Избранное - Андрей Гуляшки
Аввакум подвел Прекрасную фею к ее жениху.
— Вот, Хари, твоя невеста. Танцуй теперь с нею ты, а я вас запечатлею для истории. И когда вы будете праздновать серебряную свадьбу, мы с вами прокрутим этот фильм и от души посмеемся.
— Боцман, давай-ка что-нибудь из «Веселой вдовы»! — кричит возбужденная Прекрасная фея. Глаза ее вызывающе горят, хотя блеск их уже не так ярок.
«Боцман», со свирепым выражением лица развернул гармонь, а затем сжал ее так, что казалось, его огромные лапы готовы были кого-то раздавить. Аввакум направил объектив кинокамеры на Хари и Прекрасную фею и нажал на рычажок.
Вдруг сверху донесся голос профессора:
— Тише, не шумите!
Он прозвучал как сигнал тревоги. Все замерли.
— Пойдемте в лес, — сказала Прекрасная фея. — Хотите?
Обед прошел весело. Даже профессор несколько оживился. Перед тем как выпить свой кофе, он сказал:
— Я решаю, дети мои, — он пристально посмотрел на племянника и его невесту, — решаю труднейший ребус, какого мне еще ни разу не приходилось решать в жизни. — Он помолчал немного, отпил кофе и добавил: — Ужасный ребус! Но должен признаться, дети мои, что я уже наполовину решил его. — Он почему-то по-прежнему пристально, не мигая, смотрел только на племянника и его невесту. — Но до наступления сумерек я его окончательно одолею, будь он неладен. Можете не сомневаться!
— Непременно, дядя! — прощебетала Прекрасная фея. — Вы его решите, этот ребус, мы абсолютно уверены, что вы решите его, правда, Хари?
— Несомненно, — буркнул Хари и зевнул. Он, как всегда, что-то чертил и мастерил.
«Боцман» помог профессору подняться в кабинет.
Снег прекратился, и полил дождь. Капли стучали по стеклу сердито и настойчиво. С пасмурного неба как будто уже начинали спускаться ранние сумерки.
«Боцман» тихонько спел несколько испанских песен, едва касаясь пальцами струн своей видавшей виды гитары. Потом вдруг опустил руки и умолк.
Молчали и остальные. Был слышен лишь перестук дождевых капель по оконным стеклам. Казалось, будто это не капли ударялись о стекло, а стучали чьи-то костлявые пальцы.
— С профессором творится что-то неладное, — сказал «боцман».
— Почему ты так решил? Что с ним может твориться? — равнодушно спросил Хари.
— С ним творится что-то неладное, — упрямо твердил «боцман».
Он сидел неподвижно, словно бы прислушивался к самому себе, потом положил гитару на плечо и, бесшумно ступая, сгорбившись, неторопливо удалился к себе на кухню.
— Что-то стало прохладно, — сказала Прекрасная фея. — Вам не кажется? — Она посмотрела на Аввакума, но тот в это время глядел в окно. По стеклу струйками стекала вода.
— Возможно, — кивнул Хари.
— Послушайте, — продолжала Мария. — Вам не кажется, что нам пора уходить отсюда?
— Это идея, — улыбнулся Хари. — Может, сходим в кино? Тут рядом идет какой-то веселый фильм.
— Куда угодно, только давайте уйдем отсюда. Неужели вам не холодно?
Хари поднялся наверх предупредить дядю.
Пока Прекрасная фея надевала пальто, Аввакум сделал еще несколько снимков. Говорить ему не хотелось, и надо было чем-то заняться. Когда по лестнице стал спускаться Хари, Аввакум направил на него аппарат.
— Неужели тебе не надоело? — запротестовал Хари.
— Нам надоело ждать тебя! — топнула ногой Прекрасная фея.
— Тише, не шумите! — глухо отозвался профессор.
Голос его казался сиплым. Аввакум повторил про себя слова «боцмана»: «С профессором творится что-то неладное», и по его спине побежали мурашки. Профессор как-никак человек пожилой, и притом он слишком изможден.
Когда они вышли на середину улицы, в лицо подул резкий ветер и, чтобы защититься от хлынувшего дождя, им пришлось подставлять ему спину. И тут почему-то все трое как по команде посмотрели на окно профессорской комнаты, словно кто-то вынудил их это сделать. Огромный абажур высокой настольной лампы излучал мягкий зеленоватый свет. Профессор сидел в своем чудо-кресле, чуть подавшись вперед, и сердито смотрел им вслед.
— Бр-р-р, как холодно! — поежилась Прекрасная фея. И вдруг, повернувшись, побежала навстречу дождю.
«Он и до обеда смотрел точно так же», — подумал Аввакум.
Они с Хари молча ускорили шаг и догнали Марию.
— Вы плететесь, как на похоронах, — запротестовала она. — Нельзя ли побыстрей?
В это мгновение они услышали позади себя голос «боцмана».
Он бежал, размахивая руками, и что-то кричал, но они не могли понять, зачем ему понадобились.
Приблизившись, «боцман» чуть не упал. Лицо у него было мокрое, массивная челюсть дрожала, и поэтому язык не слушался его.
— Вернитесь, — забормотал он. — Ради бога, вернитесь!.. С ним что-то случилось!.. Страшное!
— Что страшное? — закричал Аввакум. Ухватившись руками за борта белого халата, он с силой тряхнул толстяка. — Что страшное? — повторил он.
— Помогите, — заплакал «боцман». — Профессор убит!
11
Кто же убийца? Кроме всего прочего, это просто загадочно. Хотя профессор был и нелюдим, он был хороший человек и еще более хороший гражданин, и каждый мало-мальски знавший его наверняка не успокоится до тех пор, пока не узнает, кто же, черт возьми, посмел поднять на него руку. Что касается меня, то, восстанавливая эту историю по рассказам Аввакума, на основании суждений других лиц, а также на основании собственных впечатлений я пришел к выводу, что вопрос о том, кто его убийца, отнюдь не самый главный во всей этой истории.
В тот день я спустился в Момчилово: мне давно уже не терпелось повидать корову Рашку — королеву высоких удоев в нашем животноводческом районе. Положив в карман несколько кусочков сахару и закутав голову шерстяным шарфом — было очень холодно, метель не прекращалась, — я направился кратчайшим путем на момчиловскую ферму.
В лощине, недалеко от Даудовой кошары, я заметил волчьи следы. Волков в эту зиму было особенно много, видимо
