Берта Исла - Хавьер Мариас
– Нет, надо подождать, Берта. Подождать, пока мы как следует проанализируем все факты. Я вам об этом говорил. – И он продолжил как ни в чем не бывало: – Короче, для вас мы придумали следующее: вы будете числиться в качестве переводчицы, что более чем правдоподобно, в штате одной из международных организаций со штаб-квартирой в Мадриде – скажем, COI или О МТ.
– Но я понятия не имею, что такое COI или ОМТ.
– Это Международный совет по оливковому маслу и Всемирная организация туризма, соответственно. – Он произнес эти названия по-испански весьма неуверенно, не сумев правильно расставить ударения. – Те, кто работают на них, как и на ООН или ее Продовольственную и сельскохозяйственную организацию и так далее, освобождаются от уплаты налогов, то есть назначенное им жалованье получают целиком, а оно не такое уж и маленькое, совсем не маленькое. Это льгота для служащих, которые часто живут за пределами родной страны, своего рода компенсация. Ваш случай иной, но вы все равно будете ею пользоваться. На самом деле вы будете числиться в штате, но вам не придется там даже появляться. Ведите свои университетские занятия, живите привычной жизнью. По нашим прикидкам, ваш доход не сократится, вам будет поступать примерно столько же, сколько официально платили Тому. В действительности чуть меньше, но вы это вряд ли заметите. Видите ли, ему время от времени полагались наградные наличными за особые заслуги, за выполнение трудного задания, особо важного и длительного, и те суммы формально вроде как не существовали. Их вы, по понятной причине, получать больше не станете. Обе организации имеют штаб-квартиры в Мадриде, как я сказал, и с их стороны возражений не последует, они уже свое согласие дали. С нами привыкли считаться во многих местах, что очень и очень удобно. Люди рады оказать нам услугу, если мы о чем-то попросим.
Опять и опять все те же непонятные “мы” и “нам”. Прежде они включали в себя и Томаса и продолжают включать после его смерти или исчезновения, после его дезертирства или предательства. Наградой ему стало сомнение в его судьбе или честное признание, что о ней ничего не известно, и я, видимо, должна им быть за это благодарна. Они могли просто умыть руки, ведь от погибшего нет больше никакой пользы, скорее он становится помехой: что ж, просто не повезло человеку. А вот если он объявится живым, то может стать очень ценным кадром.
– Вы хотите сказать, что мне будут платить за несделанную работу?
– Это лишний вопрос, Берта. Только не говорите, что вас это может смущать. Знали бы вы, сколько людей по всему миру получают жалованье за то, что они ничего не делают, за то, что числятся в административном совете или являются членами благотворительного фонда, посещают пару совещаний в год и что-то советуют, не давая никаких советов. На самом деле они получают деньги за то, что сидят себе тихо и помалкивают. Государства содержат паразитов, очень много паразитов. И таким образом сваливают с себя массу проблем и успокаивают недовольных, что считается полезным вложением. А в вашем случае такие выплаты более чем оправданны. Это вопрос справедливости. О чем тут говорить, если вы потеряли мужа, если ваш муж служил своей стране. Поверьте, данный вариант надо считать самым подходящим. Лучшим и самым простым.
Я опять повернулась к нему спиной и подошла к балкону. Но на сей раз открыла дверь и выглянула наружу. Бросила взгляд на темный памятник солдату Луису Новалю. “Если вы потеряли мужа… ” – сказал Тупра. Я действительно потеряла мужа независимо от того, жив он или давно покоится в земле. Я никогда больше его не увижу, скорее всего не увижу, наверняка не увижу. Никогда больше. И тут, уже не в силах сдержаться, я тихо заплакала, без всхлипов и стонов. Слезы хлынули, и я тотчас почувствовала, как мокрыми стали щеки, подбородок и даже блузка; я больше не могла сдерживаться. Да, именно так:
На улицах, с которыми простился,Покинув плоть на дальнем берегу.…………………………………………..Он, кажется, меня благословилИ скрылся с объявлением отбоя.Тупра, естественно, сразу все заметил, но вместо того, чтобы сидеть на месте и ждать, пока я приду в себя, как поступил бы почти любой англичанин, он встал и медленно, спокойно, словно считая шаги – один, два, три, четыре и пять, – направился ко мне. Он вроде бы давал мне время остановить его словом или жестом, который значил бы “подождите”, или “оставьте меня”, или “оставайтесь там, где были”. Но в тот миг я была слишком несчастной и не могла отвергнуть человеческое сострадание, кто бы его ни проявлял. Я почувствовала легкое дыхание Тупры у себя на затылке, потом его руку у себя на плече – правую руку на моем левом плече, для чего он сперва рукой обвил мою шею, словно обнимал сзади, хотя это и не было объятием. Я уткнула лицо в его руку, ища утешения, и сразу же намочила ему рукав слезами. Но не думаю, что испортила Тупре костюм.
VII
Годы шли и шли. Годы проходили и проходили, и я становилась уже не такой молодой, потом – почти зрелой женщиной, а может, и начала стареть. Но кажется, не очень, я всегда выглядела моложе своих лет, такая мне выпала удача, грех жаловаться, обычно мне и до сих пор дают лет на десять меньше, чем есть на самом деле. Наверное, после исчезновения Томаса я изо всех сил старалась не меняться, как если бы любые перемены во мне были формой отказа от него или предательством.
Принять возможную смерть мужа, хотя она казалась все более очевидной, я долго не могла. Это никогда не получается быстро, даже если ты собственными глазами видишь, как кто-то умирает, а потом смотришь на неподвижное тело, а потом всю ночь сидишь у гроба, а потом по всем правилам хоронишь покойного, и никаких сомнений тут остаться просто не может. Даже в таких случаях, а ведь обычно все происходит именно так, наступает бесконечный период, когда отсутствие того, кто ушел, ощущается как что-то временное. Возникает чувство – оно сохраняется долго, а иногда принимает болезненные формы, – будто кончина близкого и любимого существа, бывшего частью твоей жизни, нужного тебе как воздух, это вроде как ложная тревога, или злая шутка, или фантазия, или плод одержимого
