Собрание сочинений. Том 4. 1999-2000 - Юрий Михайлович Поляков
– Рабский труд на фазенде дона Пуэбло! – сказал Костя.
Дашка заливисто засмеялась. Зинаида Ивановна, надсматривавшая за качеством производимых работ, недовольно оглянулась.
– Бабушка, это – Костя! – представила внучка.
Лейтенант припал на колено и, к великому смущению Зинаиды Ивановны, почтительно поцеловал ее некогда холеную городскую, а теперь совсем уже деревенскую руку. Потом парочка скрылась в доме и через несколько минут выскочила на солнышко в совершенно пляжном виде. Костя, поигрывая молодыми, трепетными, как ноздри рысака, мускулами, отобрал у Башмакова орудие труда. Дашка взяла грабельки, и они направились в конец участка, где длинные грядки картошки вздымались, словно зеленые морские волны с бело-розовой пеной на гребнях. Работали весело, изредка озирая едва прикрытую наготу друг друга серьезными вспоминающими взглядами. Потом ушли купаться на пруд в сопровождении Маугли, полюбившего молодого лейтенанта с первого нюха. По возвращении Костя, благо в июле день долгий, навыполнял кучу заданий, которые едва успевала давать ему счастливая Зинаида Ивановна.
– Смотри, Тунеядыч, какие мужья бывают! – вздохнула Катя.
– А Костя еще ничей не муж, – сообщила Дашка. – Вот возьму и выйду за него!
– После суточного знакомства? – Катя усмехнулась.
– Здра-асте! Мы с ним знакомы с детства! – Дашка высунулась по пояс в окно. – Ко-ость, сколько мы с тобой знакомы?
– Тринадцать лет, десять месяцев и двадцать шесть дней! – крикнул он.
– Вот, у Кости все посчитано.
Ужин прошел за рассказами о том, что случилось в теннисном клубе. А случилось вот что. Дашка, как всегда, встала у стенки вместе с длинной Валей и начала отрабатывать удары. Тренер, злой как собака, не обращал на них никакого внимания. Он надел новый теннисный костюм, высветлил и уложил волосы, а чертова Вета позвонила и сообщила, что на тренировку приехать не сможет… Костя поначалу просто наблюдал за Дашкой, а потом взял ракетку и стал показывать, как правильно стоять у стенки.
– Почему на корте посторонние?! – заорал тренер.
– Это со мной! – ответила Дашка.
– У нас вход платный!
– Сколько? – спросил Костя.
– Десять долларов.
И тут на глазах изумленной Дашки Костя достал десять баксов, протянул тренеру и спросил:
– А сколько стоит с вами покидать?
– Двадцать долларов в час!
Дашка попыталась увести Костю, но не тут-то было. Он заплатил за два часа, взял у Дашки ракетку, вышел на корт и в конце концов обыграл тренера, который от ярости расколотил ракетку об пол…
– Я же не знала, что Коська был чемпионом училища! – захлебывалась от восторга Дашка. – А какая у тренера была прическа в конце! Кость, покажи!
Лейтенант взлохматил свою короткую стрижку и скроил совершенно идиотскую гримасу:
– Дураков надо учить!
Все засмеялись, а Зинаида Ивановна даже схватилась за сердце.
Вечером Костя и Дашка ушли гулять в поселок. Башмаков проводил их до калитки. Теплая июльская темень пахла медом. Освещенная решетчатая веранда, где Зинаида Ивановна и Катя накрывали стол к вечернему чаю, отсюда, из ночного сада, напоминала огромный фонарь, где поселились гномы. Олег Трудович подумал вдруг о том, что если бы человеку (человеку, а не заводной мыши!) после смерти предлагался на выбор любой способ вечностьпрепровождения, он, Башмаков, выбрал бы, наверное, вот этот: стоять в ночном саду на тропинке, ведущей к дому, вдыхать всей грудью медовую темень и смотреть, как на освещенной веранде накрывают стол к вечернему чаю…
Молодежь вернулась. Дашка восторженно рассказывала про то, как возле пожарного пруда к ним привязался известный дачный хулиган, обхамивший ее давеча по пути на станцию. Костя надавал ему по шее и скинул в воду к пиявкам.
– У них, оказывается, в училище и у-шу преподают! – благоговейно сообщила Дашка.
– Дураков надо учить! – потирая ушибленный локоть, скромно улыбнулся героический лейтенант.
Всеобщее ликование не разделила лишь Зинаида Ивановна, пробормотав, что хулиганье за такие вещи и дачу спалить может.
– Костя, – спросила Катя, – вас случайно не на секретного агента готовили?
– В известной степени. Но пока это никому не нужно.
