Крейсер «Суворов» - Александр Ермак
Безусловно, Морозов смягчится, если Белаш расскажет что-то о своих товарищах с седьмой площадки. Про них мало что известно: в КДП редко кто поднимается и из рядового, и из командного состава. Вадим задумался о том, что именно он может рассказать особисту о «живущих» в посту Пасько, Старике, Шуше, Хвосте, Матроскине… О них нужно сообщить какую-то такую мелочь, которая не повредит товарищам и которая поможет Белашу получить характеристику. После этого Вадим уволится в запас. Так что и ребята не пострадают, и он сам останется прежним Белашом-«Делашом». Или не останется?
Вадим заворочался на шконке. Может быть, никто и не расчухает, но сам-то он будет знать, что однажды донес на товарищей. По пустяку, но донес. И кто знает, не будет ли эта мелочь «ниточкой», за которую Морозов начнет «раскручивать» Белаша дальше: раз сдал друзей по мелочи, сдаст и по-крупному, раз начал сотрудничать с органами государственной безопасности на военной службе, то продолжит это делать и на «гражданке».
Очередная огромная волна ударила корабль так, что он вновь содрогнулся всем своим массивным корпусом. Вадим спрыгнул на палубу и подошел к шконке Пасько. Тот лежал с открытыми глазами – видимо, тоже маялся какими-то мыслями.
Белаш позвал:
– Айда на качели!
Пасько думал недолго:
– Это мысль.
Вадим кивнул:
– Буди Старика, а я – Шушу. Еще кого-нибудь позовем…
Шуша не сразу понял, в чем дело:
– Шо-шо? Качели? Яки качели? – когда же сообразил, то замотал головой: – Не, не пойду я. Чего-то меня мутит. Полежу лучше…
Было странно, что Шушу мутит. КДП, который находится выше всех постов на корабле, всегда раскачивает больше всего, и его обитатели привыкли к штормам, любую качку переносят совершенно спокойно. Никто ранее не отказывался от качелей – не так часто они случаются. Но Белаш согласно кивнул:
– Как хочешь… – и пошел во второй кубрик, позвонил оттуда другу в кубрик, – Матроскин! Живой? Идешь с нами на качели?
– А ты волны видел? – донеслось из трубки после недолгого молчания.
Вадим усмехнулся:
– Так в самый раз. Идешь или нет?
– Ладно, «Делаш»!
Через пару минут Матроскин был у них в кубрике. Вчетвером отправились по коридорам низов к выходу на надстройки. Переждав очередной мощный удар волны, запрыгнули на вторую площадку. Не переводя дыхания, проскочили заливаемые брызгами третью и четвертую, далее уже неспеша поползли вверх по узким, раскачивающимся вместе с кораблем трапам. На последней седьмой площадке, чтобы не вылететь за борт, нужно было держаться за ограждающие леера. Корабль переваливался с борта на борт, и КДП мотался из стороны в сторону над водой как шарик на конце маятника.
Они полезли не внутрь теплого, уютного поста. По скобам на внешней поверхности КДП поднялись к кожухам труб дальномеров, которые, как рога, торчали из корпуса поста. К ним был приварен трапик длиной в два метра и шириной не более десяти сантиметров. Вчетвером встали на этот трапик, ухватились за находящийся перед ними леер. Сделали они это в тот момент, когда крейсер выпрямился. Уже через секунду корабль стал заваливаться на правый борт. Вместе с ним, с КДП полетела вниз также и мертвой хваткой вцепившаяся в леер четверка.
Если сначала в двух метрах под ними была железная площадка, то через мгновение – ниже находящиеся надстройки, еще через мгновение – верхняя палуба, до которой тридцать метров высоты. Через пару секунд под ними кипела, мчалась навстречу морская пучина. Чем больше крейсер заваливался, тем отчетливее была видна белая пена на черной воде, и тем более сырым становился воздух. Сверху моросил дождь, снизу летели брызги, над водой вся влага смешивалась, и, в конце концов, «четверка» оказалась и не в воздухе, и не в воде, а в каком-то холодном насыщенном пару, сразу пропитавшем одежду, сделавшим мокрыми и тела, и лица. Все лишь моргали, никто не пытался протереть залитые влагой глаза – пальцы судорожно сжимали леер. Корабль падал вправо все быстрее и быстрее. Океан становился все ближе и ближе. Все ждали, что вот сейчас, сейчас крейсер упадет на воду, зачерпнет бортом. Но неожиданно движение вниз начало замедляться. Еще несколько мгновений и корабль завис бортом над волнами. Казалось, до них можно достать рукой. Брызги больно бьют в лицо. Ноги изо всех сил упираются в трапик, пальцы рук немеют на леере. Еще чуть-чуть, и нависшие над морем, не справляющиеся с земным тяготением матросы поползут по мокрому железу и сорвутся, посыпятся вниз прямо в эти черные-пречерные волны – бушующая бездна бесследно поглотит их. Но приходит спасение. Крейсер сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее начинает крениться в обратную сторону. Корабль разгоняется, быстро проходит вертикальную точку и снова начинает падать в океан, только теперь уже левым бортом. Все четверо снова летят в брызги, в пену, в бездну!
И опять море уже вроде бы заполучило их, но крейсер вновь замирает, так и не прилегши бортом на волну, начинает крениться в обратную сторону. Все повторяется раз за разом, раз за разом. Напряженные ноги, стиснутые пальцы и зубы, залитые водой глаза, мокрая одежда, рев беснующегося, требующего жертв океана…
А корабль мотает не только влево-вправо. Он также еще и скачет по морским «холмам». Сначала крейсер долго взбирается на огромную гороподобную волну, длиною в несколько сотен и высотой в несколько десятков метров. Потом замирает на ее гребне, и в этот момент видно, что до следующего гребня не меньше десятка корпусов корабля. В промежутке – пустота, глубокая яма, пропасть, в которую железный крейсер начинает сначала медленно сползать, а затем быстро, чуть ли не отвесно падать. Вот он достигает ее «дна», вонзается в пену, вспарывает форштевнем воду, погружается в нее и, кажется, через несколько мгновений скроется под поверхностью. Но наполненный изнутри воздухом корабль, задирая нос, выравнивается, мощная волна пробегает по баку, заливает шкафут, и затем корабль «выныривает», начинает взбираться на следующую огромную гороподобную волну. Душа уходит в пятки. Адреналин хлещет из ушей. «Эх, Федора бы сюда!» – вспомнил Вадим, как до службы бывал вместе с другом на разных аттракционах в центральном городском парке: на качелях-лодочках, на цепной карусели. Он даже ездил в чешский лунапарк, который летом привозил в город американские горки. Но с океанскими «качелями» никакой человеческий аттракцион сравниться не мог. Белаш был уверен, что даже в хваленом американском Диснейленде вряд ли найдутся «горки», после которых так освобождается, очищается, так радуется душа.
Еще нескольких минут падений и
