Школьные годы - Георгий Полонский
Подняв воротник, Павлов шел рядом с Бахметьевым, не переставая расспрашивать его о событиях и людях, которые оставили такой глубокий след в его памяти.
— А директор, завуч, учителя все те же?
— Директор та же, — легко и быстро шагая навстречу ветру, говорил Александр Александрович, — Нина Александровна. По-прежнему строгая, вся в черном, как монахиня. Немного суховата, но энергична, справедлива. Ее уважают и ученики, и учителя, и родители. В школе она сумела создать образцовый порядок. Все заметит. За всем доглядит. По району Погорюйская школа на первом месте. Алевтину Илларионовну с заведования учебной частью школы сняли тогда же. Она преподает немецкий язык. Ксения Петровна теперь пенсионерка, но общественную работу несет немалую: руководит методическим объединением. Учителю, который всю жизнь отдал школе, не так-то просто уйти из нее. Алексей Петрович по-прежнему преподает физику и бессменно избирается парторгом…
Наша работа на первый взгляд однообразная, — после минутного молчания продолжал Александр Александрович. — Тот же звонок, та же программа, те же педсоветы. Но это на первый взгляд, а на самом деле нет разнообразнее труда учителя. Сколько событий! Сколько характеров! Жизнь вокруг интересная, многообразная, и, главное, какое огромное удовлетворение испытываешь оттого, что видишь, как ты вторгаешься в эту жизнь и ощущаешь результаты своего труда! Знаете, — Александр Александрович улыбнулся и взялся одной рукой за перила лестницы, — это великое счастье — быть учителем. И этого счастья я мог бы лишиться, если бы не вы.
— Ну вот, — в свою очередь, улыбнулся Павлов, то-же берясь за перила и поднимаясь по лестнице в самолет, — а я счастлив тем, что у нас есть такие учителя.
Оба на мгновение задержались в дверце самолета, окинули взглядом освещенный аэродром и рассыпавшиеся вдали огни большого города.
Дверца захлопнулась, лестницу откатили. Через несколько минут самолет Ри-78 взмыл в небо и взял курс на Иркутск.
Юрий ТОМАШЕВСКИЙ
С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ СЧАСТЬЕ!
Помните, в киноповести «Доживем до понедельника» 9-й «В» пишет сочинение?
На доске две темы по программе, а третья — свободная: «Мое представление о счастье». Бесшумно ходит между рядами Светлана Михайловна, заглядывает в тетради, дает советы. Класс согнулся над партами.
Не пишет только Генка Шестопал. Он нервничает, вертится, то и дело стреляя глазами в Риту Черкасову. Наконец, берет себя в руки и выводит определение: «Счастье — это, по-моему, когда тебя понимают».
И ни слова больше.
Он закрывает тетрадь. А вместе с ней как бы закрывает и саму тему. Для себя.
Потому-то он и вставил: «По-моему».
Но вот мы читаем повесть Елены Воронцовой «Нейлоновая туника» — и что это? Та же самая мысль?
Молодая учительница литературы Марина Львовна, еще совсем недавно счастливая уже только лишь от сознания, что живет и работает бок о бок с человеком, в котором она нашла наконец родственную душу, теперь думает о том, что надо «как-то скрыть свое отчаяние»: на поверку оказалось, что ее кумир — завуч Ирина Васильевна — «ее не понимала».
Значит, не только один Шестопал впрямую связывает свое счастье с пониманием тебя окружающими.
В повести Владимира Тендрякова «Весенние перевертыши» надрывается, бьется в истерике тринадцатилетний паренек Дюшка: «Боюсь! Боюсь! Вас всех боюсь!»
Доселе «устойчивый мир» вдруг заиграл с ним в удивительные «перевертыши». Только что почувствовавший счастье первой любви, Дюшка с великой тоской и недоумением сознает, что, по сути дела, он разнесчастнейший человек: «…никто его не понимает, никто его не жалеет — даже мать».
Итак, как говорится, нашего полку прибыло. Генка Шестопал, Марина Львовна, а теперь еще и Дюшка считают, что счастье — в понимании тебя людьми.
Но и это не все. В повести Агнии Кузнецовой «Честное комсомольское» уже не один кто-то, а целый класс мучается оттого, что его не понимают, и вот из далекого сибирского села Погорюй приходит от школьников письмо в Москву, в Министерство просвещения: может, вы нас поймете?..
Всего четыре произведения о школьных годах, а вон уже сколько литературных героев не задумываясь поставили бы свою подпись под тем, что написал в своем сочинении Генка Шёстопал!
Когда мы составляли наш сборник, когда из многих и многих повестей о школе, прикидывая все «за» и «против», мы отбирали те, что, по нашему мнению, наиболее полно отвечали характеру и замыслу будущей книги — рассказать о сегодняшнем дне нашей школы, о тех из ее учащихся, которые уже перешагнули в себе детей и вступили в возраст осмысления жизни, — у нас, право же, не было этой утилитарной заданности: есть в той или иной повести размышления о счастье как о понимании людей друг другом — берем, нет — не берем. Эта «незапланированная» общность всех четырех вещей была обнаружена, когда сборник уже сложился.
А вдруг это просто совпадение? Случайность — и ничего больше?
Нет, это, конечно, не совпадение и не случайность. И, призадумавшись хорошенько, мы это поймем. В самом деле: а о чем же еще, как не о счастье, более всего думают, говорят, спорят люди в молодые годы? Ведь в конечном итоге это и есть главная мечта, главная цель вступающего в жизнь человека — быть счастливым.
Сколько великих умов бились над этой извечной проблемой: в чем оно, счастье людей? Сколько написано книг: живите вот так-то и так-то — и вы будете счастливы… Но проходят века, десятилетия, годы, рождаются новые поколения людей, и каждый вновь начинающий жить человек опять и опять терзает себя загадкой: так в чем же оно, это счастье?
На первый взгляд странно, не правда ли? За плечами этого человека опыт всех тех, кто жил до него, а он, будто нет никакого опыта, начинает как бы с нуля.
Нет, он, естественно, не с нуля начинает. Но он имеет представление о том, что есть счастье, как бы сказать, общее^ Он имеет общие «исходные данные» к тому, чтобы быть счастливым. А как реализовать эти общие данные применительно только к себе?
Ведь счастье всегда индивидуально. И путь к нему разных людей всегда разный. Рождением, детством, школой этот путь как бы запрограммирован в каждом человеке. Для каждого человека словно составлена задача: рассчитать некий отличный от других индивидуальный коэффициент приложения общих понятий о счастье к себе, единственному. Отыщет ли, вычислит человек этот свой коэффициент? Вот в чем вопрос.
Но стоп! Зачем же тогда мы так настойчиво «выдирали» из формулировки Шестопала это его «по-моему»? Зачем искали ему единомышленников и сторонников,
