Отречение - Мария Анатольевна Донченко
– За что? – только и спросила она, переводя взгляд с женщины в шубе на мужчину в полицейской форме.
– Распишитесь здесь и здесь, – торопила её чиновница.
И огорошенная Надя безропотно расписалась везде, где ей сказали, и сама отдала Кирюшино свидетельство о рождении.
И они ушли, и забрали с собой её плачущего испуганного сыночка, и оставили Надю в опустевшей квартире одну.
* * *За прошедшие годы бывшая директриса детдома сделала карьеру и теперь работала начальником управления опеки и попечительства.
Постаревшая чиновница – ей было под шестьдесят – не узнала просителя, мало ли таких, как он, приходило в её кабинет.
Но Фёдор Петрович узнал её с первого взгляда – это была именно та Галина Валентиновна, которая когда-то, восемнадцать лет назад, отказала ему даже во встрече с сыном.
В кабинете было всего два стула для посетителей, и он остался стоять, позволив присесть дочери и внучке.
– …Что вы от меня хотите! – раздражённо говорила хозяйка кабинета, к которой в приёмные часы приходил уже не первый и не второй посетитель с одним и тем же вопросом. – Есть акт освидетельствования условий проживания – условия у вас неудовлетворительные. Надежда Сергеевна с этим письменно согласилась. Улучшайте жилищные условия. Меняйте квартиру на более просторную, делайте ремонт. До тех пор о возвращении ребёнка речь идти не может. Пока с вашей стороны я вижу только эмоции, а с другой – заключение комиссии, да и заявление самой Надежды Сергеевны о том, что ребёнок находится в трудной жизненной ситуации. Разве не так?
Надя опустила глаза в пол.
– Я растерялась и вообще не видела, что там было, – пролепетала она.
– В этом я виновата? – задала риторический вопрос чиновница. – Идите, улучшайте жилищные условия и приходите – буду рада вам помочь. Пока что помочь могу только советом…
Они вышли из кабинета. Все трое, даже Надя, прекрасно понимали, что им предъявлены совершенно невыполнимые требования… И она, эта женщина в широком кресле, не могла не понимать, что неоткуда им взять средства на увеличение жилплощади…
– Фёдор Петрович! – окликнула вдруг миниатюрная молодящаяся секретарша с тёмными вьющимися волосами.
Он обернулся, и за его спиной замерли Надя и Анна.
– Нина? – спросил он неуверенно.
Женщина кивнула.
– А я Вас помню, Фёдор Петрович. И историю Вашу помню. Вы же тогда так и не нашли сына?
Он молча покачал седой головой.
– Что же снова к нам? Ведь Ваш-то уже должен быть совершеннолетний?
– Я не знаю, – сглотнув, ответил Фёдор и сам не узнал своего голоса. – Нина, нас к вам привела новая беда. Помогите нам, если сможете…
Он рассказывал, держа за руку Надю, а Надя только кивала и смахивала ладонью уже не сдерживаемые слёзы со щёк, пока Нина перебирала в компьютере файлы людского горя.
Мышка замерла в её руке, и она с полминуты сидела неподвижно, не зная, говорить ли правду посетителям.
И Фёдор Петрович догадался, к чему эти колебания.
– Говорите, Нина, пожалуйста, – попросил он очень тихо.
…Не прошло и суток с того момента, как Галина Валентиновна отбирала файлы кандидатур на усыновление за рубеж.
«Лосева – эта молодая, ещё родит себе», – сказала она тогда, и это был приговор.
Нина сама не знала, как она до сих пор работает с Галиной Валентиновной и смотрит людям в глаза, но тем не менее это было так.
– Фёдор Петрович, Вашего внука включили в картотеку, – произнесла она.
– Что это значит? – спросила Анна, – куда включили моего внука? Куда?
– В картотеку на зарубежное усыновление, – пояснила Нина, запутавшаяся в степенях родства.
– Этого же не может быть! – крикнула Надя так, что все покосились на тяжёлую дверь начальственного кабинета Галины Валентиновны. – Запретили же! За границу! Приняли такой закон, я точно знаю, знаю! – кому же, как не ей, участнице шествия тринадцатого января, было знать об этом совершенно точно…
– Наденька, – устало сказала Нина, – почитайте этот закон внимательно. Он же касается только Соединённых Штатов. У нас ещё Франция, Швейцария, Италия и Канада – это я Вам называю только страны, которые у нас лидируют, а так есть и Швеция, и Норвегия, и другие. Мне очень жаль Вас разочаровывать, но если Вашего сына включили в картотеку – значит, уже есть конкретные кандидатуры, Вы же понимаете…
Надя даже не плакала, она просто смотрела на мир, который рушился перед её глазами, и не было в этом мире ни одного человека, кто мог бы ей помочь…
* * *…Именем Российской Федерации.
Московский городской суд… в составе… приговорил Лосева Евгения Сергеевича, 1996 года рождения… статья сто пятая, часть вторая… с учётом несовершеннолетнего возраста подсудимого… к десяти годам лишения свободы в колонии строгого режима…
– Мама, не плачь! – крикнул Анне Женька из клетки-«аквариума». – Год уже сижу, девять осталось. Приходи на свиданку, мама!
Анна опустила глаза. К горлу подступил комок, и она не могла смотреть, как Женьку выводили из зала.
Артём помог ей подняться с гладкой деревянной лавки.
– Не плачь, Ань, – сказал он, – у тебя хороший сын. Я вижу. И всё ещё не кончено. Ещё будет апелляция.
Секретарь суда попросил Анну подождать в коридоре, пока выпишут разрешение на свидание, и она сидела, уставившись в одну точку, и ждала эти бесконечные полчаса.
Артём тоже не уезжал – надо было дождаться, пока ей дадут эту бумагу на желтоватом бланке в половину листа А4, которая обозначит её смысл жизни на ближайшие дни, вплоть до заветных сорока пяти минут разговора через телефон и двойное стекло в «Матросской тишине».
Получив разрешение, Анна позвонила дочери, убедилась, что та берёт трубку, в двух словах сообщила
