Алексей Писемский - В водовороте
"Николай Гаврилыч! Вы некогда делали мне предложение и желали на мне жениться. В настоящее время я нуждой доведена до последней степени нищеты; если вы хотите, то можете на мне жениться, но решайтесь сейчас же и сейчас же приезжайте ко мне и не дайте умереть с голоду моему ребенку!" Надписав на конверте письма: "Николаю Гаврилычу Оглоблину", Елена отправила его с нянею, приказав ей непременно дожидаться ответа. На успех этого письма Елена, кажется, не совсем надеялась, потому что лицо ее после решительного и смелого выражения приняло какое-то отчаянное: она заметно прислушивалась к малейшему шуму в коридоре; наконец, раздались довольно сильные шаги, двери к ней в нумер распахнулись, и влетел торжествующий и блистающий радостью Николя.
- Ах, я очень рад!.. Благодарю вас... я ужасно рад!.. - говорил он, целуя руку Елены. - Как же вам не совестно давно мне не прислать, что вы нуждаетесь! - говорил он.
Хлопоча, чтоб Елену выгнали, Николя вовсе не ожидал, что она впадет чрез то в бедность. И воображал, что Елена превесело будет поживать с Жуквичем.
- А где Жуквич-то? - присовокупил он.
- Он давно уехал, - отвечала Елена.
Николя при этом выпучил глаза.
- Так, стало быть, это неправда, что говорили тогда про вас? - сказал Николя.
- Конечно, неправда! - воскликнула Елена.
- Ну, и отлично это!.. Отлично!.. - говорил Николя, потирая с удовольствием руки.
- Но ваш отец не позволит вам жениться на мне! - возразила Елена.
- А пожалуй, не позволяй; очень мне нужно! - говорил совершенно смелым тоном Николя.
- Но чем мы в таком случае будем жить с вами? - спросила Елена.
Николя при этом рассмеялся ей в лицо.
- Как чем жить? У меня своих двадцать тысяч годового дохода, а я еще скопил из них, - очень мне нужно отцовское состояние.
- Но правда ли это, monsieur Николя? - произнесла Елена недоверчивым голосом.
На лице Николя при этом отразилось, в свою очередь, недоумение.
- Вот видите что, - объяснила ему Елена, - я вам буду говорить откровенно, что я вас не люблю и иду за вас из-за состояния.
- Понимаю это я... Будто я не понимаю этого! - подхватил Николя.
- Кроме того, - продолжала Елена, - я столько раз в жизни была обманываема людьми, что теперь решительно никому не верю, а потому вы как-нибудь фактически должны доказать мне, что у вас есть состояние.
- Да как же я вам докажу? - спросил Николя, тяжело поворачивая свой толстый язык.
- Как знаете!.. - сказала ему Елена.
Николя после этого несколько времени глядел на нее, выпуча глаза, и думал.
- Разве вот что сделать! - произнес он. - Погодите, я сейчас вам все бумаги мои привезу!.. - проговорил он радостно и затем, схватив шапку, выбежал из нумера; но через какие-нибудь полчаса снова вернулся и действительно привез показать Елене, во-первых, купчую крепость и планы на два огромные каменные дома, собственно ему принадлежащие, и потом духовное завещание от родной бабки на очень большое имение.
- Ну, вот вам, успокойтесь! - говорил он.
Елена пересмотрела эти бумаги очень внимательно.
- Все это отлично!.. - проговорила она. - Но вы теперь мне дайте хоть сколько-нибудь денег, потому что ни ребенок, ни я другой день ничего не ели.
- Ах, боже мой! - воскликнул с чувством Николя. - Возьмите, пожалуйста! - продолжал он, торопливо подавая Елене двести рублей серебром.
Та сейчас послала за чаем и за доктором для ребенка.
- Только вы завтра на мне, Николя, и женитесь! - говорила ему Елена.
- Завтра, непременно завтра! - отвечал Николя.
Елена до такой степени спешила выйти замуж, с одной стороны, кажется, из опасения, чтобы Николя кто-нибудь не отговорил, а с другой, тоже чтобы и самой не передумать.
XII
Услыхав о женитьбе сына на Жиглинской, старик Оглоблин в первые минуты, когда ему сказали о том, совсем потерялся и потом, конечно, позвал к себе на совещание своего Феодосия Иваныча.
- Слышали... что тут... наделалось? - спросил он его своим отрывистым языком.
- Что такое-с? - отозвался Феодосий Иваныч, как бы и не догадываясь, о чем его спрашивают.
- Николай!.. Женился... на этой бывшей нашей кастелянше!.. И я желаю... брак этот расторгнуть!.. - продолжал старик Оглоблин.
Феодосий Иваныч на это уже молчал: он, кажется, все еще продолжал немножко сердиться на своего начальника.
- Как вы думаете, разведут их? - приставал к нему Оглоблин.
- Как мне думать тут?.. Все это от владыки зависит! - воскликнул насмешливо Феодосий Иваныч, в удивлении, что начальник его подобных вещей даже не знает.
- От владыки, вы думаете, зависит это? - переспросил тот его еще раз.
