Александр Солженицын - Архипелаг ГУЛАГ. Книга 2
Никто никогда не перевоспитался через КВЧ. – Назначение КВЧ. – Функции воспитателя. – Донять человека и в лагере, «чем живёт страна». – Оптимизм карусельного типа. – Муза лозунгов. – Живгазеты, скетчи, агитбригады. – Товарищеские суды. – Не предоставлять лагерника самому себе. – Лагерные газеты. – Всё кануло. Ледниковый период. – Воркутинские мёртвые клумбы. – А кому бы нам написать? – Что осталось при КВЧ.
Изобретательство как форма побега. – Трушляков. – Вынужденные технические показания пленных немцев. – Политический изобретает охрану лагеря. – Проект РАЯ. – Александр Чижевский. – Лагерная судьба Константина Страховича. – А других – откуда нам узнать?..
На огонёк КВЧ. – Лёва Г-ман. – Профессор Доватур. – Камилл Гонтуар. – Художники в лагере. – Кандалами музыка пахнет. – Поэты для карикатур. – А прозаиков не бывает. – Надгробное слово русской прозе. – Четыре возможные сферы мировой литературы. – Небывалое слияние опытов и гибель его.
Художественная самодеятельность. – Хор. – Крепостные артисты. – Что приманивает их. – «Только внутри ГУЛАГа». – Патриотический скандал в патриотической пьесе. – Судьба Николая Давиденкова. – Никаких «сомнений»! – «А судьи кто?» – Крепостные труппы и театры. – Судьба известных советских артистов. – Двойное перевоплощение актёра-зэка. – Труппа Московского управления лагерей. – Танец Изольды Глазнек. – Освальд Глазнек над разрушенной жизнью. – Никогда не знаем, где удача, где гибель. – Наша самодеятельность на Калужской заставе.
Принято говорить, что всё возможно в ГУЛАГе. Самая чернейшая низость, и любой оборот предательства, дико-неожиданная встреча, и любовь на склоне пропасти – всё возможно. Но если с сияющими глазами станут вам рассказывать, что кто-то перевоспитался казёнными средствами через КВЧ, – уверенно отвечайте: брехня!
Перевоспитываются в ГУЛАГе все, перевоспитываются под влиянием друг друга и обстоятельств, перевоспитываются в разных направлениях – но ни один ещё малолетка, а тем более взрослый не перевоспитался от средств КВЧ.
Однако чтобы лагеря наши не были похожи на «притоны разврата, общины разбоя, рассадники рецидивистов и проводники безнравственности» (это – о царских тюрьмах), – они были снабжены такой приставкой – Культурно-Воспитательная Часть.
Потому что, как сказал когдатошний глава ГУЛАГа И. Апетер: «Тюремному строительству капиталистических стран пролетариат СССР противопоставляет своё культурное (а не лагерное! – А. С.) строительство…Те учреждения, в которых пролетарское государство осуществляет лишение свободы… можно называть тюрьмами или иным словом – дело не в терминологии. Это те места, где жизнь не убивается, а даёт новые ростки…»[170]
Не знаю, как кончил Апетер. С большой вероятностью думаю, что вскоре и свернули ему голову в этих самых местах, где жизнь пускает новые ростки. Но дело не в терминологии. А понял читатель, что в лагерях наших было главное? Культурное строительство.
И на всякий спрос орган был создан, размножен, щупальцы его дотягивались до каждого острова. В 20-е годы они назывались ПВЧ (Политико-Воспитательные Части), с 30-х годов КВЧ. Они должны были, в частности, заменить прежних тюремных попов и тюремные богослужения.
