Врачу: исцелись сам! - Владимир Сергеевич Митрофанов
Что же могло быть в сейфе? Скорее всего, ничего там не было, но, по крайней мере, появилась приятная надежда, и Борисков жил этой надеждой. Днем позже он зашел в мастерскую по изготовлению ключей, и отверстие в ключе вычистили прямо при нем всего за десять секунд и за десять рублей. Осталось только открыть тайник и посмотреть, что там есть. И опять никак не получалось – всегда в комнате кто-то был. Когда тогда пришел из мастерской, вроде и Виктоша с Олегом куда-то вышли, но на широкой тахте лежал тесть и смотрел телевизор, переключая с одних новостей на другие. Смотрел он их по всем каналам. Потом тесть ушел на кухню вместе с вернувшейся Виктошей, Борисков уже было направился к тайнику, но опять не получилось: все время туда-сюда болтались сын Олег со своим приятелем Петром. Открывать при них ничего было нельзя – тут же бы и влезли. Тайна пока оставалась тайной.
Вскрыть дверцу удалось только через неделю. Но и тут тайна так и осталась тайной. Борисков обнаружил там шкатулку, которая уже в свою очередь была закрыта на ключ, а ключа от шкатулки у него опять же не было. Шкатулка сама по себе была очень красивая, лаковая и ломать ее Борискову было жалко. Он взвесил ее на руке, потряс, что-то там вроде и было, но явного звона золотых монет не слышалось и ничего не пересыпалось при наклоне. Той же ночью ключ ему приснился и место, где он лежит. Он увидел его так отчетливо, что Борисков тут же поверил в провидение. Однако знакомый психиатр Максим Михайлович объяснял это сложными внутренними процессами в мозгу. Так он и знаменитые туннели смерти объяснял: "Происходит кислородное голодание мозга – всякое может привидеться! Ты еще наркоманов послушай и скажи, что это и есть истина, только невидимая". Привидения и разные чудеса для жителей средневековья были абсолютно реальны, поскольку все в них верили и нисколько в них не сомневались. Возможны были и массовые гипнозы – психика человека и не такие штуки выдает. У нас в наше время нередко запрограммированным действием являются выборы, нечто вроде сеанса массового гипноза. Этим же пользуются различные секты, собирающие людей в большие залы, и системы сетевого маркетинга. Пускают особую музыку, бубнят какие-то тексты, дают выпить подготовленные напитки. Тут, скорее, ситуация состояла в том, что ключ Борисков видел, когда искал первый.
Великая Виктошина привычка ничего не выбрасывать и тут пригодилась. Утром Борисков взял большую металлическую банку уже из-под датского овсяного печенья, которая доверху была заполнена разными винтиками, гаечками и гвоздиками и высыпал ее содержимое на разложенную газету. И там действительно обнаружил маленький ключик без брелока. Этот ключ и оказался ключом от шкатулки. Проживание на одном месте имеет положительные и отрицательные стороны: отрицательные – например, это неизбежное чудовищное забарахление, положительное – это то, что многие вещи десятилетиями лежат на одном месте и их можно найти. Их особенность состоит в том, что после переезда или капитального ремонта вы уже не найдете их никогда.
Надо сказать, что Борисковы жили в личной Виктошиной квартире, но не в целой, как было первоначально, поскольку в революционные годы семья их была уплотнена, и квартиру перегородили на две части: в другую половину квартиры вход был уже с черной лестницы, а в Виктошину – с парадной, которая, хотя и называлась парадная, но была довольно-таки грязноватая и обшарпанная. В блокаду тут проживала Виктошина бабушка Валя и дед Александр Васильевич, который всю жизнь работал мастером на каком-то заводе. В ящике комода до сих пор лежала финка с наборной рукояткой, которую дед сам сделал еще в войну. Олегу ее не показывали.
Бабушка была из дворянской семьи, и, говорят, имела какие-то наследственные ценности, которые по семейным преданиям почти все обменяла во время блокады на продукты. Брат Александра Васильевича в то время имел какое-то отношение к лошадям, по крайней мере, у него была своя лошадь. Говорят, до войны всюду в Ленинграде были конюшни, а в блокаду всех лошадей съели. И они тоже свою съели, однако лошадей полагалось сдавать в общий котел, и так как они с товарищами съели свою лошадь по-тихому, кто-то на них донес, и их расстреляли.
Итак, Борисков с замиранием сердца открыл, наконец, шкатулку. В шкатулке оказалась бархатная тряпица, в которую был завернут массивный металлический крест. Это был явно крест-реликварий, в который обычно помещают частицы мощей или другие священные реликвии. Подобные, но часто пустые реликварии в виде инкрустированных шкатулок или ларчиков, или же просто статуэток святых нередко можно видеть во многих музеях. Вопрос был один – какая там реликвия. В середине креста было вставлено стеклышко, за которым был виден то ли просто коричневый кусочек дерева, то ли действительно чьи-то мощи. Борисков посветил туда маленьким фонариком, которым обычно подсвечивал, когда осматривал у больных горло. Вроде как дерево. Что такое могли туда поместить? И что значит для обычного человека обладать такой реликвией? Сам крест был золотой или же из позолоченного серебра и довольно тяжелый. Вещь, несомненно,
