Топаз - Рю Мураками
Через несколько минут после смерти меня наверняка ждет то же самое. И у меня вот так же вывалится язык, и кто-то с очень близкого расстояния будет смотреть в мои потухшие глаза.
Аояма представил себе эту картину. Он вообразил все настолько детально, что даже сам не мог в это поверить. Казалось, что все это не возникло в голове Аоямы, а происходило вполне реально, на его глазах, а он просто безучастно наблюдал. Наблюдал за тем, как лишенный обеих ступней сам же и умирает, высунув язык. Вокруг толпятся полицейские, а судмедэксперты в белых халатах осматривают его глазные яблоки. Возможно, по степени их сухости они смогут предположить, когда наступила смерть. Глаза, лишенные света и блеска, подобны стеклянным бусинам, вставленным в глазницы чучела тигра или медведя. Риэ-сан плачет, уткнувшись лицом в край фартука. Сигэ стоит в оцепенении и смотрит на потухшие глаза Аоямы и вывалившийся язык. Почему неизвестно зачем представляю себе такое? Наверное, мозг ослаблен препаратами, решил было Аояма, как вдруг ощутил нечто нестерпимо неприятное в области солнечного сплетения. Это был не конкретный симптом, как то: позыв к рвоте, головокружение или боль, а ужасный навязчивый дискомфорт, будто в организме, в каком-то из внутренних органов, что-то взорвалось. На мгновение это ощущение заставило кровь в жилах бежать с новой силой, и ноги Аоямы, вытянутые на столе и будто сжимавшие мертвое тело собаки, задрожали мелкой дрожью. Вероятно, мои внутренние органы пришли в ярость от того, что мозг смирился с неизбежностью смерти, подумал Аояма. Мой организм демонстрирует свое неприятие. Я должен бежать. Изо всех сил он попробовал пошевелить ногами. Но чувствительность в нижней части тела была парализована лекарствами. Руки и пальцы рук двигались. Он несколько раз сжал их в кулаки, и чувствительность понемногу начала возвращаться. Шея тоже была подвижна. Аояма поднял руки, чтобы правой взяться за левую, и, пригнув голову, принялся покусывать ладонь. Он почувствовал слабую боль. Асами обернулась к нему. Похоже, ей каким-то образом удалось вытянуть провод усилителя. Аояма продолжал в определенном ритме сильно кусать ладонь. Постепенно к левой руке вернулась чувствительность. Когда же он собрался взяться за правую, раздался щелчок, музыка оборвалась и свет погас. Произошло короткое замыкание, и выбило предохранитель. За окном было уже довольно темно, и в полумраке фигура Асами пропала из виду.
– Где предохранитель? Где он? – вскоре совсем рядом прозвучал ее голос. – Сейчас ты уже можешь говорить. Отвечай, где он?!
Асами Ямасаки склонилась к самому уху Аоямы. Было темно, и потому он мог различить только контур ее лица, но это было все то же лицо, которое он прижимал к себе и целовал десятки раз. Оно было так близко, что достаточно было простереть руку, чтобы коснуться его. Казалось, она вот-вот закроет глаза и потянется к нему губами. Этот женский профиль Аояма миллионы раз рисовал в голове. Даже искажаясь в моменты наслаждения, это лицо оставалось неизменно прекрасным. Ничто не могло его обезобразить. В одно мгновение забыв и о побеге, и о неприятных ощущениях внутри, Аояма всматривался в этот безупречный профиль и вдруг получил удар по щеке. И это не было неосознанной пощечиной в порыве страсти. Асами вполне хладнокровно ударила его по лицу правой рукой, в которой сжимала вилку. Словно всего лишь удостоверилась, что Аояма по-прежнему рядом. Вилка с силой угодила ему по губе. Кожа лопнула, и по подбородку побежала кровь. Ощутив острую боль, пробирающую до костей, Аояма закрыл лицо руками.
– Предохранитель… – монотонно повторила Асами. Голос звучал равнодушно, без намека на нерешительность и какое-либо сожаление о том, что она только что ударила и ранила человека.
– Он на кухне, – еле слышно ответил Аояма.
У него все еще практически не было голоса.
Если говорить точно, то предохранитель располагался на стене кладовки, соседствующей с кухней.
Нащупать в темной кухне дверь в кладовку, открыть ее и отыскать щиток с предохранителем, спрятанный высоко за стиральной машиной, отнюдь не просто. Это займет немало времени. Если повезет, возможно, мне удастся сбежать на второй этаж. Там находились спальня Аоямы и комната Сигэ. Комната Сигэ изнутри запиралась на ключ, и был телефон.
Прежде чем отправиться на кухню, Асами вилкой, что сжимала в руке, замахнулась на ногу Аоямы. Аояма инстинктивно напрягся, но целью Асами оказался труп Гэнгу, и вилка с отвратительным звуком неглубоко вонзилась в собачий загривок. По-видимому, Асами не знала, что Гэнгу уже умер. Из-за того, что шкура у бигля довольно толстая, вилка вскоре под собственной тяжестью упала на стол. С того момента, как Асами скрылась на кухне, боль в щеке возобновилась. Боль, парализованная страхом, возвратилась с удвоенной силой. Левую половину лица свело так, словно там удалили зуб без анестезии. Кровь из лопнувшей губы попадала в рот. Ощущение ее теплоты лишило Аояму боевого настроя. Было слышно, как Асами бродит по кухне.
Это был скрип резиновой подошвы кроссовок по покрытию пола. Обернувшись, Аояма увидел силуэт Асами, которая перемещалась по кухне на ощупь, вытянув перед собой обе руки. Она двигалась медленно. Действовала осторожно, чтобы ненароком не задеть и не разбить посуду или цветочные горшки. Аояма первым делом при помощи рук приподнял одну за другой ноги и, закинув их на диван, лег. Он
