Лев Толстой - Том 11. Драматические произведения 1864-1910 гг
Перед зрителем представала истинная жизнь деревни во всей ее пореформенной сложности. Для Толстого нет в ней незначительных мелочей, — все важно для исследования причин падения души человеческой. Сила была заключена в том беспощадном реализме, с которым изображены характеры героев и само драматическое действие.
Немощный Петр, охваченный предсмертной тоской и молящий Никиту о прощении, Митрич, с его добротой, с его запоями, с истинно солдатским бесстрашием; визгливые ссоры баб, насмерть перепуганная Анютка, изба, двор — все это приметы подлинной жизни. Все обыкновенно и обыденно. Грубо оборвала Анисья мужа, цыкнула на падчерицу, охотно приняла страшный совет Матрены, спасая свою любовь к Никите. И сам Никита солгал перед образом, увильнул от обиженной им Марины, и все это затем, чтобы спокойнее было жить, чтобы отвязаться от неприятностей. Явных преступников пока нет. Первое действие только подошло к середине, еще не все герои появились, а уж Матрена деловито вручила Анисье «белесый порошок», про который сказано, что он «тоже от тараканов идет». Атмосфера такова, что для преступления не надо чрезвычайных событий, исключительных, рожденных для зла героев. Надо только интерес о своем благе сделать главным, и тогда преступление родится.
А интерес этот в современной Толстому деревне упирался в деньги, которые «всему делу голова». Только неимущие и к деньгам не стремящиеся Аким, Митрич оказались непричастны к клубку преступлений. «Ты в богатстве, как в сетях», — скажет погибающему сыну Аким.
«Кривьем» и «скверностью» назовет он распространившуюся в русской деревне конца XIX века систему банковского ростовщичества, суть которой так наглядно «раздробил» ему бывалый Митрич. «В драме Толстого, — пишет исследователь, — с поразительной наглядностью вырисовывается картина разрушения старых патриархальных отношений в деревне и замены их новыми — буржуазными порядками, при которых власть вековечной «тьмы» усугублялась беспощадной «властью денег».[122]
Писатель Г. И. Успенский дал социальный анализ событиям этой драмы: «Не будь расстройства народной среды, дающего деньгам силу, — не продалась бы Анисья, не пошел бы в работники Никита, и Петр, оставшись без купленного труда, выдал бы Акулину замуж честь честью. Но расстройство, давшее силу деньгам, уже произошло в народной среде и превратило всех лиц драмы в людей, друг другу подверженных, связанных нуждой».[123]
В поздних произведениях Толстого конкретно-социальный анализ жизни глубок и беспощаден. Художник стремится показать «трагедию современного общества», будь то пореформенная, раздираемая противоречиями деревня или высшее дворянское общество, и при этом его не оставляют мысли о «человеке вообще, о «сыне человеческом», о его нравственном долге, о законах жизни человеческой, раз навсегда данных».[124]
Семейная жизнь в пьесе связана с коренными проблемами современности. Мужицкая трагедия становится общенародной. В драме широко трактуется понятие «тьмы»: это и социальная кабала и духовная слепота.
Драматическое действие пьесы рождается тогда, когда совесть начинает сопротивляться злу. Когда Никита, солгав отцу, прогнав несчастную Марину, оказывается в глазах людей невинным и непричастным к злу, но, оставшись сам с собой, долго удрученно молчит, а потом произносит: «То-то неразбериха. Люблю я этих баб, как сахар; а нагрешишь с ними — беда!» Одержанная над родителем победа не радует. Все вроде бы обошлось, а ощущение беды осталось с ним. Сам Никита пока не понимает, отчего он замолчал и задумался. Для Толстого, который исследует и корни преступления, и корни добра, эта минута в драме — наиважнейшая. Герой только и делал, что пытался «развязаться» с богом, отцом и совестью и даже преуспел в этом, а в результате почувствовал себя озадаченным. В нем шевельнулась затоптанная было совесть. Во втором действии он заплачет, осознав свою вину перед умирающим Петром. И в то же время он все-таки спрячет снятые с хозяина деньги. Развитие действия в пьесе идет по линии сопротивления неуклонно растущему злу.
По Толстому, жизнь обеспеченная, с ее жадной суетливой возней, заботой лишь о материальном, порождающая зависть, коварство, мстительность, — это не жизнь, а духовное омертвение, в котором он видит начало и смерти физической.
Когда одержимые корыстью, озверевшие бабы подбежали к погребу, держа завернутого в грязное веретье новорожденного и потребовали его смерти, тут, казалось, наступил катастрофический предел той жизни, которую Аким называет «пакостью». Как никто поняла это десятилетняя Анютка, и закричала, почуяв близкое дыхание смерти, и сама захотела умереть поскорее. А те, которые более всего заботились о достатке и благополучии дома, — Матрена и Анисья умерщвляли жизнь. На их совести и муж Анисьи, и внук Матрены. И когда дом стал «полная чаша», а концы удалось схоронить в воду, то оказалось, что жизни-то и нет.
