Малабарские вдовы - Суджата Масси
Сакина заговорила торопливо, как будто давно уже мечтала облегчить душу:
– Когда мы были маленькими, он был таким смелым и забавным. А теперь постоянно сердился. Ему сложно было понять, на что в этом доме тратят такие большие деньги. Однако он мне пообещал, что после окончания иддата мы поженимся и будем жить очень хорошо.
– Тем более что в вашем распоряжении будут деньги из махров всех жен, – заметила Первин. – Вряд ли мистер Мукри собирался строить эту школу для мальчиков. Я не знаю одного: позволил ли бы он другим бегум и Амине остаться в доме после вашей свадьбы.
Первин показалось, что Амина шевельнулась под ее рукой.
– Нет. Он собирался найти им мужей, и Амине тоже. Но в последние несколько недель я поняла, что, возможно, выдать их замуж не удастся. – Пристально глядя на Первин, Сакина пояснила: – Мумтаз постоянно выглядела усталой, от нее пахло рвотой. Я знаю, что это означает. Похоже, Файсал заронил в нее свое семя.
Первин вспомнила, как Мумтаз боялась того, что Сакина узнает про ее беременность. Она боялась не зря.
– Откуда вам знать, что она носит ребенка Файсала?
– Если я не могла доверять его намерениям касательно меня, что уж говорить о намерениях касательно остальных? – Сакина закатила глаза. – Он ведь уже видел ее раньше в этом нечистом месте, где она играла на музыкальных инструментах.
– Неизвестно, его это ребенок или нет, – заметила Первин, никак не реагируя на отзыв Сакины о Фолкленд-роуд. – Если роды состоятся в августе, может, это ребенок вашего мужа.
– Я в это не верю. – Сакина дрожала. – Ее ребенку достанется часть наследства? Это несправедливо.
Первин тщательно продумала, как сформулировать свой ответ, чтобы Сакина сочла ее союзницей.
– Когда ребенок родится и мы его увидим, правда тут же всплывет. А пока гадать бессмысленно.
Сакина окинула глазами проход, по которому пришла Первин, будто вспоминая и свои собственные по нему прогулки.
– В первый месяц после кончины мужа я верила всему, что говорил Файсал. Но когда вы со мной всё обсудили, показали документы, рассказали про Разию, я поняла, что он не сможет воспользоваться деньгами, как планировал. – Красивое лицо Сакины исказила мучительная гримаса. – А мы бы остались беззащитными. Он заслуживал смерти за то, что отобрал у нас деньги.
Когда Первин помчалась на разливочную фабрику узнать, чем там занимается Сайрус, ее влекло туда черное облако гнева. Ее бы тогда никто не остановил.
– Сакина, я знаю, что такое боль измены. Вы ее ощущаете? Поэтому и убили?
Видимо, в ее слова все-таки прорвалась боль, потому что Сакина посмотрела на нее с легким удивлением во взгляде.
– Да. В тот день, после того как вы уехали, я твердо решила, что должна избавить нас всех от Файсала. Послала Мохсена за покупками, чтобы никого не было у ворот и создалось бы впечатление, что преступник пробрался в дом снаружи. А это у меня уже было. Семейная реликвия, которую я всегда держу под замком в своем сейфе. – Она наконец-то выпростала из складок правую руку, и Первин увидела длинный серебряный кинжал. Ручка у него была элегантная, отполированная; похоже, настоящая вещь эпохи Великих Моголов – такой место в музее.
Вспомнив, что этот красивый кинжал несколько дней назад резал человеческую плоть, Первин сглотнула.
– Если вы хотели представить дело так, будто Файсала убил кто-то посторонний, зачем вы воткнули ему в шею нож для вскрытия писем, принадлежащий Разие-бегум?
– Разия не имела права распоряжаться вакфом! – Каждое слово было точно колющий удар. – Я это сделала, чтобы она поняла: я могу в любой момент свалить вину на нее. Она понимает, что теперь я в семье главная.
Этот подход к отмщению раскрыл важную черту в характере Сакины. Ее переполняли чувства – не только боль от того, что ее предал друг детства, из которого вырос тиран, но и обида на двух других женщин, которые к ней относились как к средней сестре. Первин нужно было с толком использовать эти сведения.
– Никто же не знал, насколько вы умны. Я полагаю, Мумтаз-бегум и вовсе не подозревает о существовании этого прохода, потому что к ней ваш муж по нему не приходил. Он постоянно находился в ее комнате, не так ли?
– Мумтаз о проходе не знает. – Голос Сакины звучал презрительно. – А Разия, разумеется, да, но никому не скажет ни слова, ведь тогда ее обвинят в том, что она сама им пользовалась. Поскольку Файсал пытался отобрать у Разии ее драгоценный вакф, а потом еще и дочь, все решат, что это она его и убила.
– Понятно. То есть вы неожиданно пришли к нему в комнату через проход?
– Да, как и много раз до того. – Сакина вздохнула. – Я увидела его и стала плакать: мол, весь вакф в руках у Разии. Он обнял меня, не видя, что у меня в руке.
– Он сопротивлялся? – спросила Первин, вспомнив, как много было ран.
– Он кричал, пытался увернуться, но, израненный, уже ничего не мог поделать. Мне это не доставило радости, – добавила Сакина, грустно взглянув на Первин. – Умирая, он плакал, как будто не веря в то, что я с ним сделала. Я и сама не верила.
Первин знала, что вид окровавленного тела мистера Мукри останется у нее в памяти навсегда, как проклятие. Пытаясь, несмотря на это, сохранять невозмутимость, она произнесла:
– Но вы ни в чем не сознались.
– Конечно нет! Я должна была спасти нашу семью. Я сняла всю одежду, приняла ванну. Боялась приносить сари к себе в комнату, поэтому оставила его здесь, в проходе. Никто бы ничего не узнал, если бы не Амина.
При звуке своего имени Амина шевельнулась. Первин предупреждающе погладила девочку, будто говоря: не двигайся.
– Амина с вами обо всем поговорила?
– Нет. Я застала ее, когда она разглядывала мое испорченное сари. Я не могла сказать наверняка, догадалась она или нет, но предложила ей выпить вместе стакан фалуды у меня в комнате: там она может задавать мне любые вопросы – ей я все расскажу, потому что она умнее и храбрее всех остальных. Выпив полстакана, она потеряла сознание. Отнести ее обратно в проход не составило никакого труда.
– А потом вы забрали ее вещи, чтобы все подумали, что она убежала. – Первин продолжала говорить успокаивающим тоном. – А еще представили дело так, будто меня похитил
