Год Черной Обезьяны - Елизавета Ракова
– Слушай, думаю, смогу помочь твоему мужчине в беде. Скажи ему, пусть наберет, как будет удобно, ладно?
– Правда сможешь?
Голос Марты вдруг сделался беззащитным, как у маленькой девочки. Неожиданно Сяо Юю стало неловко, что с ним случалось редко. Впервые он почувствовал что-то вроде родственного тепла по отношению к этой, по сути, чужой для него девушки. Джинггуо уже воображал себя старшим братом, защищающим младшую сестренку от хулиганов во дворе, хотя по факту был моложе Марты на полгода. В конце концов, половина ДНК у них общая. И мать всегда надеялась, что ее Сяо Юй воссоединится с сестрой, хоть и имела в виду другую, законную, ту, что с лицом, как кочан капусты. А эта была красива. И в беде.
– Можешь на меня положиться.
Окончив разговор с Мартой, Сяо Юй потратил два часа на звонки и сообщения, которые могли бы поспособствовать поступлениям на его банковский счет. Иными словами, просил денег взаймы для выкупа антиквариата Игоря. Затем, пребывая в весьма приподнятом настроении, прокатился до квартала Марэ лишь за тем, чтобы съесть самый лучший в городе фалафель на улице Розье. После сытного обеда заглянул в польскую пекарню и купил у ворчливой тучной женщины свежайший маковый рулет. Из-за резкого похолодания народа было гораздо меньше обычного. Сяо Юй с удовольствием плутал в переулках исторического четвертого округа, избежавшего градостроительной горячки барона Османа. В вызывавших уважение домах шестнадцатого века лавочки, торгующие кипами и прочей атрибутикой ортодоксальных евреев, отлично уживались с гей-клубами. Заглядывая в витрины модных магазинчиков, Сяо Юй представлял, что, удачно наварившись на Игоре, купит Марте какой-нибудь символический подарок. Например, перчатки или шляпу.
Проходя мимо музея Карнавале, Джинггуо в очередной раз подумал, что нужно основательно изучить коллекцию антиквариата, хранившуюся в этом старинном особняке. Он не сразу заметил странного мужчину в длинном терракотовом плаще, вынырнувшего из небольшого парка напротив музея. Неестественно подергивая патлатой головой на синюшной шее, мужчина суетливо перебежал через дорогу. Он явно направлялся к Джинггуо.
– Bonjour.
Мужчина вперил неестественно вытаращенные мутные глаза в Сяо Юя.
– Bonjour…
Что ему надо? Будет клянчить денег на выпивку, просто узнает время, уточнит дорогу до площади Вогезов, пырнет ножом под ребро?
– Bah, voila…
Мужчина распахнул полы плаща, и на пришитой изнутри полоске черной ткани блеснули вывешенные рядком наручные часы. Джинггуо видел такое только в кино. Он растерянно наклонился, чтобы рассмотреть товар поближе. Показалось, что сейчас получит коленом в лицо. От пальто и самого мужчины пахло сигаретами, спиртным, чем-то кислым и затхлым.
– Rolex, Audemars Piguet, Breguet…
Патлатый мужчина уже отстегивал золотые «ролексы» и совал их в руку Джинггуо. Невооруженным глазом Сяо Юй определил, что держит китайскую реплику, хоть и неплохо выполненную.
– This is a fake, – сказал Джинггуо и вернул мужчине «ролексы».
Патлатый резким движением цапнул часы и ловко прицепил их обратно на полоску ткани, пришитую с внутренней стороны плаща.
– You are a fake.
Странный мужчина сказал это по-английски без малейшего акцента, глядя прямо в глаза Джинггуо и туго перетягивая плащ ремнем, так, что его талия сделалась почти женской. Патлатый не спешил уходить, сверлил Сяо Юя взглядом. Что-то в нервном подергивании его головы, желтизне белков, вызывало тревогу. Джинггуо стиснул кулаки. В этот момент мужчина резко повернулся и зашагал прочь по направлению к Вогезам.
Хорошее настроение Джинггуо улетучилось. Он вернулся в шестнадцатый округ, завернул в Carrefour за вином и закусками, а патлатый мужчина все не шел из головы. Что значила его странная фраза «Ты подделка»? Мерещилось, что это Аркадьич подослал своего агента в Париж.
