Лебяжий - Зот Корнилович Тоболкин
– В ушах звенит, Ваня, – прекратив ругань, пожаловался старик и обваренными на войне красными пальцами заткнул мясистые уши. – День и ночь шум мерещится...
– Шумит, Андрей Афанасьевич! – еще и сам не веря в случившееся, изорванным, звенящим голосом отвечал Мухин. – Ей-богу, шумит!..
– Врешь, Ваня! Ты лучше не ври, а то поверю!
Но шум нарастал и вскоре перешел в скребущий нервы мощный гул. В природе этого гула теперь ошибиться было невозможно.
– Слышите? Слышите? Нача-алось! – Мухин, словно козлик, подпрыгнул, стукнулся теменем о потолок и, разметав бумаги, кинулся к буровой.
– Голосит, слава те господи! – ни в бога, ни в черта не веровавший старик забыл о ломавшей его боли, выбрался из спальника и, подслеповато щурясь, уставился на долгожданный фонтан.
– Что это? Что это? – испуганно вскрикивал Ганин, вскочив с постели. Путаясь в спальнике, он выполз на улицу и только там освободился от мешка.
– Фонтан, ребята! Фонта-ан! – восторженно закричал Олег. – Ур-рра!
Он не сразу разобрался в причине мощного гула, а когда понял, схватил на бегу шапку и теперь размахивал ею и кричал:
– Фон-та-ан!
Поселок просыпался. Посреди ревущей, встревоженной ночи зажигались огни. Орали петухи, брехали собаки, испуганно ревел скот. Но звуки, в иное, нормальное время отчетливо слышные, глушил голос проснувшейся скважины.
– Принес их нечистый на нашу голову! – кричал хозяин ближней избы, к которой подбирался горячий, из недр извергавшийся поток. – Жили – горя не знали.
– Тикай, дядя! Тикай, пока не утоп, – советовал ему Ганин.
– Полощет-то как! Зальет нас, затопит! – тревожились женщины.
– А власти зачем? Выручат...
– На них надейся... Давайте уж сами себя спасать.
– Кыш, шкеты! – ребятишки, разбуженные гулом и криками, подоспели к самому интересному, не виданному еще никем зрелищу и теперь вертелись под ногами.
– Ревет-то как! Ух, как ревет, дьявол!
– Ну что, Вьюн, не вышло по-твоему? Застопорил нас тут – теперь пеняй на себя, – это Шарапов, углядев старика, толкал его в бок и смеялся.
Пронина ударило в руку камнем, выброшенным из скважины. Он упал, но тотчас поднялся, хотя кость глухо хрупнула. Олег бросился ему на выручку, однако, не добежав двух шагов, остановился, словно испугался отца, потом, увидев, что все кончилось благополучно, повернулся и ушел. Пронин, потирая ушибленную, а может, переломленную руку, оскорбленно выдохнул: «Эх ты!» Равнодушие сына задело сильней, чем камень. Но раздумывать об этом было некогда: авария, открытый фонтан. Надо убрать подальше людей, технику, горючее. Любая искра и – возникнет пожар. Аварию можно было предупредить – недоглядели, плохо закрыли задвижки. Кто ж знал, кто думал, что эта безнадежная скважина возьмет и заговорит? Пронин махнул Шарапову, подзывая его к себе. Ох черт! Рука-то...
Федосья тоже прибежала сюда, не зная, радоваться ей или огорчаться.
– Дай руку-то... перевяжу! – Не обращая внимания на протесты Пронина, она обмотала своим полушалком его пораненную руку.
– Чего стоите? – кричал Пронин. – Окаменели, что ли? Шарапов! Давай трактор сюда! Да отойдите вы, бога-душу... – гнал он подальше толпившихся людей. Они отступали, с испугом и удивлением глядя на небывалое, жуткое извержение, и снова приближались, уворачиваясь от мокрых камней, шлепавшихся совсем рядом. Гигантская струя с воем вылетела из-под земли, плескала в небо, распускаясь в нем огромным белым лопухом, и падала в уже посеревший снег, стекая в реку и в поселок витыми пузырящимися потоками.
– Ты что, спятил? – закричал Енохин, увидав кого-то с папиросой. – Смерти себе ищешь?
Вырвав цигарку, собрал нескольких рабочих и с их помощью оттеснил зевак. Мухин, надсаживая голосовые связки, торопливо, но вежливо разъяснял, что здесь, в зоне действия скважины, очень опасно. В любую минуту может произойти взрыв.
Сюда же, кое-как застегнувшись, без шарфа, с голой грудью, одним из первых прибежал Волков и теперь метался от одного к другому и кричал:
– Ну вот, ну... смотрите, люди! Живая земля наша! Проснулась!
– Да уж лучше бы спала, – зло возразил ему кто-то.
– Звон в ушах... и топит кругом, а он радуется.
– Ну, людей уж за людей не считают. Тоже мне, слуги народные!
– Досталось тебе, Сергеич? – увидав Пронина, кинулся к нему Волков. Пронин лишь отмахнулся и побежал отдавать новые распоряжения, сбросив
