Василий Нарежный - Избранное
— Давно понял, великий атаман, — вскричал Охрим, — о каких людях говоришь ты; но не отгадываю найденного тобою средства к соединению двух храбрых сословий.
— Средство это, — отвечал Гаркуша, — состоит в соединении. Разве не соединены две особы, когда только одни их руки скованы между собою цепями неразрывными? Разве не соединятся между собою два общества, когда атаманы их соединены будут узами любви? Так, друзья мои! Для общего блага я готов пожертвовать своею свободою и женюсь на Олимпии, хотя бы даже — чего я, однако, не ожидаю — она была на то и не согласна. Вас обоих, и только одних — а для всех других из дружины сие мое намерение до времени должно быть тайною, — избираю на сие важное дело!
На ваш разум полагаясь, предоставляю вам самим найти дорогу к обиталищу Олимпии, явиться к ней в виде послов моих и предложить ей руку мою. В палате моей выберите одежду и оружие, какие заблагорассудите, и возьмите казны, сколько пожелаете. Благословение мое денно и нощно будет вам сопутствовать.
Выслушав такое предложение, Охрим и Сидор наполнились некоторым восторгом, похожим на вдохновение. Они торжественно клялись употребить все способности душ своих, чтобы в точности исполнить его желание. Запасшись всем нужным в сию дорогу и посоветовав атаману нимало не беспокоиться, хотя бы целую неделю не видал их возвращения, в самый полдень вышли они на поверхность — и пустились в дорогу.
Глава 6
Дальновидные
Дальновидные послы наши очень знали, что если они, бродя по ужасному лесу, будут отыскивать нареченную невесту своего атамана, то могут прошататься даже целый год, а все выйдет по-пустому; почему пробрались прямо в знакомое село, где хотя слух о их подвигах весьма распространился, но как по политике атамана никто из них не сделал там никому обиды, то, — по всему вероятию, — если бы и вся шайка в один раз туда нагрянула, едва ли обратили бы на себя подозрение в обывателях. Они затеяли, чтобы каким-нибудь образом признать хотя одного из почтенных рыцарей лесной невесты и посредством его узнать ее обиталище. На сей конец соглядатаи бродили по шинкам, базарам и церквам, но, к неудовольствию, нисколько не успели в своем предприятии. Они везде встречали обыкновенные лица, не имеющие на себе никаких особенных отпечатков, и так провели три дня. Четвертый был день базарный. Сидор и Охрим отправились на сборное место, условясь смотреть внимательно на каждого из продающих и покупающих, и первый присовокупил, что он и одним глазом надеется более увидеть, чем многие другие двумя.
Проходя ряды, где торговали всякой всячиной, они и действительно не пропускали ни одного мужчины, чтобы не обратить на него самых внимательных взоров; но, к большому их негодованию, до самого вечера все их созерцания были бесполезны. Наконец надежда их оживилась. В последнем ряду они приметили двух казаков, кои покупали чугунные и железные вещи, порох, дробь и свинцовые прутья, а между тем двое нищих терлись позади их и оказывали великое искусство в проворстве рук своих.
— Сидор! — сказал тихонько Охрим. — Протри-ка глаз свой и рассмотри вот этих четырех занимательных особ!
Что ты об них скажешь? А мне кажется, что одного из сих казаков я уже видел в качестве лекаря!
Пан Сидор, оборотясь к нему, с надменною улыбкою произнес:
— Что ты говоришь, дорогой собрат! Разве не знаешь, что я, набираясь некогда премудрости у проклятого дьяка Сысоя, нажил горб и лишился глаза? Из сего заключи, что я не плоше твоего вижу, слышу и чувствую. Теперь-то начнем действовать во славу божью и во спасение людям!
После сего они нe выпускали уже из виду означенных людей, и когда сии, нагрузясь всем нужным, удалились с места торжища, а потом и из села, то и наши посланники следовали за ними. Первые, несколько раз оглядываясь назад и видя подозрительных последователей, недоумевали, что надобно думать и делать. Когда же они, вступая в известный лес, то же видели, то сделали наскоро совет, остановились и, дождавшись приближения нахальных незнакомцев, с суровыми взорами их окружили. Тогда один из них — теперь скажем, что догадка мудрого Охрима была на сей раз весьма справедлива: это и действительно был несколько уж нам знакомый Сильвестр, — он спросил:
— Приятели! Что вы за люди и чего от нас хотите, что следите по пятам нашим?
Тут Охрим распрямился и, завернув шапку набекрень, сказал:
— Не подивись, приятель, если услышишь нечто новое:
я тот, который без малого за год пред сим имел честь самолично видеть твое искусство, с каковым ты в одну ночь в сем же лесу перевязывал рану на руке атамана-девки.
