Аттестат зрелости - Илана Петровна Городисская
– Эрез и Авигдор – неплохие парни, – заметила она с укором. – Зря ты так о них. Но если все они для тебя – разгильдяи и болтушки, то почему тебя так волнует их отношение к тебе?
– Потому, что с ними общаешься ты, – выпалила пострадавшая. – Ты и Хен.
Гостья изумленно приподняла бровь. Она поняла все, что Галь хотела ей этим сказать, и не знала, как отреагировать. В другое время она расценила бы невыраженную просьбу подруги как наглость, и собрала бы все свое достоинство, чтоб объяснить ей, что не собирается ссориться из-за нее с товарищами. И чем же это ее товарищи так напрягают Галь?
Она встала и заходила по комнате. Огромная усталось этого дня брала свое. Девушке безумно хотелось домой, отдохнуть и обо всем подумать. В настоящий же момент она решила, что будет мудрей – и быстрей – успокоить бедняжку, чем пускаться в рассуждения на сей счет.
– Галь, – убедительно сказала она, подходя к ней и кладя руки ей на плечи. – Перестань себя накручивать! Никто не питает к тебе неприязни! Никто! Это просто дико звучит, понимаешь? Дико! Или мне повторить тебе то, что я сказала раньше?
Галь тоже поднялась и встала напротив нее.
– Я – хулиганка, – грустно протянула она, пытаясь вызвать к себе жалость своей неверящей ее предчувствиям приятельницы. – Отморозок. Меня вычеркнут.
– Ты? Отморозок? Кто бы говорила! – тотчас осадила ее та, даже рассмеявшись. – Настоящие отморозки, дурочка, водятся где попало, но не в нашей среде и не в нашей школе. В ней попадаются разве что бездарные хамы, вроде Наора и Мейталь, которых непонятно как еще не исключили из нашего элитного класса. Ни приведи тебя Бог встретиться с настоящими отморозками! У тебя же был стресс, ты сорвалась. И все. Даже не думай о плохом!
– Хорошо, что хоть ты поддерживаешь меня, – с чувством отозвалась несчастная, беря ее за руку.
– Не бойся! Ты не одна! – прибавила Шели, прижимая ее к себе. – Я с тобой. Я и Хен будем с тобой рядом. А еще – Одед, о котором мы так часто забываем.
– Спасибо, – прошептала Галь.
Так обе девушки простояли, не размыкая крепких объятий, примерно с полминуты, посреди выхоложденной спальни, в жестком желтом свете лампы. Вокруг них возносились гигантские стопки фотографий. Шели не осмеливалась посмотреть вновь на эти стопки, хотя была бы рада унести еще немало чудных снимков. Мрачная решимость Галь предать их совместное прошлое уничтожению пугала ее. Оставалось уповать, что сохранились хоть негативы этих снимков.
Затем она бросила взгляд на часы и нежно отдалилась от Галь.
– Уже очень поздно, – сказала она с улыбкой, посмотрев на нее в упор. – Я пойду?
– Ладно, – улыбнулась в ответ ее подруга – Мне тоже пора, наконец, принять ванну.
И они вместе вышли из комнаты. Шимрит сидела в гостиной перед телевизором, и смотрела какую-то передачу. Но на самом деле, звуки передачи просто заглушали рой ее мыслей.
Галь проводила свою посетительницу до двери, поцеловалась с ней, и, ничего не сказав маме, сразу же направилась в ванную и закрылась там. А Шели, оставшись наедине с хозяйкой дома, приблизилась к ней. Шимрит тотчас выключила телевизор и забросала ее вопросами.
Девушка, с тяжелым сердцем, опустилась в кресло, машинально протянув дрожащую руку к пакетам со своими покупками. Как же ей было сейчас не до ее приобретений, которыми она так хвасталась перед Наамой каких-то пару часов назад!
– Шимрит, ты была права, – приступила она к своему тягостному рассказу. – Мне самой ужасно трудно поверить в случившееся, но, к сожалению, это так.
И она обстоятельно поведала о том, что только что узнала.
Первое, что сделала мать Галь, услышав, где ее дочь оказалась во время вчерашней грозы, в то время, как сама она спала без задних ног, это быстро направилась к стиральной машине. Шели пошла за ней.
Убедившись, что промокшая насквозь одежда Галь находилась в машине, женщина медленно выпрямилась, держа грязную куртку дочери в руках, и процедила:
– Я пригрела двух гадюк на своей груди.
И снова наступило молчание. Шели трепетно потянулась за пачкой сигарет, взяла последнюю, и долго тщилась затянуться – так спирало у нее дыхание. Убитая горем мать беззвучно плакала над курткой своего единственного ребенка. Увы, почему это Галь не послушалась ее тогда, когда еще можно было что-то спасти? Впрочем, кто бы мог предвидеть столь стремительный и столь плачевный финал?
– Я схожу с ума, – подала она слабый голос, погодя.
– Галь в жутчайшем состоянии, – откровенно ответила гостья, прокашлявшись из-за дыма.
– Может, мне тоже поговорить с ней? – неуверенно спросила Шимрит.
– Думаю, сегодня лучше оставить ее в покое, – предположила Шели.
– В покое! – мрачно усмехнулась Шимрит. – Покой, дорогая моя Шели, это уверенность в завтрашнем дне и в людях, которые рядом с тобой. Покой – это постоянство. То, чего наше время нигде в мире не найдешь.
– Да, наверно, – согласилась девушка, мысленно примеряя определение Шимрит Лахав на свой ветренный характер. Это определение ей явно жало.
Они стояли на хозяйственном балконе у раздвинутых жалюзей, а через маленькую форточку в стене до них доносились шум воды в ванной и запахи мыла и шампуня. Если бы Шимрит знала, что прошлой ночью все обстояло точно так же! Не хватало только сумасшедшей бури. Шимрит Лахав не могла себе простить вчерашней ночи. Вместо того, чтобы ложиться спать, нужно было уделить внимание дочери, заставить ее поделиться с ней своими чувствами. Может быть, таким образом, ей удалось бы предотвратить ее лишние страдания, и не обращаться за помощью лишь сейчас, когда уже все было кончено, к ее школьной подруге.
– Что ж теперь будет? – отрешенно вопросила она пространство.
– Я не знаю, – сказала Шели, не найдя более искреннего ответа. – Надеюсь, что, в итоге, все будет хорошо.
На поникшем лице Шимрит изобразилось недоверие к ее обнадеживающим словам. Но что еще тут можно было ответить? Познавшей печальный опыт женщине оставалось лишь уповать, что эта независимая бойкая девушка вдруг не переметнется на вражескую сторону, как многие из их общих с отцом Галь приятелей. Впрочем, она и сама не держала их, предпочтя замкнуться в себе и переживать свою потерю молча.
– Ты ведь не оставишь Галь? – напрямик обратилась она к подавленной Шели, пронзая ее испытывающим взглядом, в котором отразились тревога и мольба.
– Конечно нет, – машинально проронила та. – Шимрит, как ты могла подумать о таком?
Перед самым своим уходом, Шели невольно задержалась на пороге, вспоминая их семейный ужин здесь, чуть больше недели назад, их, так сказать, последнюю трапезу. Даже свеча, перед тем как потухнуть, вытягивается особенно ярким язычком пламени. Как это грустно!
– Прости меня, Шели, за мою резкость, когда ты сюда пришла, –
