Записки народного судьи Семена Бузыкина (Повести и рассказы) - Виктор Александрович Курочкин
— Белка, Белочка! — ласково позвал ее женский голос. В дверях показалась светловолосая женская головка. Белка завертела хвостом и полезла целоваться, потом бросилась ко мне, потом опять к двери и, вдруг сев на задние лапки, залилась визгливым лаем. На улицу вышла девушка и, локтем прикрываясь от солнца, разглядывала меня. Она была в светлом платье, концы кос были заколоты на макушке, и две петли, как большие золотые серьги, свисали на уши.
— Вы?.. — спросил я.
— Ну конечно, я… А кто же еще? — засмеялась девушка.
Передо мной была Татьяна Козырева, та самая девушка, которая час назад, так же улыбаясь, смотрела на меня с пожелтевшей страницы газеты, как будто не сгорела, а только укрылась дымом, чтобы наскоро переодеться, заколоть косы и встретить меня здесь, в лесу.
— Вы не дадите мне напиться? — спросил я, облизав губы.
— Почему же не дам? Конечно, дам, — снова засмеялась она.
В избе было крепко натоплено. Вместо кровати я увидел дощатые нары, которые были застланы таким ярким одеялом, что на стене лежал алый отсвет.
— Наконец-то я вас нашел, знаменитая свинарка Татьяна Козырева!
Лицо ее вспыхнуло.
— Я не Козырева, а Ильина.
— Как не Козырева?!
— Да, да, да, — закивала она головой, — я замуж вышла. Мы позавчера только расписались. Мой муж Антон Ильин. Знаете? Его все в районе знают.
Я поспешил рассказать, зачем приехал сюда. Татьяна налила в котелок воды, поставила на плиту и принялась чистить картошку кривым охотничьим ножом.
— Я и сама недавно сюда пришла. Меня на три дня к мужу отпустили, но мы с ним скоро совсем будем вместе, — рассказывала она. — Антон теперь снова будет работать в колхозе. Мы ведь из одной деревни.
— А он сейчас где?
— Не знаю. Не ждал, наверное, меня. Придет с минуты на минуту, а у меня еще ничего не готово…
Она выбежала на улицу, приволокла ведро, полное снегу, потом принесла охапку березовых поленьев и стала торопливо их совать в плиту. Дрова зашипели, поджимая под себя огонь, а Таня все подкладывала. Тоненькая фигура ее скорчилась, превратилась в светлый комочек.
— А вы в нашем колхозе еще не были? — спросила она.
— К сожалению, не пришлось. В «Самодеятельности» задержался. У вашей соперницы, свинарки Козыревой чай пил.
— У соперницы? — быстро обернулась Таня и подошла ко мне. — У Козыревой Дарьи? Она вам понравилась? Правда, она очень красивая? — Таня побледнела, под глазами проступили широкие тени, над едва заметными бровями легли две тонкие нитки морщин.
— Да так себе, ничего особенного, — уклончиво пробормотал я.
— Неправда, неправда! Дарья — настоящая красавица! — с горечью вскрикнула Таня и, совершенно неожиданно для меня, расплакалась. Стоя у окна, она мазала пальцем стекло и всхлипывала, как ребенок. Я растерялся. Но вот она кого-то заметила и сразу вытерла ладошкой мокрые щеки.
— Ой, Антон!
И, как была в платье, бросилась на улицу. Из-под нар вылетела Белка и понеслась следом за хозяйкой.
— Ан-то-о-он! — покатился радостный Танин голос, ударился в темную стену леса и долго еще звенел. Таня бежала навстречу мужу.
Я тоже вышел на улицу. Антон, улыбаясь, крепко стиснул мою руку. Я перехватил его взгляд, и мне показалось, что он подмигнул. Это был тот самый Антон, который вчера вечером навещал Дарью.
— Товарищ корреспондент, — неуверенно проговорила Таня, — вы меня долго будете спрашивать? А? У меня ведь столько дел, и обед еще не готов… Может быть, в другой раз, а?
Я взглянул на Таню и понял, что в самом деле лучше потолковать с нею в другой раз.
Антон повел меня на станцию напрямик — лесом, к реке Мшаге, где проходил санный путь. Легко взмахивая палками, он шел впереди. Я старался не отставать. Ясный морозный день померк. Подул ветер. Лес зашумел и вмиг стряхнул иней. Мы вышли на дорогу.
Километра через два мы неожиданно повстречались с Дарьей. Ее гнедая лошадь бежала мелкой рысцой. Сама Дарья сидела в розвальнях на охапке соломы. Увидев нас, круто остановила лошадь.
— Здравствуйте еще раз.
— Далече, Дарья Михайловна?
— За дровами.
Антон, кинув на меня быстрый взгляд, нахмурился. Дарья стояла прямо, заложив руки в карманы тулупчика, слегка закинув голову и не спуская глаз с Антона. А он смущенно ковырял палкой снег.
— Антон, мне надо тебе сказать… — голос у нее дрогнул. — Отойдем в сторону.
— Зачем? Говори здесь, — глухо, но твердо ответил Антон.
Губы у Дарьи побледнели.
— Ты придешь сегодня?
— Не приду. Хватит. Вернулся к Тане и баста. Я и вчера приходил только для того, чтобы сказать тебе это.
— Антон, а как же я?
— А что? — Антон поднял брови. — Я ведь тебе ничего не обещал. Знала ведь, что у меня невеста есть.
— Не обещал, не обещал, не обещал… — горько забормотала Дарья и вдруг наотмашь хлестко ударила его по лицу.
Скрипели сосны, гудела хвоя, свистел придорожный кустарник. По дороге катились белые волны снега и заметали свежий санный след.
…Совсем недавно в одном совхозе я снова встретил Дарью Козыреву. Директор совхоза, бритоголовый, тучный человек сказал о ней так: «Козырева — моя правая рука. Все животноводство лежит на ней. Дельная, уминая женщина, но суровая. Впрочем, таких я уважаю».
Меня Дарья приветствовала усмешкой:
— Опять встретились… — И пригласила меня пить чай.
Она по-прежнему легко носила свое полное тело и прямо держала голову. Но лицо у нее посерело, как будто запылилось, глаза запали. Волосы на голове были собраны в клубок и зажаты гребенкой. Расставив локти и держа на ладони блюдце, она громко прихлебывала чай и так кусала сахар, что, казалось, сейчас брызнут синие искры. Около нее вертелся черноголовый малыш, капризничал, гневно сдвигая густые бровки. Неожиданно он громко закричал:
— Мамка, купи мне ружье!
Дарья поставила блюдце, погладила мальчика по голове.
— Нельзя так кричать, сынок, — и улыбнулась, — куплю. Все куплю: и ружье, и велосипед, дай только собраться с духом.
— Как живете, Дарья Михайловна? — поинтересовался я.
Она быстро взглянула на меня.
— Пейте чай, а то стынет, — и резко отодвинула блюдце. Стакан громко звякнул, как будто ему стало больно.
1955
Лесоруб
Лесорубом звали озорного Ваську — приблудного сына доярки Насти Федуловой. Васька так привык к кличке, что забыл свое имя, а фамилии и вовсе не знал, пока не пошел в школу. Когда он впервые сел за парту и учительница Серафима Ивановна вызвала: «Федулов», Васька не ответил.