Антон Чехов - Том 10. Рассказы, повести 1898-1903
Чехов пишет о человеке, в положении которого он находился в это время сам. Предчувствие близкой смерти[15], одиночество, обилие мелочей, отрывавших от дела, множество посетителей и в то же время «хоть бы один человек, с которым можно было бы поговорить, отвести душу!» — такие мотивы наполняют ялтинские письма Чехова 1899–1902 гг. Порой можно говорить о прямом перенесении в рассказ реалий жизни Чехова этого времени. «Был болен и одинок», — писал он О. Л. Книппер 23 февраля 1901 г.; «Чувствую себя как в ссылке» (П. И. Вейнбергу, 28 апреля 1901 г.); «Без тебя мне так скучно, точно меня заточили в монастырь» (О. Л. Книппер, 31 августа 1901 г.); «Я сначала полагал, что у меня, пожалуй, брюшной тиф, теперь же вижу, что это не то» (ей же, 6 сентября 1901 г.). В одном из писем к ней же мелькает деталь, почти буквально повторяющаяся в рассказе: «…когда приходится накладывать этот громадный компресс <…> я кажусь себе одиноким и беспомощным» (18 декабря 1901 г.). Обилие посетителей вызывает у больного архиерея раздражение — чувство, о котором постоянно пишет Чехов в эти годы в письмах к О. Л. Книппер — 24 августа 1901 г., 6 сентября 1901 г. Чувство провинциальной тоски, стремление бежать от нее объединяет «Архиерея» с другими произведениями этого же периода — «Дама с собачкой» и «Три сестры»; в «Архиерее» есть дополнительные краски, рисующие тоскливую провинциальную жизнь: пустые бессмысленные разговоры, неизменное питье чая. Вот созвучные этому строки писем: «…гости просидели уже больше часа, попросили чаю. Пошли ставить самовар» (О. Л. Книппер, 30 октября 1899 г.); и снова о гостях: «Пришли, посидели в кабинете, а теперь пошли чай пить» (ей же, 17 августа 1900 г.); М. П. Чеховой он писал о матери: «Сегодня утром вхожу в столовую, а мать уже сидит и пьет кофе. „Ведь вам, говорю, запретили вставать!“ А она: „Надо же мне кофию напиться!“» (21 января 1900 г.). В письмах этих лет Чехов признается, что его «томят воспоминания» (К. Д. Бальмонту, 1 января 1902); архиерею, задыхающемуся в русской провинции, «захотелось вдруг за границу, нестерпимо захотелось» — «Всё думаю, не уехать ли мне за границу?» — писал Чехов О. Л. Книппер 19 ноября 1901 г.
Особенно важным выглядит созвучие последнего видения архиерея (см. стр. 200) с размышлениями самого Чехова в эти годы. Книппер писала ему: «Я вспоминаю твои слова, помнишь, ты говорил, что хотел бы с котомочкой ходить по белу свету?» (2 сентября 1901 г. — Переписка с Книппер, т. 1, стр. 446). Видимо, Книппер вспоминала разговоры, которые они вели с Чеховым летом того же года, когда впервые были долгое время вместе. Чехов писал жене в ответ: «Конечно, бродить по миру с котомкой на спине, дышать свободно и не хотеть ничего — куда приятнее, чем сидеть в Ялте…» (6 сентября 1901 г.). Эти слова о ценности простой, свободной жизни не случайны, об этом Чехов — в шутливой и серьезной форме — говорит и в других письмах к Книппер. Аналогичные высказывания Чехова приведены в воспоминаниях И. А. Бунина (ЛН, т. 68, стр. 666).
Эти элементы собственной биографии, введенные Чеховым в рассказ и художественно преображенные, придают рассказу и образу главного героя особую задушевность, лиричность, личный тон. Вместе с тем Чехов, создавая образ героя, принадлежащего к определенному общественному кругу, как обычно, точно обозначает социальные, психологические, бытовые приметы, характеризующие эту принадлежность. В связи с этим и поднимался не раз вопрос о представителе высшего духовенства, послужившем прототипом для образа архиерея в рассказе Чехова.
И. А. Бунин, горячий поклонник «Архиерея», не раз, разумеется, говоривший о нем с Чеховым, сообщал Б. К. Зайцеву: «В „Архиерее“ он слил черты одного таврического архиерея со своими собственными, а для матери взял Евгению Яковлевну» (Борис Зайцев. Чехов. Литературная биография, Нью-Йорк, 1954, стр. 257–258).
Бунин имел в виду епископа таврического Михаила — известного в свое время церковного публициста М. Грибановского. Биография М. Грибановского, отчасти использованная Чеховым, не соответствует, однако, одной из определяющих черт образа Архиерея — «низкому» происхождению: сам он был сыном богатого настоятеля собора (биографический очерк о нем в кн.: Епископ Михаил <М. Грибановский>. Над Евангелием. Полтава, 1911). Еще один возможный источник подробностей и деталей в «Архиерее» — дневники и автобиографические записки епископа Порфирия (Успенского) «Книга бытия моего». Ч. 1–4. СПб., 1894–1896 (см. подробнее: В. Б. Катаев. О прототипе чеховского архиерея. — «Проблемы теории и истории литературы. Сборник статей, посвященных памяти профессора А. Н. Соколова». М., 1971).
