Дорогой враг - Кристен Каллихан
— Ты просто нечто. Делайла всегда прикрывала тебя, защищала, а взамен ты поливаешь ее грязью при каждом удобном случае. Если это ты называешь любовью, то, думаю, тебе стоит пересмотреть свои приоритеты.
Мне больше нечего сказать, поэтому я иду на поиски женщины, которая научила меня, что такое настоящая любовь.
Глава тридцать первая
Мейкон
Делайла свернулась калачиком на своей кровати. Как только я вхожу, она поднимает голову. В ее глазах стоят слезы. Я никогда не видел, чтобы она плакала. Это разрывает мне сердце.
— Сладкая… — заползая на кровать, я обнимаю ее, боясь, что она оттолкнет меня. Но она этого не делает.
Всхлипывая, Делайла прижимается ко мне и зарывается лицом в изгиб моей шеи. Я прижимаю ее к себе, укачивая нас и бормоча бессмысленные слова в ее волосы.
— Я не могу в это поверить — говорит она, ее голос приглушен моей кожей. — Как она могла так поступить?
— Я не знаю. — Я целую ее в макушку, глажу по спине. — Прости. За все.
— Эта дрянь довела меня до слез, — всхлипывает она. — Я никогда не плачу.
— Я знаю, детка. Знаю.
Делайла начинает сильнее плакать, и от этого больно. Ее тело содрогается, а слезы стекают по моей шее. И мне остается только крепче обнять ее и переждать. Когда она успокаивается, я протягиваю руку и беру салфетку.
— Давай вытру.
Она соглашается, и я вытираю ее слезы. Делайла откидывается назад, опираясь на спинку кровати. Ее лицо красное и опухшее. И я люблю ее. Не знаю, в какой момент начал испытывать это, однако сейчас ощущаю любовь с каждым вздохом. Мне хочется рассказать ей, но еще не время. По правде говоря, я не знаю, как сделать так, чтобы ей стало лучше.
Делайла комкает салфетку и отбрасывает ее в сторону.
— Столько лет тот идиотский розыгрыш был идеей Сэм. — Ее покрасневшие глаза встречаются с моими. — А ты не говорил ни слова. И не пытался оправдать себя.
— А какой смысл? Ты ненавидела меня и любила Сэм. Для всех было бы лучше, если бы ты продолжала считать, что это сделал я.
Делайла фыркает, морща свой вздернутый носик.
— Ты ненавидел меня. Ты бы причинил мне неимоверную боль, донеся на Сэм.
Морщась, я беру ее за руку. Делайла безвольно позволяет мне это.
— Я никогда по-настоящему не ненавидел тебя, Делайла. В ту ночь ты вошла в том убийственном платье, и я понял, что вел себя как полный придурок по отношению к тебе. В ту ночь я хотел кое-что сказать. Объявить перемирие, извиниться и что-то в этом роде. Но потом появились те картофельные шарики, и было уже слишком поздно.
Ее розовые губы дрожат, и она качает головой.
— Знаешь, что странно? Когда я увидела тебя на выпускном, до меня наконец дошло, что мы оба были там лишними.
Потому что Делайла — единственная видела меня настоящего. И я не хочу ее потерять. Я сжимаю ее руку чуть крепче.
— Тогда наше время еще не пришло.
Закусив губу, она наклоняет голову.
— Ты собирался когда-нибудь рассказать мне?
— Делайла, я бы унес это с собой в могилу, если бы так мог избавить тебя от боли. Даже то, что ты смогла простить меня, будучи уверенной, будто это сделал я, уже великий подарок. Я бы не смог причинить тебе боль только ради того, чтобы выглядеть лучше в твоих глазах.
— Вместо этого я продолжала думать, что могу доверять своей сестре.
У меня пересыхает горло, и я прочищаю его.
— Прости. Я думал, что защищаю тебя.
Делайла горько смеется.
— И я думала, что защищаю маму и Сэм. Ты назвал меня мученицей из-за этого.
Черт.
— Я был неправ. Идиот.
Ее губы изгибаются в грустной ухмылке.
— Ты всегда так злился, когда я пыталась защитить Сэм. Сказал, что она того не стоит. Теперь я понимаю почему.
Я сминаю пальцами одеяло у ее бедер.
— Ты не ошиблась, попытавшись.
Делайла фыркает, а затем откидывает голову назад, глядя в потолок, моргая. Слезы текут по ее щекам.
— Я была такой дурой. И ты это знаешь.
— Нет ничего плохого в том, чтобы попытаться помочь людям, которых любишь. Теперь я это точно знаю.
Это почти признание, но Делайла, похоже, его не слышит. Она хмуро смотрит на дверь.
— Я ударила ее.
— Вполне обоснованно, — соглашаюсь я. Разве плохо, что тогда я молча поддержал ее? Наверное. Но я не мог не гордиться ею за то, что она дала отпор Сэм.
— Я хочу ударить ее снова.
Делайла звучит так свирепо, что я невольно улыбаюсь. Словно не может сдержать свою ярость, она встает и начинает ходить.
— И когда она позвонила мне… она не только убедила меня молчать, но и дала повод сомневаться в наших отношениях, внушая сомнения, говоря, мол, ты манипулируешь мной и всегда меня ненавидел.
Начинают звенеть тревожные колокольчики. Я резко встаю.
— В смысле, она позвонила тебе?
Делайла останавливается и бледнеет, ее глаза расширяются. Впервые на моей памяти она выглядит виноватой. Она быстро облизывает губы.
— Она позвонила мне.
— Когда? — У меня начинает звенеть в ушах. Я точно не знаю, что чувствую, но это что-то нехорошее.
Она отводит взгляд в сторону и начинает теребить низ своей рубашки.
— Перед тем, как ты отдал мне письма.
По коже пробегают ледяные мурашки, словно она дала мне пощечину.
— Все это время, что мы были вместе, ты поддерживала связь с Сэм?
Сердце сжимается от боли. Я думал, что мы были единым целым, когда дело касалось ужасного поступка Сэм. А она скрывала это от меня?
Делайла тяжело вздыхает, но затем приходит в себя.
— Был только один телефонный звонок.
— Одного звонка достаточно. — Я провожу дрожащей рукой по волосам и сжимаю их. — Иисус. Я чувствую себя подлецом, потому что не рассказал о выходке Сэм. А ты разговаривала с ней, пока была со мной? Я тоже не люблю, когда мне лгут.
— Прости, — слабо шепчет она. Потому что знает, что облажалась.
— Почему? — огрызаюсь я. — Почему ты скрывала это от меня? После всего, что она сделала.
— Сэм умоляла меня не…
— Я в этом не сомневаюсь. — Я делаю тяжелый шаг к ней, но останавливаюсь, не в силах сократить расстояние. — Тебе не приходило в голову, что мне тоже хотелось бы знать о звонке?
— Это было… — Делайла прикусывает губу. — Она
