Сексуальная жизнь наших предков - Бьянка Питцорно
Донора, 10 ноября 1910 года
Гарсия рос бледным и хрупким, часто плакал. Нам приходилось дважды менять кормилицу, потому что он отказывался от молока, потом весь покрылся сыпью, особенно на шее и на голове, исхудал и плакал всё тише. Родственницы, акушерка и даже врач насоветовали нам кучу лекарств, но в прошлый понедельник мы нашли в колыбели безжизненное тельце. Глаза были закрыты, как будто он спал. Гаддо приказал сфотографировать его, чтобы мы не забыли, как выглядел наш сын. Похоронили его в Ордале, рядом с моей матерью. Я очень переживаю за Диего и вздрагиваю от страха каждый раз, как услышу, что он заплакал. Я снова беременна, но на этот раз вижу бесчисленные пугающие сны. Мне снится, что Гаддо уходит от меня, что он завёл себе другую семью. Снится, что он поднимается наверх и забирается в постель к Армеллине. Даже проснувшись, я по-прежнему ревную – к привязанности, которую мой муж питает к Танкреди, к его скорби по дочери и умершей жене. Думаю, по Гарсии он не пролил столько слез, как по Клоринде. Мой духовник говорит, что это совершенно нормально: ребёнок нескольких месяцев от роду не проявляет характера, у него даже ещё не до конца сформированы черты лица, а девочке, как-никак, было почти пятнадцать.
Донора, 4 апреля 1912 года
Через десять месяцев после смерти Гарсия родилась Санча, здоровая и крепкая, как Диего. Роды были настолько трудными, что мне пришлось оставаться в постели ещё целых пять недель, в течение которых доктор строго-настрого запретил Гаддо приходить ко мне.
Удивительно, но я вдруг поняла, что скучаю по его ласкам, даже тем, что казались мне совсем уж отвратительными. Я схожу с ума от мысли, что он может пойти искать удовольствий в другом месте. У меня не хватает смелости рассказать ему об этом, но я бы хотела, чтобы по вечерам он не так часто уходил из дома. Действительно ли он ходит в дворянское собрание, как уверяет меня? Может ли человек с такими привычками выдержать несколько недель воздержания? Но даже если он никуда не пойдёт, есть ведь ещё Армеллина, которая спит наверху. А внизу, возле кухни, есть младшая горничная, нахальная девчонка, которая под предлогом жары никогда не застёгивает сорочку.
Измученная ревностью, я почти не замечаю, как растёт Санча, как Диего делает первые шаги, говорит первые слова и повсюду следует за Танкреди. Я понимаю, что он снова обнимался с братом, по запаху сигары, который остаётся на его одежде и волосах. Этот его флорентийский братец начал курить, подражая отцу, а Гаддо ничего ему не говорит, даже, по-моему, втайне гордится. Поначалу я не обратила внимания, но мой отец, кажется, снова как-то чересчур задумчив, хотя кошелёк моего мужа для него по-прежнему распахнут.
После карантина Гаддо вернулся в мою постель с прежним пылом и новыми странными фантазиями, но теперь они не кажутся мне такими отталкивающими. Меня мучает только мысль о том, где он всему этому научился, где достал это невероятное белье с кружевами и косточками, которое просит меня носить. Прошло всего два месяца, а я снова беременна.
– Опять? Я что-то уже счёт потеряла этим беременностям! – воскликнула Ада. – Но, надо сказать, у неё даже в старости была прекрасная фигура. Другая бы давно раздалась вширь. Наверное, всё это её ужасно выматывало.
– Хотя, видишь, секс потихоньку начинал ей нравиться...
– Знаешь, что она говорила, когда я расспрашивала её о наших предках? «Наш долг – доставить удовольствие им». Впрочем, думаю, о себе она тоже не забывала. Но скажи-ка мне лучше, Джиневра, почему эти рассказы произвели на тебя такое сильное впечатление? Лауретте они, понятное дело, не понравятся, но в принципе в них нет ничего странного. Ты же не думаешь, что эротические игры изобрели мы, дети цветов? И потом, большинство людей с определённой регулярностью женятся или выходят замуж. Так что не говори мне, что ты узнала о сексе что-то, чего не знала раньше.
– Я и не говорю, тётя Адита. Уж явно в том, что вытворяли в постели мои прабабушка и прадедушка, для меня ничего нового нет, хотя, должна признаться, таких откровенных рассказов я не ожидала. Просто до тех фрагментов, которые меня поразили, мы ещё не дошли. По-моему, уже недолго осталось: я помню, что в первый раз открыла дневник примерно на этой странице.
– Тогда давай пойдём дальше и всё-таки найдём их, а то у меня уже глаза закрываются.
– О, представляю, как широко они распахнутся, когда вскроются все постыдные тайны нашей семьи. Да-да, много тайн, не одна! Сперва о моем отце, потом о моем муже, а дальше... Ты прожила всю жизнь рядом с... с этими людьми, но так и не узнала, кто они на самом деле!
– С кем? Они что, до сих пор живы? И я их знаю?
– Подожди, сама всё