Таким образом, моменты психологии Петра, связанные с архиерейским положением, были навеяны Чехову различными источниками. При этом образ архиерея у Чехова был во многом полемическим.
Герой рассказа — архиерей, которому вся прошедшая деятельность и положение, достигнутое в результате ее, не дают окончательного удовлетворения и который сквозь этот «футляр» стремится прорваться к подлинному смыслу жизни. И епископ Сергий (С. А. Петров), и епископ Михаил, как их рисуют письма и мемуары, укладываются в тип людей, убежденных в разумности своей деятельности, в правильности регламента, который определяет их жизнь. Чехов же пишет о человеке, который неосознанно тяготится этой оболочкой, видит облегчение в избавлении от нее.
Таким образом, едва ли можно говорить об использовании какого-то конкретного, единственного прототипа для образа главного героя. Внимательно изучив быт среды, к которой принадлежит его герой, наделив его многими из собственных чувств и раздумий, Чехов создал образ большой обобщающей силы.
В качестве прототипа другого деиствующего лица — отца Сисоя М. П. Чехов назвал Ананию, монаха Давидовой пустыни, соседнего с Мелиховом монастыря. «Вот он именно и сказал фразу о том, что „японцы — всё одно, что черногорцы“» (Антон Чехов и его сюжеты, стр. 47). А. И. Куприн писал: «Свои чеховские словечки и эти изумительные по своей сжатости и меткости черточки он брал нередко прямо из жизни. Выражение „не ндравится мне это“, перешедшее так быстро <…> в обиход широкой публики, было им почерпнуто от одного мрачного бродяги полупьяницы, полупомешанного, полупророка» (А. И. Куприн. Памяти Чехова. — Сб. т-ва «Знание», кн. 3. СПб., 1905; Чехов в воспоминаниях, стр. 559).
Рассказ был оценен лишь немногими читателями-современниками и остался почти не замеченным критикой. Бунин, сразу высоко оценивший рассказ, говорил об этом: «В них <своих последних вещах> он действительно достиг большого совершенства. „Архиерей“ написан, например, изумительно. Только тот, кто занимается сам литературой и сам испытал эти адские мучения, может постигнуть всю красоту этого произведения. Критики, кстати сказать, обошли молчанием» (эти слова, сказанные Н. А. Пушешникову, приведены А. К. Бабореко в статье «Чехов и Бунин» — ЛН, т. 68, стр. 406). И позднее, в своих воспоминаниях, Бунин относил «Архиерея» к лучшим произведениям Чехова.
Об оценке рассказа Л. Н. Толстым Чехову писал Миролюбов 14 октября 1902 г.: «Был в Ясн<ой> П<оляне>, старик бодр и благостен. Хвалил „Архиерея“ и расспрашивал о Вас» (ГБЛ; ЛН, т. 68, стр. 874). О чтении «Архиерея» в Ясной Поляне вспоминал позднее Д. Н. Анучин («Из встреч с Толстым». — «Русские ведомости», 1908, № 199, 28 августа). И. И. Горбунов-Посадов сообщал Чехову 15 марта 1903 г.: «Ваш „Архиерей“ очень меня растрогал, хотя он и архиерей» (ГБЛ).
Немногочисленные оценки рассказа в критике были положительными, но неглубокими. В рецензии А. Измайлова: «Небольшой, дышащий простотой старых мастеров, исполненный красивого лиризма, он производит впечатление красивое и цельное. В ряде последних новелл А. П. Чехова „Архиерей“ — одна из наиболее красивых и изящных» («Новый рассказ А. П. Чехова». — «Биржевые ведомости», 1902, № 129, 14 мая, подпись «А. И.»). Другие отзывы: А. Эльф. Журнальные заметки. — «Восточное обозрение», 1902, № 125, 31 мая; Евг. Ляцкий. А. П. Чехов и его рассказы. — «Вестник Европы», 1904, № 1, стр. 158.
При жизни Чехова рассказ был переведен на польский язык.
Стр. 186–201. Под вербное воскресение ~ А на другой день была Пасха. — Чехов подчеркнуто точно обозначает дни на оторые приходится действие рассказа. Это страстная неделя, предшествующая пасхе. Об этом приеме Чехова см.: В. Б. Катаев. Чехов и мифология нового времени («Филологические науки», 1976, № 5, стр. 72).
Стр. 189. …betula kinderbalsamica secuta. — Фраза составлена из латинских и немецких слов: betula (лат.) — береза, kinder (нем.) — детская, balsamica (лат.) — исцеляющая, secuta (лат.) — секущая.
Епархиальный архиерей — глава епархии, церковно-административного округа. Герой рассказа является викарным архиереем, то есть епископом одного из городов епархии и помощником епархиального архиерея.
