Самшитовый лес. Этот синий апрель... Золотой дождь - Анчаров Михаил Леонидович
А Гошка был непоправимо, неправдоподобно доверчив.
И вдруг именно песни прорвали плотину. Никто еще ни о чем не догадывался. Всем казалось, что это отдельные две песни - "Марш веселых ребят" и "Сердце". Именно две. Их пели все. И уже никто не обращал внимания на критику, которая говорила, что это торгсиновский фильм - "Веселые ребята". Все уже забыли и этих искусствоведов и что означает слово "торгсин", а песенка о сердце, которому, не хочется покоя, и сейчас отзывается как старый звонок в доме, где когда-то ты жил, и запах лестниц этого дома тебе важней табличек с именами на дверях.
И вдруг хлынули песни. И стало ясно, как приятно воспевать человека - не водопровод, не метрополитен, хотя это вещи самые полезные для жизни. То есть сделать такое сочинение, конечно, можно, но оно почему-то не поется. И Гошка неожиданно понял, что есть разница между индивидуализмом и индивидуальностью, что индивидуализм под видом общего блага работает на себя, а индивидуальность, наоборот, - под видом работы на себя хлопочет об общей радости. Только это не всегда заметно, потому что и до сих пор еще не редкость, когда признаком хорошего тона считается, если ты не высовываешься и сам похож на непроявленную фотографию.
Уже после того как Гошка стал бывать у Николая Васильевича и видел его в мастерской за работой, а это надо было видеть, это было не безнадежное тыканье кистью в тщетной попытке скоростью возместить отсутствие темперамента, и это не было заискиванием перед натурой, так вот, после знакомства с ним, однако же не раньше, чем определилось Гошкино отношение к его работам, он сказал Гошке, колдуя кистью:
- Скажите, душечка, почему так бывает? Вот поле пшеницы. Все колосья одного роста, а один колос на голову выше. Хозяин, если он не дурак, сажает этот колос отдельно от всех и - глядишь - выведет лучший сорт. Так?
- Ну, так.
- А почему у людей наоборот? - сказал он. - Кто-нибудь на голову повыше выдался, а его по башке, по башке - не высовывайся, не обижай остальных.
- Как в трамвае, - сказал Памфилий. - В трамвае возле окон была такая надпись: "Не высовываться".
- Я это давно заметил. Не любят, когда высовываются. От этого как-то обидно делается многим. А поскольку в толпе не видно, кто кричал "ату его", то всегда можно потом сказать, что это сосед кричал. Недаром говорят, что гении не рождаются, а только умирают. И тогда оказывается, что друзей у покойника было видимо-невидимо, и непонятно, почему он задыхался от одиночества… Почему у людей все наоборот, Гоша?
- Так ведь это не у людей наоборот, - сказал Памфилий. - А у мещан.
Гошка и тогда и потом думал об этом. И как-то однажды он даже подвел итог:
Однажды я пелНа большой эстраде,Старался выглядетьМолодцом.А в первом рядуЗадумчивый дядяСмотрел на меняКвадратным лицом,Не то он задачиИскал решенье,Не то это былСотрудник газет,Не то он считалМои прегрешенья,Не то он простоХотел в клозет.А в задних рядахПробирались к галошам,И девушка с белымПрекрасным лицомУходила с парнем,Который хороший,А я себя чувствовалЖелтым птенцом.Какие же песниПеть на эстраде,Чтоб отвестиОт песни беду?Чтоб они годилисьКвадратному дядеИ этой девочкеВ заднем ряду?Мещанин понимаетПустота не полезна,Еда не впрок,И свербит тоска.Тогда мещанинПодползает к поэзии,Из чужого огняКаштаны таскать.Он щи не хлебает,Он хочет почище,Он знает шашлыкИ цыплят-табака,Он знает - поэзияВроде горчичкиНа сосиску.Не больше,Нашли дурачка!Но чтоб современно,Чтобы не косность,Чтоб пылесос,А не помело,Чтоб песня про то,Как он рвется в космосИ песня про тундру,Где так тяжело.Он теперь хочет,Чтоб в ногу с веком,Чтоб прогрессивно,И чтоб модерн,И чтоб непонятно,И чтоб с намеком,И чтобы красивоПо части манер.Поют под севрюгуИ под сациви,Называют песнейЛюбую муть,Поют под анчоусыИ под цимес,Разинут хайло,Потом глотнут.Слегка присолят.Распнут на дыбе,Потом застынутС куском во рту.Для их музыкантовСтихи - это "рыба",И тискают песню,Как шлюху в порту.Все им понятноВ подлунном мире.Поел, погрустил,Приготовил урок.Для них поэзия -Драма в сортире,Надо толькоДернуть шнурок.Вакуум, вакуум!Антимир!Поэты хотятМещанина пугать.Но романс утверждает,Счастье - миг,Значит, надоЧаще мигать.Транзисторы воют,Свистят- метели,Шипят сковородкиНа всех газах,А он мигаетВ своей постели,И тихая радостьВ его глазах.Не могу разобраться,Хоть вой, хоть тресни,Куда девать песнюВ конце концов?А может, братцы,Кончается песняИ падает в землюБелым лицом?Ну, хорошо.А что же дальше?Покроет могилкуТрава-мурава?Тогда я думаю -Спокойствие, мальчики!Еще не сказаныВсе слова.После той памятной выставки, где Гошка познакомился с Прохоровым, за спиной которого смеялись дипломницы, красивые девочки-несмышленыши, болтавшие о Возрождении, и Гошка понял, что эпохи Возрождения пока нет и уж, во всяком случае, ему-то со своими песенками в ней не участвовать, и потому это был крах всего, и Гошка решил покончить со своими дурацкими мечтами об искусстве, - он пришел домой, сидел у подоконника, смотрел на синий снег и вынес себе приговор, не подлежащий обжалованию. И тогда ему пришла в голову мысль, простая как репа.
