Верхний ярус - Ричард Пауэрс
Люди подставляют собственные тела прямо на линию огня. Даже здесь, в стране, где ущерб давно нанесен, где потери этого года — ничто в сравнении с тем, что произошло на далеком юге… людей бьют, над людьми измываются. Людям мажут глаза перцем, а она — та, кто знает, что каждый день мы теряем по триллиону листьев без возможности восстановления, — не делает ничего.
— Ты бы назвала меня мирным человеком?
— О, Ден. Ты мирный почти как растение!
— Мне плохо. Мне хочется покарать этих копов.
Она сжимает его руку в ритм качающемуся болиголову.
— Люди. Столько боли.
ОНИ СОБИРАЮТ ГРЯЗНЫЕ ТАРЕЛКИ в пикап для поездки в город. У двери Патриция хватает Дугласа.
— Я же богатая, да?
— Не настолько, чтобы пойти во власть, если ты об этом.
Она смеется слишком громко и замолкает слишком быстро.
— На данный момент сохранение природы в тупике. И теперь я вижу, что ничего не изменится. — Он смотрит на нее и ждет. А она думает: «Если бы весь наш вид мог вот так смотреть и ждать, как этот человек, мы бы еще могли спастись». — Я хочу открыть семенной фонд. Сейчас в мире вдвое меньше деревьев, чем когда мы с них слезли.
— Из-за нас?
— Один процент мирового леса — каждое десятилетие. Площадь больше Коннектикута — каждый год.
Он кивает, словно это удивило бы любого, кто не следит за ситуацией.
— Когда я уйду, вымрет уже до трети существующих видов.
Денниса удивляют ее слова. Она куда-то собирается?
— Десятки тысяч деревьев, о которых мы почти ничего не знаем. Виды, которые и классифицировать толком не начали. Это как сжигать библиотеку, художественный музей, аптеку и архив одновременно.
— Ты хочешь создать ковчег.
Она улыбается из-за слова, но пожимает плечами. Слово как слово.
— Я хочу создать ковчег.
— Где можно сохранить… — Его захватывает странность идеи. Хранилище для сотен миллионов лет работы. Положив руку на дверцу пикапа, он смотрит на верхушку кедра. — И что… что ты будешь с ними делать? Когда они?..
— Ден — я не знаю. Но семена могут пролежать тысячи лет.
Они встречаются вечером, на холме, выходящем на море. Отец и сын. Немало воды утекло. После этого часа вместе в новейшем окружении утечет еще больше.
Нилай-джи. Это ты?
Pita. Мы здесь. Сработало!
Старый попрошайка подходит к синекожему богу и машет. Бог стоит неподвижно.
Очень плохой звук, Нилай.
Я тебя слышу, пап. Не волнуйся. Тут только ты и я.
В голове не укладывается. Так прекрасно!
Это еще ерунда. Только подожди.
Синий бог сдвигается с места и запинается.
Только посмотри на свой костюм! Посмотри на меня!
Тебя хотел посмешить, Pita.
Бок о бок, неверными шажками, они идут вдоль утесов, о которые бьется океан. Уже давно, с тех пор, как отец уехал в клинику в далекой Миннесоте, такие прогулки вместе были невозможны. С самого раннего детства они так не гуляли, не беседовали друг с другом, когда слова торопились угнаться за их шагами.
Тут все такое большое, Нилай.
Есть еще. Намного больше.
И детальность! Как у тебя получилось?
Pita, это только начало, уж поверь.
Синий бог с трудом плетется к краю утеса.
Не может быть. Только посмотри. Волны!
Они стоят на вершине водопада, что обрушивается на побережье под ними. Вырезанные прибоем скалы торчат из песка, как сказочные замки. Бликуют литорали.
Нилай. Так красиво. Я хочу увидеть все! Они еще недолго идут по побережью, потом сворачивают от океана. А где мы? Что это за место?
Оно вымышленное, Pita.
Да, но знакомое.
Это хорошо!
Потом отец расскажет матери мальчика. Как его похитили в младенческий мир, до появления людей. Его дезориентируют туманный воздух и косой тропический свет. Коричневатый цвет песка и лазурное море, окружающие их кольцом сухие горы. Он щурится на зелень, такую буйную. Он никогда не обращал на растения особого внимания. Никогда не было времени их изучить. А теперь и не будет.
Они идут по тропинке вдоль стволов, что раскрываются огромными грубыми зонтиками против солнца.
Что это, Нилай? Твоя фантастика?
Словно палповые журналы сына так и собирают пыль в стопках под его детской кроватью.
Нет, Pita. Земля. Драконово дерево.
Они настоящие? Такие деревья — ив нашем мире?
Попрошайка улыбается и показывает.
Все основано на реальных событиях!
Синий бог наконец понимает: рыба в море, птица в воздухе, все, что ползает по этой искусственной Земле, — лишь грубые зачатки какого-то будущего убежища, спасения из исчезающего оригинала. Он подходит к одной из чудовищных древесных поганок.
И что здесь могут делать игроки?
У попрошайки вырываются незапланированные слова.
А что, по-твоему, они должны делать, пап?
А, Нилай, я вспомнил. Хороший ответ!
Попрошайка объясняет, как велика песочница. Человек может собирать травы, охотиться на животных, сажать поля, рубить деревья и вырезать доски, рыть глубокие шахты для добычи минералов и руды, вести торговлю и переговоры, строить хижины, и ратуши, и соборы, и чудеса света…
Они снова идут. Климат становится роскошней. В подлеске рыщут звери. Над ними кувыркаются стаи.
Когда придут люди?
В конце следующего месяца.
Понятно. Скоро!
Ты еще будешь здесь, пап.
Да, конечно, Нилай. Еще раз, как тут кивать? Синий бог учится кивать. Сколько еще предстоит узнать. И что будет тогда?
Тогда случится наводнение. Уже зарегистрировано пятьсот тысяч человек. Двадцать долларов в месяц. Мы рассчитываем еще на миллион.
Я рад, что могу посмотреть на все вот так. До людей.
Да. Только мы двое!
Начинающий Вишну запинается, поднимаясь по тропе. Теперь надо перейти горы. Покрытые лозами каньоны. Бог ненадолго замирает, сраженный окружением. Потом снова бредет по лесной тропинке.
Только четверть века, пап. С тех пор, как мы написали «Hello World». А кривая на графике все еще указывает прямо вверх.
На расстоянии двух тысяч миль, на скорости в несколько триллионов циклов на часах процессора — процессора, произошедшего от того, что помог собрать синекожий бог, — отец и сын вместе смотрят через горы и в будущее. Эта земля воплощенных желаний будет шириться без пределов. Она наполнится еще более богатой, дикой и удивительной жизнью после жизни. Карта разрастется до размеров своей модели. Но люди все равно будут голодными и одинокими.
Они идут по величественным грядам. Далеко внизу через джунгли, насыщенные зеленью, петляет старая широкая река. Синий бог останавливается и смотрит. Всю свою жизнь он тосковал по дому. Томление погнало его из деревни
