гадкая вещь распространяется, народ её читает! Вы сидели когда там? Не в 37-м году! А в 37-м нам приходилось переживать!! - но ничто не остановило нас! Правильно сказал вам Константин Александрович: вы должны выступить публично и ударить по западной пропаганде. Идите в бой против врагов нашей страны! Вы понимаете, что в мире существует термоядерное оружие и несмотря на все наши мирные усилия Соединенные Штаты могут его применить? Как же нам, советским писателям, не быть солдатами?
Солженицын - Я повторно заявляю, что обсуждение "Пира победителей" является недобросовестным, и настаиваю, чтобы он был исключён из рассмотрения!
Сурков - На чужой роток не накинешь платок.
Кожевников - Большой промежуток времени от письма Солженицына до сегодняшнего обсуждения свидетельствует как раз о серьёзности отношения секретариата к письму. Если бы мы обсуждали его тогда, по горячим следам, мы бы отнеслись острей и менее продуманно. Мы решили сами убедиться, что это за антисоветские рукописи. И потратили много времени на их чтение. По-видимому, документально доказана военная судьба Солженицына, но мы обсуждаем сейчас не офицера, а писателя. Я сегодня впервые услышал, что Солженицын отказывается от пасквильного изображения советской действительности в "Пире победителей", но я не могу отказаться от своего первоначального впечатления от этой пьесы. Для меня момент отказа Солженицына от "Пира победителей" ещё не совпал с моим восприятием этой пьесы. Может быть потому, что в "Круге первом" и в "Раковом корпусе" есть ощущение той же мести за пережитое. И если стоит вопрос о судьбе этих произведений, то автор должен помнить, что он обязан тому органу, который его открыл. Я когда-то первый выступил с опасениями по поводу "Матрёниного двора". Мы тратили время, читали ваши сырые рукописи, которые вы не решались даже дать ни в какую редакцию. "Раковый корпус" вызывает отвращение от обилия натурализма, от нагнетания всевозможных ужасов, но всё-таки главный план его - не медицинский, а социальный, и он-то неприемлем. И как будто сюда же относится и название вещи. Своим вторым письмом вы вымогаете публикацию своей недоработанной повести. Достойно ли такое вымогательство писателя? Да все у нас писатели охотно прислушиваются ко мнению редакторов и не торопят их.
Солженицын (буквально) - "Несмотря на мои объяснения и возражения, несмотря на полную бессмыслицу обсуждать произведение, написанное двадцать лет назад, в другую эпоху, в несравнимой обстановке и другим человеком, к тому же никогда не опубликованное, никем не читанное и выкраденное из ящика, - часть ораторов сосредотачивается именно на этом произведении. Это гораздо бесмысленнее, чем, например, на 1-м съезде писателей поносить бы Максима Горького за "Несвоевременные мысли" или Сергеева-Ценского за осваговские корреспонденции, которые ведь были опубликованы, и лишь за 15 лет до того. Здесь сказал Корнейчук, что "такого не было и не будет, и в истории русской литературы такого не было". Вот именно!
Озеров - Письмо съезду оказалось политически страшным актом. Оно прежде всего пошло к врагам. В письме были вещи неправильные. В той же куче с несправедливо репрессированными писателями оказался и Замятин. По поводу печатания "Ракового корпуса" можно условиться с "Новым миром": вещь может идти при условии исправления рукописи и дискуссии по проведённым исправлениям. Тут предстоит ещё очень серьезная работа. Повесть разнослойна по качеству, есть в ней и удачи и неудачи. Особенно приходится возражать против плакатности, карикатурности. Я просил бы о целом ряде купюр по повести, о которых сейчас здесь просто нет времени говорить, философия нравственного социализма не просто принадлежит герою, она звучит как отстаиваемая автором. Это недопустимо.
Сурков - Я тоже читал "Пир победителей". Её настроение: "да будьте вы все прокляты!" И в "Раковом корпусе" продолжает звучать то же. Кто изо всех персонажей вошёл в мир героя? Только этот странный Шулубин, так же похожий на коммуниста, как я на... Шулубин, с его бесконечно устарелыми взглядами. Не буду скрывать, я человек начитанный. Все эти экономические и социальные теории я хорошо знаю, нюхал я и Михайловского, и Владимира Соловьёва, и это наивное представление, что экономика может зависеть от нравственности. Претерпев столько, вы имели право обидеться как человек, но вы же писатель! Знакомые мне коммунисты имели, как вы выражаетесь, вышку, но это нисколько не повлияло на их мировоззрение. Нет, повесть эта - не физиологическая, это - политическая повесть, и упирается всё в вопросы концепции. И потом этот идол на Театральной площади, - хотя памятник Марксу ещё не был тогда поставлен. Если ваш "Раковый корпус" будет напечатан, эта вещь может быть поднята против нас и будет посильнее мемуаров Светланы. Да, конечно, надо было бы упредить появление повести на Западе, но - трудно. Вот я был последнее время близок к Анне Андреевне Ахматовой, знаю: дала она нескольким человекам почитать "Реквием", походил он несколько недель - и сразу напечатан на Западе. Конечно, наш читатель уже настолько развит и настолько искушён, что его никакая книжка не уведёт от коммунизма, а всё-таки произведения Солженицына для нас опасней Пастернака: Пастернак был человек, оторванный от жизни, а Солженицын - с живым, боевым, идейным темпераментом, это - идейный человек. Мы - первая революция в истории человечества, не сменившая ни лозунгов, ни знамён! "Нравственный социализм" - это довольно обывательский социализм, старый, примитивный и (в сторону Салынского) не знаю, как можно в этом не разобраться, что-то тут найти.
