Правила игры в человека - Яна Листьева
Сошью себе пальто, говорит, сошью себе пальто цвета сожжённой кости вымершего животного, цвета следов обманчиво очаровательных лапок поперёк болотистой моховой кочки, цвета каждого несуществующего объекта в заданной точке пространства, обметаю края линейным временем, швом «вперёд иголку», закреплю на тройной узелок, на возвращение, на память, сошью себе пальто.
Сошью себе пальто, говорит, вставлю картон в нитяные рамки, надёжные, подвижные, никакому мечу не разрубить, никакой воде не расплавить, никакому огню не затушить слова моего, пламени дела моего, сошью себе пальто и буду ходить.
Сошью себе пальто, говорит, сошью себе пальто и буду ходить всюду: по стене дома и по стволу дерева, по каждой луже и по большой воде, по зимнему дыму из печных труб, когда ясно и дым вертикально вверх, когда пасмурно и он всюду, по морозу всеми его завитушками одновременно, и теми, которые на окнах, и теми, которые нет, по раскалённой жаре и вязкому асфальту, по границе между светом и тенью, по битым кирпичам и оконным стёклам, по обрывочным мыслям, которые никак не удержать в голове, по садовым скамейкам и тягучим струям выключенных сухих фонтанов, с дождём и ветром, со светом и тьмой везде и всегда я хожу, сошью себе пальто.
Сошью себе пальто, говорит, сошью себе пальто и буду ходить задавать вопросы, и называть каждое тем, чем оно является, петь песни буду, кричать шёпотом, громко и неразборчиво вслух бормотать на неизвестных мне языках, вспоминать их по ходу разговора и тут же забывать опять и указывать на неправильное, громко, громче всего указывать на неправильное и называть его так, чтобы видели и слышали не только те, кто смотрит и слушает, но и те, кто слышать ничего не хочет, те, кто мёртв и слеп услышат и увидят и будут в ярости требовать немедленно прекратить, но я не сдамся, не прекращу, сошью себе пальто и буду говорить.
Когда станут смотреть вслед и спрашивать, и останавливать и пытаться мешать, это кто, говорить будут, пытаться ухватить за полу будут, весело буду огрызаться «конь в пальто» и стряхивать с рукава и идти дальше называть всё, не останавливаясь лезть на дерево и крышу и трубу, не буду брать трубку, когда звонит телефон, не буду молчать и отвечать не буду и буду идти и стучать громко буду, кричать ласково, говорить буду с живыми, с огромными тёплыми тёмными сияющими буду, сошью себе пальто.
Сошью себе пальто, говорит, сошью себе пальто и буду быть.
Элизабет, Лиззи, Бетси и Бесс
Ирина шла по пустынному переулку, периодически сверяясь с картой, карта была отпечатана на тонкой, почти прозрачной бумаге, выгибалась пёстрым парусом на весеннем ветру и норовила перевернуться, чтобы окончательно спутать мысли Марины и сбить её с правильного пути, но Кристина каждый раз ловила карту в самый последний момент, припечатывала шлепком свободной ладони к ближайшей стене и в очередной, неизвестно какой по счёту раз сверяла название переулка на карте с табличкой на углу дома. Иногда названия совпадали, иногда нет, в таком случае Ольге приходилось крутить и переворачивать карту несколько раз, чтобы нашёлся нужный фрагмент, и потом ещё сверять нумерацию домов, чтобы убедиться, что идёт она в верном направлении, а не развернулась случайно обратно, пока ловила и удерживала карту.
Ветер был не то чтобы сильный, и даже наоборот, его лёгкие порывы приятно холодили кожу, разогретую уже почти по-летнему жарким солнцем, и, если бы не вечно норовящая выскользнуть из пальцев карта, Катерина бы даже получила удовольствие от этой короткой, в сущности, прогулки, но карта была, и надо было идти, поэтому она шла и сражалась с картой и ветром и снова шла, свернуть за угол, так, осталось совсем чуть-чуть.
За углом были цветы, неожиданно много, пёстро, душисто и сладко, Татьяна едва не задохнулась, угодив носом в огромный, выше её головы, цветущий куст, усыпанный белыми и лиловыми шарами соцветий, но устоять на ногах сумела и карту из рук не выпустила, сложила, как получилось, бесконечная гармоника развёрнутой бумаги у неё никогда не складывалась обратно по тем линиям и направлениям сгибов, что присутствовали в ней изначально, но сложить её всё-таки удалось, и Алла прижала пухлый невесомый ворох бумаги к своей груди, чтобы её не зацепили и не порвали ветки.
Выбравшись, наконец, из цветущих кустов, Виолетта тщательно отряхнула одежду и осмотрелась, снаружи цветы гораздо больше, чем изнутри походили на аккуратный городской треугольник озеленения на случайно уцелевшем клочке земли, не закатанном в бетон и пластик, и теперь стало очевидно, что вломилась она в эту невыносимую сладость не потому, что цветы поджидали её прямо за углом, как банда нахальных и ловких детишек, а потому, что шла Анна, уткнувшись носом в карту, сама не заметила, как угодила в кусты.
Алла развернула карту, встряхнула, расправила и довольно долго крутила в руках, пытаясь сообразить, с какой стороны она пришла, из какого из многочисленных переулков вынырнула и куда ей теперь следует идти, девушка, раздалось у неё над самым ухом, девушка, смотрите, у меня есть то, что просто обязано вам подойти!
Дальше на Полину надевали какое-то бесконечное платье, синее и зелёное и всё в чайных розах, карту она по-прежнему держала в руках и платье не надевалось, пока кто-то не выхватил карту у Карины из рук, ничего-ничего, убеждал её выхвативший, не волнуйтесь, она никуда не улетит, я сейчас вот тут её камешком, камешком её придавлю и она нам будет лежать смирно, и всё у нас получится сразу, и действительно: платье, наконец, закончилось и Алевтину подвели к зеркалу, почти полностью заклеенному какими-то старыми афишами и рекламными объявлениями о сдаче комнат и прогульщиках собак, так что рассмотреть в нём она могла только краешек подола и что-то в середине, кажется, это был рукав.
Ангелина вдохнула, покрутила плечами и головой, осматривая себя настолько, насколько это возможно без зеркала, впрочем, и без зеркала было очевидно, что платье Валентине совершенно не шло, этому платью требовался могучий торс и необъятный пышный бюст, которых у Василины отродясь не водилось, поэтому вырез декольте болтался где-то в районе её пупка. Книзу платье сужалось так, что невозможно было сделать ни шагу, и поворачиваться тоже, пожалуй, не стоило, подумала Дарья, услышав характерный треск рвущейся ткани где-то пониже пояса, и
