Четыре дня - Всеволод Михайлович Гаршин
— Сто-о-ой! Опуска-а-й! Санитары, четвертая смена, марш! За носилки! Берись, поды-май!
Это командует Пётр Иваныч, наш лазаретный офицер, высокий, худой и очень добрый человек. Он так высок, что, обернув глаза в его сторону, я постоянно вижу его голову с редкой длинной бородой и плечи, хотя носилки несут на плечах четыре рослые солдата.
— Пётр Иваныч! — шепчу я.
— Что, голубчик? — Пётр Иваныч наклоняется надо мною.
— Пётр Иваныч, что вам сказал доктор? Скоро я умру?
— Что вы, Иванов, полноте! Не умрёте вы. Ведь у вас все кости целы. Этакий счастливец! Ни кости, ни артерии. Да как вы выжили эти четыре с половиною суток? Что вы ели?
— Ничего.
— А пили?
— У турка взял флягу. Пётр Иваныч, я не могу говорить теперь. После.
— Ну, господь с вами, голубчик, спите себе.
Снова сон, забытьё…
Я очнулся в дивизионном лазарете. Надо мною стоят доктора, сестры милосердия, и, кроме них, я вижу еще знакомое лицо знаменитого петербургского профессора, наклонившегося над моими ногами. Его руки в крови. Он возится у моих ног недолго и обращается ко мне:
— Ну, счастлив ваш бог, молодой человек! Живы будете. Одну ножку-то мы от вас взяли; ну, да ведь это пустяки. Можете вы говорить?
Я могу говорить и рассказываю им всё, что здесь написано.
1877 г.