Каждая супружеская пара в пьесе — средоточие антагонизма. Своим разладом и непрекращающейся враждой они не творят жизнь, а уничтожают ее. Таковы Анисья и Петр, Анисья а Никита, Митрич с бывшей женой и, наконец, Матрена и Аким. Аким непричастен к этому злу, он устраняется от общей жизни. «Лучше под забором переночую, чем в пакости твоей», — говорит он Никите. В его самоустранении и протесте — начала подлинной жизни по Толстому.
Никита — сын Матрены и Акима — наследует им обоим. В нем скрестились два начала — мертвой и живой жизни. Душа Никиты становится полем битвы этих начал. Действие пьесы то замирает, когда смерть духовная и физическая готова парализовать все, то мощными рывками продвигается вперед, когда затоскует, заплачет Никита: «Скучно мне, как скучно!» Народная этимология этого слова означает не только томление бездействием, но и томление горем. Когда Митрич вспоминает, как он спас маленькую девочку, которую хотели пришибить солдаты, то он теми же словами передает свой страх близкой смерти: «Да так мне скучно стало, взял я ее на руки».
Тоска Никиты — это подспудное ощущение своей духовной смерти. «Весь ты в погибели», — несколько раз скажет Аким сыну и взмолится истово: «Душа надобна». Мысль о том, что бездушие — это смерть, обжигает Никиту. Он еще пытается отогнать её вином и лихой частушкой. Лихорадочно ищет гармошку, чтобы позабыть страшное знание. Но земля уходит из-под ног. Рушится шаткая опора несостоявшейся жизни. Никита валится на лавку с плачем: «Тушите свет…» Тьма физическая и духовная объемлет героя. «Коготок увяз — всей птичке пропасть» — так толкует пословицей силу тьмы Толстой в самом названии пьесы. Духовная глухота и животный эгоизм сделали Никиту убийцей. Загнанный в погреб, почти что в могилу, он, ужасаясь себе, убивает сына. И вопит, исходит кровью пробудившаяся душа Никиты: «Не человек я стал… Решился я своей жизни». И новыми глазами видит он то, что прежде бездумно и бездушно считал жизнью. Пьяная, раскрасневшаяся Анисья заигрывает с ним, зовет его в избу благословлять Акулину: «А уж как хорошо в доме-то! Лестно поглядеть. И гармония! Играют бабы, хорошо как. Пьяные все. Уж так почестно, хорошо так!» Свадьба, вино, пьяные песни — все это шумное будто бы веселье ужасает Никиту. Он держит в руках веревку, смотрит на перемет и прикидывает петлю на шею, потому что «съела… тоска на отделку». Пьяный Митрич помог Никите и душе его путь отворил: «А как стал робеть от людей, сейчас он, беспятый-то, сейчас и сцапал тебя и попер куда ему надо. А как не боюсь я людей-то, мне и легко!» Никита словно очнулся от жуткого сна, поняв, что мало признать самому свою вину, — надо перед миром покаяться. «Не бойся людей», — говорит сыну отец «в восторге», как того требует ремарка. Своя правда и общая должны совпадать. То, что перед миром говорить и делать не совестно, то и есть правда.
Драма «Власть тьмы» стала народной не только потому, что герои ее из народа, но потому, что жизнь их судима народной совестью. То, что скрыто от общества, то низко, бессовестно, то не жизнь, а духовная смерть. Борьба жизни со смертью, проходящая через всю пьесу, завершилась духовным катарсисом.
Рядом с Никитой немотно мучается за него и за себя Акулина. Она сострадает обиженной Марине, а в ней, забитой сироте, рождается нравственное понятие. Она прозрела потому, что прозрел любимый ею Никита. Его пробуждение поднимает и Акулину. Предпоследняя реплика в пьесе принадлежит ей: «Я скажу правду. Допрашивай и меня». Так явственно ощутимо и так трагично рождался человек из мрака.
Катастрофа и воскресение человека — эта толстовская тема, особенно обозначившаяся в последние десятилетия творчества писателя, — составила главное содержание и его первой крупной драмы. Для Толстого его герой ценен своей обыденностью. Писатель протестовал, когда из Матрены на сцене пытались сделать злодейку (а уж в ней-то личностное начало представлено наиболее сильно). Акима, поскольку он является носителем толстовской морали, можно было бы назвать резонером. Но Толстой уберег героя от традиционного амплуа, лишив его дара красноречия. Косноязычие Акима делает его как будто беспомощным даже в правом деле, когда он пытается усовестить сына. Но в нем горит тот свет истины, та жажда правды, справедливости, которые играют немалую роль в пробуждении Никиты. Самому невидному герою поручены самые высокие идеи только потому, что он совестлив и не обременен корыстью.
