Врачу: исцелись сам! - Владимир Сергеевич Митрофанов
В час дня у главного входа открывали мемориальную доску академику Петрову. Всем свободным от экстренной работы приказано было там быть. Шел мелкий дождь. Кроме своих было довольно много приглашенных. Прибыл ректор медуниверситета, приехали чиновники из городской администрации, репортеры с телевиденья. Камеры у телевизионщиков были завернуты от дождя в пластиковые пакеты. Говорили речи.
Борисков, когда учился в ординатуре, еще застал академика Петрова при жизни. Тогда это был уже древний человек, настоящий патриарх, совершенно лысый. Ему выделили отдельный кабинет, в котором он целыми днями сидел и что-то писал. Борисков встретил его однажды на автобусной остановке с какой-то большой сумкой, поздоровался. Тот всмотрелся, не узнал, но понял, что это какой-то молодой врач. Потом вдруг сказал: "Увожу вот свои рукописи домой – здесь они никому не нужны". Оказалось, что и этого гиганта вытесняли. Закон природы. Теперь же Петрову планировали создать чуть ли не мемориальный кабинет, хотя Борисков очень сомневался, что создадут. Завтра и забудут, что сегодня говорили. Борисков взялся тогда помочь академику рукописи дотащить, довез до самого дома, даже зашел туда. Это была огромная квартира, загроможденная бумагами и книгами, там были еще антресоли, которые тоже были забиты книгами. От чая Борисков тогда отказался – не было настроения. Помнится, остановился у какой-то старой фотографии на стене, где все были молодыми. Академик, заметив это, зачем-то сказал ему: "Молодость быстро кончается". Борискову тогда в это как-то не верилось. Это тогда казалось отдаленными и непонятными проблемами пожилых людей. У него были свои проблемы. Он тогда только что расстался с любимой подругой, а замены ей долгое время никак не находил. И, в общем-то, так никогда и не нашел.
В связи с этим открытием мемориальной доски вспомнились Борискову поразившие его строчки из воспоминаний одной известной ученой: "Я старалась прожить жизнь так, чтобы не было стыдно за прожитые годы. И что осталось от моих многолетних усилий? Почти ничего!"
По окончании митинга все, немного отсырев, толпой повалили через главный вход в больницу. Начальство направилось в кафе на банкет, а рядовые сотрудники стали расходится по своим подразделениям. Проходя мимо главной больничной доски объявлений, Борисков вдруг заметил внизу маленькое, даже можно сказать крохотное, почти незаметное, но очень приятное извещение на "липучке": "Вновь открылся клуб любителей "Хенесси". И все. Больше ни слова.
Это было объявление для посвященных. Этот "клуб любителей Хенесси" был абсолютно неформальной организацией без какой-либо внутренней структуры. Просто клуб по интересам, или, скорее, без каких-либо интересов. И Борисков был его постоянным членом. Какое-то время они довольно регулярно собирались по четвергам после окончания работы, совершенно разные, никак не зависящие друг от друга просто знакомые люди, и за рюмочкой другой обсуждали разные проблемы. Борисков специально в такие дни приезжал без машины. Пили исключительно подаренные пациентами и очень дорогие элитные напитки. Никогда никакой водки. Только виски, коньяк и текила. И только самые лучшие. Отсюда и появилось это название. Одно время получился некоторый перерыв: то ли не позволяла работа, то ли, что маловероятно, не было напитков. Объявление извещало о том, что клуб снова работает.
Как только Борисков вошел в свое отделение, его тут же вызвали в палату: больному плохо. Пациент, мужчина пятидесяти двух лет, был весь в поту, часто дышал, жаловался на боли в сердце. Сразу же на месте сделали кардиограмму – ничего острого. Тут были ощущения скорее больше от страха: после перенесенного инфаркта, клинической смерти и отделения реанимации этот больной к себе очень внимательно прислушивался и чуть что сразу жал на кнопку вызова персонала. Он даже курить бросил, хотя курил, наверно, лет тридцать и чуть ли не по две пачки в день. Два дня назад его перевели в обычное отделение из реанимации, где он перенес клиническую смерть. Сердце тогда с трудом удалось завести.
– Ну и как ТАМ? – спросил его тогда Борисков.
– Там – страшно! ТАМ – ничего нет! Умирать никак нельзя! Спасайте! – говорил этот пациент. Он храбрился, но было видно, что человек действительно очень напуган.
Затем разбирались с одной поступившей утром на отделение молодой женщиной. При поступлении у нее взяли кровь, и оказалось, что она заражена сифилисом. От кого – конечно, предполагала, но не была точно уверена, да и знала партнера только по имени, а как фамилия, где живет и чем занимается – ни малейшего представления не имела – ее это просто не интересовало. Известно только было, что это молодой, чуть за тридцать здоровый кавказский мужчина, очень темпераментный. Никаких дальних перспектив она с ним вовсе даже и не планировала, хотела только, чтобы еще подольше продержалась бы эта связь. Познакомились они совершенно случайно на улице, и он ей сразу понравился. Очень обаятельный. Любил рестораны, обожал кинуть "бомбил", которые его подвозили: свалить не заплатив. Проделывал он это артистично.
Чтобы попасть в кардиологию к трем, Борисков отпросился у заведующей пораньше уйти с работы. Однако пробок по дороге не было, и когда, запарковав машину, он подошел к кафедре кардиологии, оказалось, что до назначенного времени ждать еще целых пятнадцать минут. Заглянул в ассистентскую, спросил Столова. Сидящие там люди в белых халатах ответили не очень любезно: " Он на отделении. Должен скоро подойти". Борисков сел в общую очередь у двери кафедры. Впрочем, очереди как таковой, по сути, и не было: больные сидели, кто к кому, и обычно в сопровождении родственников. Дед с палочкой и ветеранскими планками выглядел несокрушимо, как перед боем. Интересно, к кому? Если и он к Столову, то обойти его не представлялось возможным.
Ждать пришлось около получаса. Наконец Столов появился, Борисков привстал и сказал: "Я от Акулинич Натальи Михайловны!" – в своем голосе он ощутил даже некоторые заискивающие нотки. Столов секунду смотрел непонимающе, потом в глазах появилось некое узнавание: "Да-да, минутку!" Действительно через минуту он вышел, они прошли по коридору в свободный кабинет. Там сели, поговорили. Незаметно перешли на "ты". Столов внимательно просмотрел принесенную электрокардиограмму, улыбнулся: "По этой записи сказать что-либо трудно, надо сделать пробу с нагрузкой на велоэргометре. Сможешь оплатить, чтобы к нам потом никаких претензий не было?" – "Да, конечно!"
Сходил в кассу, оплатил. Сделали пробу с нагрузкой на велоэргометре, но и там ничего плохого не нашли. Тогда Столов принес холтеровский монитор – устройство типа МР3-плеера: "Что ж, попробуем половить эти экстрасистолы в течение суток. Сейчас повесим на тебя монитор, и будешь с ним ходить до завтра! Потом сам снимешь его,