Кто опишет всю великость удивления, поразившего умы Сильвестра и его сопутников? Они раскрыли рты, делали разные движения руками и все, устремя изумленные взоры на Охрима, не отвечали ему ни слова. Охрим, немаловажный наблюдатель сердец человеческих, пользуясь таким их онемением, с большею отвагою продолжал:
— Вижу, что вы по нечаянности моего слова несколько оторопели. Чтобы привести вас, столь достойных удальцов, в положение, вас и нас достойное, скажу, что я и сей достойный собрат мой Сидор служим есаулами под славными знаменами знаменитого атамана Гаркуши, о коем, наверное, вы довольно наслышались и от коего отправлены полномочными послами к храброму атаману Олимпию, о подвигах коего с достойною дружиною и мы весьма известны.
Общая польза обоих обществ требует личных соглашений, а от того весьма много зависеть будет. Посему именем своего атамана просим представить нас пану Олимпию и надеемся, что просьба Гаркуши, объявляемая его послами, без исполнения не останется.
Разумеется, что после такого предисловия Сильвестр и его сопутники начали дружески обнимать Сидора и Охрима и по требованию последних тут же повели их в стан Олимпия. Подвиги Гаркуши в течение одного года новой его жизни произвели то, что всякий из подобных ему извергов считал за честь видеть его, слушать и даже ему повиноваться.
Глава 7
Что-то будет?
Сидор, яко многоученый человек, взял на себя обязанность сочинить мысленно речь и проговорить ее пред атаманом Олимпием, почему во всю дорогу не вмешивался в разговоры новых друзей своих; зато усердный Охрим неумолкно повествовал о подвигах атамана Гаркуши и всего братства. Сильвестр не хотел унизить славы и своего атамана, и таким образом все не приметили, как достигли становища. Они увидели довольно обширную долину, окруженную древними дубами, соснами и елями. Посередине сей лощины разбито было до двадцати палаток, из коих одна отличалась своею обширностью и вышиною. По обе стороны сего холстяного городка расставлены были разного рода телеги и повозки, между коими находились в довольном количестве лошади, быки, овцы, бараны и даже свиньи.
Все же становище обнесено было сплошными рогатками.
Когда к сей крепости путники приблизились, то Сильвестр, обратясь к Сидору и Охриму, сказал:
— Братцы! По нашему уставу, я не смею вести вас далее без дозволения атамана: побудьте здесь, а я постараюсь возвратиться поскорее.
Он с сопутниками своими вошел за ограду, а посланники начали на досуге рассматривать стан. Многие из обитателей оного глядели любопытно на пришельцев, но видя, что они пришли с их братнею, не беспокоили их неуместными вопросами. Местах в пяти разведены были большие огни, у коих на треногах висели огромные котлы. Хозяева занимались различными потехами. Сильвестр воротился и объявил, что атаман еще со вчерашнего вечера с двадцатью храбрецами отправился в дальний поход на важный промысел и, вероятно, до будущего утра домой не будет.
— Однако старший есаул, из уважения к славному имени Гаркуши, дозволяет вам провести ночь в сем стане.
Итак, милости просим. Мы вас сытно накормим, а вы переночуете в моей палатке с пятью подвластными мне богатырями.
Как сказано, так и сделано.
Глава 8
Сватовство в лесу
Едва занялась заря утренняя, как все в становище зашевелилось и вскочило на ноги. Громкие голоса людей, раздававшиеся с разных сторон, ржание коней, мычание быков и блеяние овец представляли из сего разбойничьего гнезда селение в дни ярмарки. Взошло солнце, Сидор и Охрим вылезли из своего шатра и увидели, что огни пылали во многих местах и готовился завтрак. Разбойники заняты были различными упражнениями: одни чистили ружья и пистолеты, другие оттачивали ножи и сабли, а некоторые, не имея за собой никакого дела, валялись на траве, курили трубки и — калякали.
Как уже всему стану известно стало, что в нем находятся два есаула Гаркуши, прибывшие от него послами к их атаману, то многие из шайки их окружали и почтительно приветствовали. Особливо есаулы весьма старательно расспрашивали о нраве и образе жизни Гаркуши, о законах, какие дал он обществу, и о способах, какими он ведет войну. Разумеется, что всякий посол всемерно должен стараться о возвеличении чести его пославшего, а посему и Сидор наговорил о Гаркуше столько необыкновенного, чудесного, что все слушатели разинули рты и притаили дыхание. Хотя они и по общему слуху удивлялись отважности, уму и счастью сего атамана, но, по словам Сидора, Гаркуша был отважнее Еруслана Лазаревича, разумнее Картуша и счастливее мальчика в семимильных сапогах.
