Цимес - Борис Берлин
— А призовой фонд на Президентский приз какой? И делиться тебе ни с кем не надо. Плюс ставка… Усек?
— Усек. Но у меня же лошади нет…
— Мозгов у тебя нет, я говорил уже. А Малыш?
— Да, господи, он же… Он же ни одной победы за всю свою лошадиную жизнь не одержал. Кровь — да, но он не чемпион.
— И слава богу, что не чемпион! Значит, на него и не поставит никто! А он выиграет… Ты понял? Ты не только эти деньги заработаешь, у тебя еще останется, чтобы мне бутылку поставить. И не забывай, между прочим, что лошадь к победе, к финишу, на себе везти надо. Это ты его, Малыша своего, на своем горбу привезешь, а не он тебя, — он помолчал и добавил: — А ставку за тебя сделают, не беспокойся. Есть у меня…
Как сделать — пусть даже из чистокровки с прекрасной родословной — будущего чемпиона за четыре дня? Не знаю. Более того, точно знаю, что невозможно. Не стоит и пытаться. Я и не пытался. Я просто вспомнил… один давний рассказ одного старого жокея.
Позанимался я с Малышом — да, но не усердствовал особо. За такое время и в самом деле невозможно ничего изменить. Общий тонус, ветосмотр, с кормом не переусердствовать, суставы, сухожилия, копыта, подковы. Правую переднюю пришлось подковать заново. На этой же ноге на сустав компресс. Пару-тройку галопов на кругу, чтобы дыхание открыть и чтобы дорожку вспомнил, и все, пожалуй. Он, конечно, сразу понял, что к чему, все признаки налицо: скачка. Разумеется, и у лошади нервы, да еще какие. Есть особо чувствительные, так они за несколько суток психовать начинают, кроме своего конюха никого не подпускают, храпят, кружат на одном месте как заведенные, без перерыва. А жокею вообще в это время к лошади лучше не приближаться: увидит, решит, что вот сейчас на круг, и перегорит. И всю работу подготовительную начинай сначала. Да жокею вообще лучше лошади глаза зря не мозолить, только перед самой скачкой, перед стартом…
С Диной пару раз сумел поговорить. Она совсем слабенькая уже стала, девочка моя, ей как раз перед операцией химиотерапию делали. Но держалась молодцом, шутить пыталась, чтобы я, значит, себя соблюдал и от нее ни-ни. Что костный мозг у донора уже взяли и все в порядке. Что не мешало бы и в голове что-нибудь тоже пересадить, потому что совсем поглупела от любви ко мне. Что скоро вернется…
Накануне скачки я домой не пошел. Лег в той же каптерке, на том же топчане, заснуть, конечно, не могу. Голова пустая, мыслей нет. Знал бы как, помолился бы. Но я не знаю — и тоже поздно, ничего уже не изменить. Вот только единственное, что приходит в голову:
«Спаси и помилуй, Господи! Спаси и помилуй нас обоих — и ее, и меня. Не жить нам друг без друга, Господи, обреченные мы. Друг на друга и навсегда. Будь милостив к рабам твоим. Спаси и помилуй. Спаси и помилуй. Спаси и по…»
ПОСЫЛ
Мы все движемся друг за другом соответственно номерам в скачке, и пока мы шагом и рысью не спеша проходим вдоль главной трибуны, голос диктора представляет по одному:
— Под первым номером стартует… под седлом мастера-жокея международной категории… Под вторым номером стартует…
«Ну, международной категории у нас нет и, скорее всего, не будет, но это мы с тобой как-нибудь переживем, Малыш, да? Не это главное в жизни, не это…»
— Под пятым номером стартует Лабиринт под седлом мастера-жокея Юрия…
Всю нашу скачку я, само собой, изучил и просчитал еще накануне, все лошади и их всадники были мне знакомы, кроме одной темно-гнедой кобылы и паренька на ней. И лошадь, и всадник были мне не известны, от таких как раз не знаешь, чего ждать. Может пустышка, а может… Движется вроде ничего так. И сидит парнишка неплохо. Стремя очень уж высоко, коленями до подбородка достать можно, — молодой еще, под знаменитых жокеев работает. Ладно, поглядим…
Голос стартующего:
— Занять стартовые позиции!
Для лошади совсем неприятно втискиваться в тесноту стартовой кабины, она узкая — если раздвинуть носки сапог наружу, то в стенки упираешься. Тут внимание нужно, лошадь вылетает из кабины, как пуля из ствола. Упаси бог задеть ногой. В лучшем случае сломаешь ногу, в худшем — голову…
— На старт!
Одновременно с выстрелом стартового пистолета открываются створки ворот и — первый посыл…
Мы качаемся в седлах, вернее сказать, в стременах, седел мы даже и не касаемся, жокейская посадка высокая. Чем выше стремя, тем меньше ты мешаешь лошади, меньше ограничиваешь естественную свободу ее движений. По сути дела, ты все время стоишь, согнувшись, на