– А может, и правильно? – предположил Башмаков. – Человечество вступило в эру вечного мира.
– Вечного мира не бывает, бывают только затянувшиеся перемирия, – серьезно ответил Костя.
– Вы так думаете? – внимательно посмотрела на него Катя.
– Да, я так думаю. И Жириновский тоже.
Некоторое время сидели молча, и было слышно, как под потолком мотыльки стрекочут крылышками вокруг горящей лампы.
– Покойный Петр Никифорович, – вдруг нарушила тишину Зинаида Ивановна, – ремонтировал на Ходынке квартиру одному разведчику. Генералу. У Гитлера был список наших самых опасных диверсантов. И генерал значился в этом списке на третьем месте. Петр Никифорович из уважения настелил ему дубовый паркет. Специально достал, выменял на импортную сантехнику. А генерал-то не поверил, что паркет дубовый, и накладную затребовал. А какая накладная? Петр Никифорович так расстроился, так расстроился… Он ведь из уважения!
– Кость, а скажи что-нибудь по-китайски! – попросила Дашка.
– По-китайски? – Он улыбнулся.
Глаза его сузились, губы резиново растянулись, и не своим, а совершенно иным, высоким переливчатым голосом лейтенант протенькал что-то очень красивое.
– И что это значит? – поинтересовалась Катя.
– Это из Ли Бо. В переводе звучит примерно так:
За яшмовою шторой,
В одиночестве,
Красавица застыла
У окна.
Глаза ее влажны,
Печальны взоры.
О ком она тоскует – Кто ж ответит?
– Костя, а трудно было учить китайский?
– Трудно. Но человек, не знающий языков, – калека.
– Значит, я калека, – вздохнул Башмаков.
– А еще что-нибудь прочти! – попросила Дашка.
– Может, из Ду Фу? – предложил Костя.
– А хоть и из Ду Фу! – кивнул Башмаков.
Спать разошлись за полночь. Зинаида Ивановна постелила гостю на террасе, на стареньком диване, на котором так любил лежать, почитывая «Фрегат “Паллада”», покойный Петр Никифорович. Среди ночи Башмаков проснулся от странных звуков. Казалось, дачный домик, ожив, со стонами и скрипом расправляет свои деревянные балки, лаги, венцы… Звуки доносились сверху, из Дашкиной комнаты.
«Вот мерзавцы!» – восхищенно подумал Башмаков и представил себе два молодых тела, свивающихся в великолепном, свежем вожделении, неутомимом, как майские соловьи. И во всем этом была какая-то высшая справедливость природы. Там, наверху, поближе к небу, буйствовала юная страсть, а здесь, внизу, поближе к земле, тихо сонничали два утихомиренных многолетним супружеством тела…
– Кать! – позвал он.
Но она мерно дышала, лежа к нему спиной. Олег Трудович долго и разнообразно гладил спящую жену, а потом, исхитрившись, попытался вкрасться в нее.
– Тунеядыч, отстань! – Катя гневно отпихнула мужа.
– Ты не спишь?
– Уснешь тут! Как не стыдно! Этот твой Костя…
– Почему мой?
– Замолчи, иначе сейчас будет скандал!
Костя уехал через три дня – сначала к родителям, а потом к месту службы. Он звонил почти каждый день и тратил на это, наверное, все свои деньги. Впрочем, Дашка уверяла, что он уже нашел приработки: во Владивосток постоянно наезжают китайские торговцы и им все время требуется переводчик.
В сентябре Костя прилетел в Москву – жениться. Он явился к Башмаковым с цветами, огромным тортом и бутылкой, содержавшей заспиртованную ящерицу.
Сидели на кухне.
– Костя, я понимаю ваши чувства! Все это очень трогательно, но Даша учится в институте, – возражала Катя. – Может быть, лучше пока что-нибудь вроде помолвки?
– Я переведусь в Приморский пед. Мы уже решили! – выкрикнула Дашка.
– Ах, вы уже все решили! А как же банк? Вряд ли ты найдешь себе там такую хорошую работу!
– Найду!
– Не думаю, – покачала головой Катя.
– Екатерина Петровна, я неплохо прирабатываю переводами. Займусь бизнесом. Нам хватит! – спокойно и твердо сказал Костя.
– Бизнесом? – изумился Олег Трудович.
– А что вы так удивляетесь? Офицеры себя сейчас сами кормят, если могут.
– Сомневаюсь.
– Екатерина Петровна, вам, вероятно, приходилось иметь дело с дураками в погонах.
– Костя, ну почему у вас все вокруг дураки?
Башмаков скривился оттого, что кто-то под столом больно пнул его в голень. Он вскинулся на Дашку и застал