- Все от владыки! - повторил Феодосий Иваныч тем же насмешливо-грустным тоном.
Получив такое разъяснение от подчиненного, старик Оглоблин в то же утро, надев все свои кресты и ленты, отправился к владыке. Тот принял его весьма благосклонно и предложил ему чаю. Оглоблин, путаясь и заикаясь на каждом почти слове, тем не менее, однако, с большим чувством рассказал о постигшем его горе и затем изложил просьбу о разводе сына. Владыка выслушал его весьма внимательно, но ответ дал далеко не благоприятный.
- В законе указаны случаи, вызывающие развод, но в браке вашего сына я не вижу ни одного из них! - произнес он своим бесстрастным голосом.
Старик Оглоблин, разумеется, возражать ему не осмелился и ограничился только тем, что уехал от владыки крайне им недовольный и еще более опечаленный совершившимся в его семье событием.
В следующую затем неделю все именитые друзья и сослуживцы старика Оглоблина спешили навестить его для выражения ему своего участия и соболезнования; на все утешения их он только молча склонял голову и разводил руками. Николя между тем каждый день ездил к отцу, чтобы испросить у него прощение, но старик его не принимал. Тогда Николя решился обратиться к Феодосию Иванычу и для этого забежал к нему нарочно в канцелярию.
- Послушайте: подите, выхлопочите, чтоб отец меня простил! - сказал он ему.
На первых порах Феодосий Иваныч взглянул было как-то нерешительно на Николя.
- А если не выхлопочете, так, право, отдую, ей-богу! - присовокупил тот по обыкновенной своей методе, и Феодосий Иваныч в самом деле, должно быть, побаивался подобных угроз, потому что на другой же день, при докладе бумаг своему начальнику, он сказал ему:
- Что вы Николая-то Гаврилыча не прощаете!.. Один сын всего, и с тем вы в ссоре!
- А зачем он на такой негодяйке женился? - перебил его резко Оглоблин.
- Что ж на негодяйке?.. Вам, что ли, с ней жить, али ему? - возразил, в свою очередь, тоже резко Феодосий Иваныч. - Не молоденькие, - пожалуй, умрете и не повидаетесь с сыном-то! - прибавил он затем каким-то мрачным голосом и этим последним замечанием окончательно поразил своего начальника, так что у того слезы выступили на глазах.
- Ну, велите, чтобы Николай приехал! - произнес он, почти всхлипывая.
Феодосий Иваныч сейчас послал казенного курьера сказать о том Николя; тот немедля приехал к отцу, стал перед ним на колени и начал было у него испрашивать прощения себе и жене. Его, собственно, старик тут же простил и дал ему поцеловать свою руку, но о жене и говорить не позволил. Тогда Николя, опять забежав в канцелярию к Феодосию Иванычу, попросил его повлиять на начальника своего. И Феодосий Иваныч, вероятно, повлиял ему известным способом, потому что, когда на другой день Николя приехал к отцу и, став на колени, начал его снова просить за жену, то старик, хоть и с презрительною несколько миной, но сказал ему: "Ну, пусть себе приезжает!" И Елена приехала. Она это сделала единственно затем, чтобы не поддерживать распри между отцом и сыном. Старик Оглоблин, как только увидал ее, так невольно почувствовал неотразимое влияние красоты ее и, по своей прежней кавалергардской привычке, свернул свою правую руку кренделем и предложил ее Елене. Та вложила в этот крендель свою руку, и таким образом они вошли в гостиную, где старик усадил свою невестку на самое почетное место и был к ней очень внимателен и любезен. Когда, наконец, молодые кончили свой визит и пошли, то Николя на минуту приостановился со своим отцом в гостиной.
- Что, папа, какова?.. Ведь красавица! - проговорил он негромко и показывая глазами на уходящую Елену.
- Почти!.. Почти красавица! - произнес старик с видом знатока. - Желта только как-то она сегодня! - прибавил он.
- Это ничего, пройдет! - подхватил Николя, весь горя радостью.
Елена не то что была желта - она была почти зеленая; только силой воли своей она скрывала те адские мученья, которые переживала внутри себя!
О браке Николя с Еленой у Григоровых узнали очень не скоро; единственный человек, который мог бы принести эту новость, Елпидифор Мартыныч, не был у них недели уже две, потому что прихворнул разлитием желчи. Болезнь эта с ним приключилась от беспрестанно переживаемого страха, чтобы как-нибудь не узнали о припрятанных им себе в карман деньгах Елизаветы Петровны: Елпидифор Мартыныч во всю свою многолетнюю и не лишенную разнообразных случаев жизнь в первый еще раз так прямо и начисто цапнул чужие деньги. Но последнее время общество Григоровых увеличилось появлением барона Мингера, прибывшего, наконец, в Москву и, по слухам, даже получающего в оной какое-то важное служебное назначение. Когда барон приехал в первый раз к князю, тот принял его довольно сухо; но барон, однако, отнесся к нему так симпатично, с таким дружеским участием, с такими добрыми и ласкающими манерами, что князь невольно смягчился, и когда барон уехал, он переговорил по этому поводу с женою.