29 (Джинггуо)
Стараясь расслабиться, Джинггуо прикончил почти полную бутылку вина еще до прихода гостей. Тем не менее он изящно расставил закуски, маковый рулет поместил в центр, зажег свечи и включил Джо Дассена. Первым заявился Андре. Крупный пучеглазый француз с русскими корнями приволок с собой субтильную блондинку, хлопавшую белесыми ресницами. Андре несколько раз настойчиво повторил, что его спутница – телеведущая. Телеведущая принесла стильный букет на стол, который Джинггуо долго нахваливал, прикидывая, сможет ли мадемуазель позволить себе что-то из его товаров. Кирилл Герихофф, уже ставший постоянным клиентом Джинггуо, притащил бутылку кислотно-зеленого чешского абсента и даже специальный хрустальный фонтан с четырьмя краниками для правильного разбавления крепкого напитка. Кирилла сопровождала Анна, пушистая и блеклая, точно отцветший одуванчик: она без конца приценивалась к ювелирке из коллекции Джинггуо, но так ни разу ничего и не купила. В дверь постоянно кто-то звонил, в квартире становилось все теснее. Джинггуо уже уговорил несколько стаканов разбавленного абсента, приглушил свет, сделал музыку погромче. В какой-то момент он оказался на полу напротив Гаспара, парфюмера с весьма внушительным носом. Кто-то достал пакет с травой.
– Я вам говорю – все писатели делятся на «дневных» и «ночных». Книги первых можно читать только в солнечное время суток, для «ночных» же нужно забраться под одеяло, включить маленькую лампу на прикроватной тумбочке… Вот назовите мне любого писателя! – Гаспар встряхивает тугими черными кудрями и затягивается косяком, пущенным по кругу.
– Милан Кундера! – выкрикнула телеведущая, имя которой Джинггуо так и не запомнил.
– Кундера – ночной писатель, – со знанием дела ответил Гаспар, отправляя в рот кусочек макового рулета.
– А я вот читала «Невыносимую легкость» на пляже в Антибе и не соглашусь… – У Анны, как обычно, глаза были на мокром месте без явного на то повода.
– Ну, это его французский период, а вот чешский период, который и заслуживает большего внимания, можно читать только глубокой ночью… – пытался протестовать Гаспар.
– Достоевский! – выкрикнул кто-то.
Все согласились, что Достоевский – «ночной» писатель. Дальше пытались определить, к какой категории отнести Фаулза, Ферранте и Фолкнера. Джинггуо сделал три глубокие затяжки травой и закашлялся. Мгновенно понял, что совершил ошибку. Голова закружилась, прошиб холодный пот, к горлу подступила тошнота. Курить в изрядном подпитии – плохая затея, Сяо Юй это знал. Неожиданно разговоры гостей показались ему страшно претенциозными и пустыми. Меряются своей начитанностью, будто продавщицы помидорами на базаре. Хотелось встать и налить себе воды, но на это не было сил. Будучи хозяином вечеринки, Сяо Юй старался не подавать виду, что ему поплохело. Он облокотился на диван и сжал в кармане связку ключей от всех его съемных квартир в разных городах. Острые металлические зубчики, впиваясь в ладонь, немного бодрили, отрезвляли, не давали свалиться в обморок. Джинггуо перебирал пальцами ключи, словно буддийский монах нефритовые четки. В руку лег какой-то прохладный предмет, фигурка, и затуманенный разум Сяо Юя не сразу определил природу предмета. То был брелок-обезьянка из черной яшмы с глазками-бриллиантиками, которую он выкупил у Марты в Москве, – и оставил у нее свою. Джинггуо стискивал обезьянку, напрягая пальцы до боли, как будто та обладала какими-то магическими свойствами и могла придать ему сил, перенести в другое место…
Тут кто-то тихонько отворил дверь и вошел в прихожую. Девушка отряхнула снег с пальто, сняла шапку, плюхнула увесистую сумку на пол. В прихожей темно, и Сяо Юй сощурился, пытаясь понять, знает ли он припозднившуюся гостью, двигающуюся будто в замедленной съемке. Высокая, с каштановыми волнистыми волосами, прямой, слегка вздернутый нос…
– О-о-о, ты все-таки пришла! – Первая волна дурноты спала, и Джинггуо поднялся на ноги, опираясь на подлокотник дивана. – Как я рад тебя видеть!
Комната немного вращалась, пол под ногами пружинил, точно желе, пока Сяо Юй продвигался, отталкиваясь руками то от стен, то от стульев, в прихожую. Он крепко обнял Марту, и та осторожно похлопала его по спине.
– Пошли, пошли, тебе надо выпить! – Он потащил сестру за руку в гостиную. – Эй, пфф, брат, тут нужно