Строились они так. Начальник КВЧ был из вольных и с правами помощника начальника лагеря. Он подбирал себе воспитателей (по норме один воспитатель на 250 опекаемых) – обязательно из «близких пролетариату слоёв», стало быть, интеллигенты (мелкая буржуазия) конечно не подходили (да и приличнее было им махать киркою), а набирали в воспитатели воров с двумя-тремя судимостями, ну ещё городских мошенников, растратчиков и растлителей. Вот такой молодой парень, чисто себя содержащий, получивший пяток лет за изнасилование при смягчающих обстоятельствах, сворачивал газетку в трубочку, шёл в барак Пятьдесят Восьмой и проводил с ним беседу: «Роль труда в процессе исправления». Воспитателям особенно хорошо видно эту роль со стороны, потому что сами они «от производственного процесса освобождаются». Из таких же социально-близких создавался актив КВЧ – но активисты от работы не освобождались (они могли только надеяться со временем сшибить кого-нибудь из воспитателей и занять их место; это создавало общую дружелюбную обстановку при КВЧ). Воспитатель с утра должен проводить заключённых на работу, после этого проверить кухню (то есть его хорошо покормят), ну и можно пока идти досыпать к себе в кабинку. Паханов цеплять и трогать ему не надо, ибо, во-первых, это опасно, во-вторых, наступит момент, когда «преступная спайка превратится в производственную», и тогда паханы поведут ударные бригады на штурм. А пока пусть отсыпаются и они после ночной картёжной игры. Но в своей деятельности воспитатель постоянно руководствуется общим положением: что культ воспитработа в лагерях – это не культпросветработа с «несчастненькими», а культурно-производственная работа с остриём (без острия мы никак не можем), направленным против… ну, читатель уже догадался: против Пятьдесят Восьмой. Увы, КВЧ «сама не имеет прав ареста» (да, вот такое ограничение культурных возможностей), «но может просить администрацию» (та не откажет). К тому же воспитатель «систематически представляет отчёты о настроении заключённых». (Имеющий ухо да слышит! Здесь культурно-воспитательная часть деликатно переходит в оперчекистскую, но в инструкциях это не пишется.)
Однако мы видим, что, увлечённые цитированием, мы грамматически сбились на настоящее время. Мы должны огорчить читателя, что речь идёт о конце 20-х – начале 30-х годов, о лучших расцветных годах КВЧ, когда в стране достраивалось безклассовое общество и ещё не было такой ужасной вспышки классовой борьбы, как с момента, когда оно достроилось. В те славные годы КВЧ обрастала ещё многими важными приставками: культсоветами лишённых свободы; культпросветкомиссиями; санбыткомиссиями; штабами ударных бригад; контрольными постами о выполнении промфинплана… Ну да как говорил товарищ Сольц (куратор Беломорканала и председатель комиссии ВЦИК по частным амнистиям): «заключённый и в тюрьме должен жить тем, чем живёт страна». (Злейший враг народа Сольц справедливо покаран пролетарским судом… простите… борец за великое дело товарищ Сольц оклеветан и погиб в годы культа… простите… при наличии незначительного явления культа…[171])
И как были многоцветны, как разнообразны формы работы! – как сама жизнь. Организация соревнования. Организация ударничества. Борьба за промфинплан. Борьба за трудовую дисциплину. Штурм по ликвидации прорывов. Культпоходы. Добровольные сборы средств на самолёты. Подписка на займы. Субботники на усиление обороноспособности страны. Разоблачение лжеударников. Беседы с отказчиками. Ликвидация неграмотности (только шли неохотно). Профтехкурсы для лагерников из среды трудящихся (очень пёрли урки учиться на шоферов: свобода!). Да просто увлекательные беседы о неприкосновенности социалистической собственности. Да просто читки газет. Вечера вопросов и ответов. А красные уголки в каждом бараке! Диаграммы выполнения. Цифры заданий! А плакаты какие! Какие лозунги!
В то счастливое время над мрачными просторами и безднами Архипелага реяли Музы – и первая, высшая среди муз – Полигимния, муза гимнов (и лозунгов).
«Отличной бригаде – хвала и почёт! Ударно работай – получишь зачёт!»Или:
«Трудись честно, дома ждёт тебя семья!»(Ведь это психологично как! Ведь здесь что? Первое: если забыл о семье – растревожить, напомнить. Второе: если сильно тревожится – успокоить: семья есть, не арестована. А третье: семье ты просто так не нужен, а нужен только через честный лагерный труд.) Наконец:
«Включимся в ударный поход имени 17-й годовщины Октября!»Ну, кто устоит?
А – драмработа с политически заострённой тематикой (немного от музы Талии)? Например: обслуживание Красного Календаря! Живая газета! Инсценированные агитсуды! Ораторий на тему сентябрьского пленума ЦК 1930 года! Музыкальный скетч «Марш статей Уголовного кодекса» (58-я – хромая Баба-яга)! Как это всё украшало жизнь заключённых, как помогало им тянуться к свету!
А затейники КВЧ! Потом ещё – атеистическая работа! Хоровые и музыкальные кружки (под сенью музы Эвтерпы). Потом эти – агитбригады:
Торопятся враскачкуУдарники за тачками!
Ведь какая смелая самокритика! – и ударников не побоялись затронуть! Да достаточно такой агитбригаде приехать на штрафной участок и дать там концерт:
Слушай, Волга-река!Если рядом с зэ-ка́Днём и ночью на стройке чекисты, —Это значит – рукаУ рабочих крепка,Значит, в ОГПУ – коммунисты! —
и сразу же все штрафники, и особенно рецидивисты, бросают карты и просто рвутся на работу!
