Избранное - Андрей Гуляшки
Они обсудили еще некоторые вопросы технического характера, и майор ушел.
В ходе этой беседы полковника Манова не покидало противоречивое чувство. С одной стороны, он радовался собственной прозорливости, своему умению быстро обобщать факты и своевременно давать правильные советы. Словом, как всякий мастер своего дела, он испытывал удовлетворение оттого, что лишний раз подтвердилось его умение. Но это удовлетворение было неполным, потому что, пока он обобщал факты и формулировал свои выводы; он ни на минуту не мог забыть о «Гермесе» — мысль о нем все время забегала вперед, хотя он сознательно удерживал ее, перекрывая ей дорогу. Она мстила ему за это, рождая в душе его сомнения. Верно, его разумные, безусловно правильные, выводы, к которым он пришел так быстро, подсказаны фактами, связанными с находкой майора Н., но где уверенность, что эти выводы единственно правильные? Есть ли у него основания считать их бесспорными и не принимать в расчет вчерашнюю передачу «Гермеса»? Вот почему, пока он беседовал с майором Н., ему не давало покоя это противоречивое чувство: с одной стороны, чувство удовлетворения, с другой — сомнение в его правомерности.
Теперь, когда майор Н. ушел, чувство удовлетворения у него вообще исчезло. Неизвестный сообщает о том, что заказ выполнен, и спрашивает, кому его передать. А что, если этот заказ — фотоснимки оборонительного объекта «Момчил-2»? Ведь не исключено, что «Момчил-2» и в самом деле сумели сфотографировать и «Гермес» с минуты на минуту сообщит, кому и как передать снимки… Чему же тут радоваться?
Но обязательно ли связывать фотографирование «Момчила-2» с передачей «Гермеса»? На первый взгляд подобная связь представляется вполне возможной, иначе вроде и быть не может, но это лишь теоретически. В практике пока не было случая, чтобы иностранный агент, выполняя задание по фотографированию важного объекта, не знал, кому и как передать снимки. Полковнику казалось невероятным, чтобы кто-то похитил какие-то документы, либо тайно сфотографировал их, либо обзавелся засекреченной минералогической пробой и потом мучился в догадках, что ему делать со своими трофеями, кому их передать. Ничего подобного полковник не мог припомнить в своей практике.
Опыт настойчиво подсказывал ему во всех случаях избирать уже не раз испробованные, проверенные способы действия. Даже в самых сложных операциях по раскрытию шпионской агентуры, таких, например, какие в свое время были проведены Аввакумом, шпион всегда имел свои явки, своих связных и пособников. Так что связь между фотографированием «Момчила-2» и вчерашней передачей «Гермеса» могла быть чисто теоретической, исходя же из практического опыта, она выглядела весьма сомнительной и по меньшей мере наивной.
Вот почему во время разговора с майором Н. Манов всячески отгонял от себя мысль о «Гермесе». Вот почему он был так оживлен и возбужден — настоящий исследователь, он доказал, что умеет держать свои сомнения при себе.
Но теперь, когда он остался один, сомнения эти буквально подавляли его. И поскольку он не мог ни отбросить их, ни принять, он решил пока не думать ни о «Гермесе», ни о находке майора. Все равно в ближайшие несколько часов определится точный курс для поисков.
А события продолжали развиваться.
В четыре часа пятнадцать минут дежурный лейтенант доложил полковнику, что со старшим шифровальщиком стряслась беда. В тот момент, когда он, возвращаясь в министерство, переходил улицу Шестого сентября, его сбила «волга». Машина шла на небольшой скорости, так что она лишь несколько примяла его передними колесами. Дознание, произведенное автоинспекцией на месте происшествия, установило, что виноват пострадавший: он пересекал улицу не там, где был обозначен переход. Мокрая мостовая и туман усугубляли опасность. Несмотря на то, что было очень скользко и была плохая видимость, шофер затормозил машину вовремя и винить его не за что. Зачем старшему шифровальщику понадобилось в неположенном месте переходить улицу? Из института имени Пирогова сообщили, что в настоящий момент жизни пострадавшего не угрожает опасность, но у него обнаружен перелом ребер, заворот кишок, да и с позвоночником что-то не все ладно…
Пока лейтенант докладывал об этом, сообщая подробности (сам он как будто больше сочувствовал шоферу, потому что у него был «москвич» и ему самому приходилось сидеть за рулем), полковник испытывал такое чувство, будто он проваливается в бездонную яму, наполненную ядовитым газом. Ему стало трудно дышать. Смутная тревога, которую он ощущал при виде молодого человека, перед тем как тот ушел, теперь мучительно жгла его, словно горячий гейзер обдавая его сердце. Он приложил к груди руку и сделал глубокий вдох. Лейтенант мог идти, на кой черт ему приводить все эти подробности? Автоинспекция сделала все, что требуется в подобных случаях. Да, но ведь это он посоветовал своему сотруднику прогуляться. У молодого человека был какой-то нездоровый цвет лица, и два золотых зуба мерцали у него во рту, словно пламя горящих свечей. Так по крайней мере показалось полковнику. Опять звонят — может быть, это из института Пирогова? Билеты… Нет у него никаких билетов. Когда его наконец оставят в покое? Полковник не притронулся к телефонной трубке…
Он только посоветовал ему пройтись по свежему воздуху, вот и все. Заворот кишок и что-то с позвоночником… Подобные случаи бесследно не проходят…
И вдруг рядом с горячим гейзером, обжигающим сердце, забил
